Загадка бескорыстного обмана. Экскурс в недавнее прошлое
«Я ВАМ ЗВОНИЛ, У ВАС БЫЛО ЗАНЯТО...»
Говорят, со стороны виднее. В истинности этого утверждения мне пришлось убедиться в беседе с одним немецким профессором моральной философии. «Я заметил, – сказал тот в минуту откровенности, – что советские коллеги имеют странную привычку обманывать без нужды, без всякой пользы для себя. К примеру, наш общий друг Б. должен был написать письмо в фонд, который выделил для него стипендию, и не то что должен был, а просто приличие требовало от него сделать это.
Я как-то спрашиваю его, написал ли он письмо? Он мог вообще его не писать, мог написать позже, да и спросил я о письме из вежливости, чтобы продемонстрировать своё участие в его делах. Словом, совершенно спокойная, светская ситуация, допускавшая любой возможный ответ, во всяком случае ответы типа «знаете ли, никак не соберусь», «нет, пока не написал, но предполагаю в течение месяца написать», «а стоит ли вообще писать?» были бы вполне органичны.
Однако друг наш ответил просто: «да», а чуть позднее я, впрочем, совершенно случайно установил, что это не так. Он сказал неправду. Почему он так поступил? Аналогичный опыт был у меня с двумя другими коллегами. Пожалуй, расскажу ещё об одном случае.
.jpg)
Языковая общность. Автор рисунка: Л. Тишков
Мы договорились с профессором Т., который уже несколько лет работает у нас в Германии, что он выступит в нашем университете с лекцией (обращаю ваше внимание – по его просьбе). Однако за несколько дней перед лекцией он звонит мне и извиняется, что не может приехать по состоянию здоровья. Что поделаешь, болезнь – это судьба, я пожелал ему здоровья и выразил надежду на более благоприятное стечение обстоятельств в будущем.
Каково же было моё удивление, когда я узнал позднее, что именно в то самое время, когда он не смог приехать к нам «по болезни», он выступал с лекциями в другом немецком университете. Удивительное дело, почему он назначил лекции на одно и то же время в разных городах – он же всё-таки не Пифагор, который, согласно легенде, мог в одно и то же время быть в двух разных местах, – а уж если так случилось, то почему прямо не сказал об этом, чтобы совместно найти какое-то разумное решение? Странно.
Размышляя над этими случаями (был ещё один, которым я уж не буду вас утомлять), я стал склоняться к выводу: может быть, это не индивидуальная особенность тех конкретных лиц, с которыми мне пришлось иметь дело, а социально-типологическая черта? Что это за феномен бескорыстного обмана? Как вы думаете?».
Не зная, что ответить, я решил отшутиться, заявив: «Я ведь тоже являюсь советским человеком, и если речь идёт о социально-типологической черте, то логично предположить, что она присуща и мне. А если так, то, согласитесь, на роль эксперта я не гожусь. Вам, господин профессор, пришлось бы тогда решать парадокс лжеца». Проницательный и добродушный профессор рассмеялся, вполне оценив моё остроумие, но, похоже, жалеть меня не собирался.
«Если черпать удовольствие от одной только истины, то жизнь была бы невыносимо мрачной. Я поэтому придаю большое значение эстетической стороне дела. И с удовольствием послушаю ваше объяснение, которое, уверен, – с истинно аристократической вежливостью добавил он, – как всегда, будет удачным сплавом истины с красотой».
Тогда я предложил объяснение, отталкивающееся от одного из эпизодов «Исповеди» Жан-Жака Руссо. Руссо рассказывает о случае, когда он мальчиком, прилюдно призванный к ответу за совершённый им проступок (украл что-то), стыдясь признаться в этом, свалил вину на девушку, которую любил. Он солгал из-за чувства стыда. Есть такого рода обман, который инициируется моральными мотивами. «Обратите внимание, – продолжал я, обращясь к собеседнику, – и в ваших случаях, коллеги обманули для того, чтобы лучше выглядеть в ваших глазах.
В фактическом смысле, конечно, они обманывали, но в то же время они по-своему демонстрировали уважение к вам. Если вы скажете, что это очень странная форма демонстрации уважения, то мне будет трудно оспорить такое утверждение», – заключил я своё объяснение. Оно было, конечно, абстрактным и по отношению к своим соотечественникам очень щадящим.
.jpg)
Поцелуй меня – не отравишься!.. Автор рисунка: Р. Ореки
Вопрос, поставленный проницательным коллегой, стал занимать меня. Наблюдая уже пристрастным взглядом за собой и окружающими, перебирая жизненные впечатления, я установил поразительную точность наблюдения, сделанного немецким профессором. Действительно, обман и именно обман как бы на пустом месте, без давления обстоятельств, без желания извлечь пользу, обман из любви к искусству, просто обман вошёл в наши нравы, стал неписанной нормой, естественным состоянием.
Мне вспомнился случай с моим товарищем, который находился в Москве в командировке. Однажды он звонил домой жене из моей квартиры и на её вопрос, откуда он говорит, ответил, что из гостиницы. А в другой раз, разговаривая с ней же, но уже из гостиницы, на тот же вопрос, откуда он говорит, ответил, что из моей квартиры. Эпизод этот, конечно, анекдотичный, но по-своему показательный. Обман вмонтирован в нашу общественную коммуникацию.
Разве не имеют всеобщего характера ухищрения с телефонами («скажи, что меня нет дома», «я вам звонил, было занято» и т. п.)? Или объяснения, которые даются в связи с разного рода опозданиями («долго автобуса не было», «срочно вызвали по неотложному делу» и т. п.)? И так на каждом шагу. Мы, даже разговаривая друг с другом, решаем дополнительные, находящиеся за кадром задачи, объём которых превышает интеллектуальные нагрузки, вытекающие из непосредственного смысла произносимых слов и предложений. Мы стремимся понять, что говорит собеседник, но ещё больше мы заняты тем, чтобы расшифровать, что он скрывает; одновременно с этим мы лихорадочно в голове прокручиваем собственные события, прикидывая, как их переиначить, чтобы не попасть впросак и дать приличествующее складывающейся ситуации объяснение.
.jpg)
– Пойдем отсюда, голубчик палач! Этот мир погряз в меркантильности! Автор рисунка: В. Богорад
НАШ ОБМАН – САМЫЙ ПЕРЕДОВОЙ В МИРЕ
Откуда эта черта? Неужели в наших культурных генах закодирована психология подследственного – психология упреждающего недоверия и настороженности? Не хочется упрощать сложный феномен обмана. Но и мистифицировать его, целиком загонять в иррациональные глубины истории и человеческой психологии тоже не лучшее решение. Во всяком случае есть одна вполне ощутимая и очень важная линия детерминации, которая позволяет психологию обмана свести к его социологии и бытовую, повседневную ложь интерпретировать как отражение, реакцию на ложь государственную, политическую.
Большевистское руководство страны, принимая то или иное решение, всегда решало две разные задачи: во-первых, что делать и, во-вторых, что сказать (как, в какой форме, с какой полнотой информировать о принимаемом решении коммунистов, своих граждан, мировую общественность и информировать ли вообще). Сейчас стали известны документы, из которых явствует, что вожди революции в годы гражданской войны давали указания так организовывать расстрелы заложников, чтобы их можно было свалить на белые войска.
В первые месяцы Великой Отечественной войны, когда советские войска терпели сокрушительное поражение и враг оказался перед Москвой, выходили информационные киновыпуски, показывавшие, как мужественные красноармейцы наносили поражение фашистским войскам. Ещё один такого же рода пример, который приходит в голову. В 1963 году, после проведённого И. С. Хрущёвым «временного» повышения цен на ряд продуктов, в Новочеркасске произошли манифестации протеста рабочих, которые были подавлены самым беспощадным и кровавым образом.
Об этом событии официально не было ни слова. Однако через некоторое время партийный официоз газета «Правда» назвала Новочеркасск среди тех городов, трудящиеся которых особенно горячо поддержали мероприятия партии по повышению цен.
Это разграничение двух пластов политического поведения – самих действий и их интерпретации – имело совершенно определённый вектор: если логика действий определялась чувством реализма и целесообразностью, то их интерпретация не должна была выходить за рамки догм, согласно которым марксистская идеология является самой передовой, социализм развивается от успеха к успеху, народ горячо любит партию и поддерживает её политику и т. п.
Разумеется, приукрашивание собственных действий не является изобретением большевиков. Оно свойственно любой власти, любому обществу, как, впрочем, и любому человеку.
Однако такое нарочи́тое, абсолютно не считающееся с реальностью приукрашивание, которое практиковалось советской властью, – явление по-своему уникальное и, быть может, единственное в этом роде. Достаточно сказать, что такие вековечные и массовые общественные пороки, как воровство или пьянство, интерпретировались в качестве пережитков прошлого и следствия внешнего буржуазного воздействия.
Идеологическая предзаданность официального общественного сознания превращала страну в поле чудес, где всякое поражение оборачивается победой, глупость – мудростью, зло – добром, а люди зачаровываются таким странным образом, что не говорят о том, что видят, а видят то, о чём им говорят. Бывает, что жёны считают своих мужей-неудачников гениями и как раз в их неудачах и очевидной заурядности усматривают несомненное свидетельство их гения; ещё чаще матери склонны боготворить своих детей. Ослепляться могут, однако, не только индивиды, но и целые общества. Для советской системы была характерна очень высокая, предельная степень ослепления.
ВО СПАСЕНЬЕ ЛИ ЛОЖЬ?
Неверно думать, будто перестройка и последующие перемены расколдовали общество. Если брать степень расхождения официальной интерпретации государственной политики и её реального смысла, то духовная ситуация при всей обретённой свободе слова остаётся такой же фальшивой и лицемерной, какой она была в период жестокой идеологической монополии.
Достаточно сказать, что «ориентация на общечеловеческие ценности» поставила страну на грань национальной катастрофы, «приобщение к европейской цивилизации» обернулось усиливающимися тенденциями к изоляционизму, «введение рыночных отношений» привело к разгулу преступности и распаду производства. Изменились формы и механизмы трансляции обмана и самообмана в обществе, но не общая атмосфера лжи. В чём-то ситуация стала ещё более жалкой и безнадёжной, ибо к большой лжи, инспирируемой идеологическими догмами, добавилось высвеченное гласностью мелкое жульничество государственных деятелей.
Чего стоят, например, жалкие ухищрения бывшего президента, нарочито путавшего факты и даты, чтобы снять с себя ответственность за определённые события, или безответственность нынешнего, который сегодня может утверждать одно, а на следующий день нечто совершенно противоположное, который может дать вполне конкретное обещание и не выполнить его, не считая себя при этом обязанным хоть как-то объясниться.
Словом, атмосфера нашей публичной жизни была и остаётся атмосферой лжи, притом в такой степени, что именно обман и самообман являются позитивными состояниями, нормой существования. И, разумеется, разлитый на поверхности общества яд проникает также в его ткани – повседневные привычки, быт, нравы, психологические структуры поведения.
Если когда-нибудь социолог воспроизведёт механизмы и конкретные формы идеологической алхимии современного общества, а психолог – идейной алхимии нашего современника, то эти две схемы вряд ли полностью наложатся одна на другую. Однако с большой вероятностью можно предположить, что между ними будет большая степень подобия. Когда человек попадает под дождь, то он мокнет. Если он оказывается под дождём долгое время, то промокает до нитки.
Никакие ссылки на объективную среду не могут служить оправданием индивидуальных пороков. Человек может и имеет обязанность сохранять нравственное достоинство в любых обстоятельствах. И тем не менее, возвращаясь к подмеченной немецким коллегой социально-типологической черте, следует сказать: при сопоставлении деформированности поведения индивидов с мерой лживости политической среды их обитания приходится удивляться не столько тому, что им свойственна склонность к обману, сколько тому, что она не разъела окончательно их души.
Салам Гусейнов
Ещё в главе «Просвещение - личность - общество»:
Мы свободные граждане нашей мечты
«Авось» как движущая сила истории. К философии случая
Загадка бескорыстного обмана. Экскурс в недавнее прошлое