Открыть PDF
Звонок в редакцию
– Александр Сергеевич?
– Я вас слушаю.
– А я вам аплодирую. Вам и вашим замыслам затеять серьёзный разговор о риторике...
– Вот вы о чём...
– С тех пор как 1 января этого года директор издательства «Знание» закрыл серию «Риторика», я почти потерял надежду на то, что риторический, как вы выразились, вопрос в России будет в ближайшие годы поставлен. И вдруг – ваше интервью о дорогом мне предмете*. Ну и, видите, не удержался...
– С кем имею честь..?
– Простите, волнуюсь – сразу не представился, Пешков... Игорь Валентинович, редактор «Риторики» в отставке.
– Игорь Валентинович, похоже, нам есть о чём поговорить...
– Где и когда?..
Мы встретились. И поговорили. Пешков начал агрессивно (вот тебе и «аплодирую»!):
– ...Глубокая постановка проблемы, даже острая: договориться, чтобы не «карабахнуться». Но намёк на научное её решение не выдерживает, на мой взгляд, критики. К тому же любое решение проблемы в пределах небольшого журнального текста (при нынешней неразработанности риторических терминов) – не более чем профанация...
Тем паче славянофильское решение, уводящее вопрос из области плотной речевой практики в туманную область философских идеалов. Но даже и в этой туманности можно возражать и возражать: например, православная гомилетика повинна в октябрьских бедах страны ничуть не меньше, чем большевистская (вообще революционная) пропаганда. Большевики лишь сеяли содержательные (понятийные) семена, почву же подготовило православие...
– Есть такая интерпретация.
– Да, с точки зрения жанра речи церковная гомилетика и партпропаганда – родственные явления. Не дай бог, чтобы сейчас речевое влияние в обществе было кем бы то ни было монополизировано. Не дай бог всем нам занять привычную позицию паствы, которую, как известно, нужно резать или стричь, ибо тут уж безразлично, кто будет поводырём – благостный культурный батюшка или вовсе не благостный, бескультурный «старший брат».
– Не знаю, право, почему наш с Михальской диалог, спокойный, ровный диалог о риторике, вызвал столь энергичные выплески.
– А посмотрите, не совпадает ли описание словесного ритуала партийного съезда и других тоталитарных жанров в начале вашего диалога с описанием риторического идеала славянского, «иоанновского». Уж не ставите ли вы на него?! Ха! Тысячу лет эта очень идеальная фишка нас не спасала, а ныне спасёт! Я не собираюсь разворачивать полемику – хочется показать более серьёзные риторические игры общества...
– Риторика – игра?..
– Да, риторика не как схема или идеал, а как процесс живой истории есть речевая игра личностей (с безличностями или наоборот). Серьёзная речевая игра, не сводимая ни к формальным понятиям монолог-диалог, ни даже к бесконечно более глубоким бахтинским понятиям диалогичности-монологичности. Тем рискованнее выводить из софистической эристики некоторую западноевропейскую политическую конфронтационность, а из Владимира Мономаха – идеал благостно говорящего, незлобивого славянина. Всё это, извините, сусальная сказка, прикрытая, впрочем, благой целью «не карабахнуться».
– Какую сказку предпочитаете вы?
– То есть, что бы я мог предложить читателям «Социума»? То же, что и всему нашему социуму вообще. Некоторые риторические пролегомены. Иначе говоря – введение в современную риторическую ситуацию и одновременно введение в саму риторическую науку.
– Минуя древность и всю последующую историю? Нет, конечно?
– Конечно, нет. Вообще сказать что-либо существенное о современности вне истории (подчас очень древней, подчас довольно новой) невозможно. Это принципиально и для культурологического подхода к риторике. Без такого подхода риторика во все времена оказывалась просто управленческо-подавленческим инструментом.
Я бы предложил своего рода обучение риторике в разных (риторических же) жанрах и исторических срезах. Для начала обратимся к наиновейшей истории отечества в наипопулярнейшем жанре политического памфлета.
***
1 – Речь о беседе с филологом Анной Михальской «Согласие разногласного в «общем хоре жизни». «Социум» № 7 – 92 г.
Ещё в главе «Жизнь - слово - дело»:
Звонок в редакцию