«Высветлить человека во всех силах его». Просвещение по Николаю Гоголю
Петр открыл ход русским в Европу просвещенную, развитую, получившую гражданственность.
Он сделал пользу: бери и забирай все лучшее, что там ни есть готовое, пополняй, чего недостает. Но русский народ невоздержан. Он перешел границы всего и впал в крайность. Жадно он схватился за всё, что нужно и не нужно. Втянувшись в разветвления роскоши и бесчисленную мелочь, позабыл совершенно, что есть в своей земле; восхитившись оригинальностью и странностью европейского быта, задумал перенести его к себе, точно как будто возможно позабыть, что Европа развилась оттого так, что развилась из своих начал.
На Европу нужно было глядеть не породнившись, не обессилев. Если дом уже состроен по одному плану, нельзя ломать его. Можно украшения убрать, отлично сделать всякой уголок по-европейски. Но ломать капитальные стены строения – это нелепость, это почти то же, что поправлять дело рук Божиих. От этого произошло, что собственно русское в России мало подвинулось, несмотря на 100 лет беспрерывных подправок, переделок, хлопот и возни.
В науках, в искусстве, в образе жизни, а пуще всего в голове русского человека произошло хаотическое смешение всего. Все пробы заведений, чем далее тем более, становились неудачны, оттого русский чем более входил в европейскую жизнь, тем более позабывал свою землю и тем менее мог знать, что ей более прилично. От этого все прививки были неудачны, не принимались.
Хозяйство не ушло вперед. Множество переводных книг о земледелии, о всех отраслях садоводства спутали хозяев. Каждый переломал, перековеркал всё у себя и ничего не установил нового. Те, которые поумнее, перепробовав все, возвратились вновь к прежнему простому первобытному, близкому к природе той земли, в которой он родился. Земля стала еще бесплоднее, потому что никогда в России не было вырублено столько леса, как в это время ломок, перестроек, вечных переправок и переделок. Оттого засухи стали сильнее. Высохнувшие реки стали меньше разливаться и орошать поля.
Страсть к обезьянству стала так велика, что мы готовы завести железные дороги прежде, чем подумали, откуда взять топлива.
Науки не делали своего дела уже потому, что отвлеклись от жизни, набили головы множеством терминов, увлекли их в философию, стали решать на бумаге то, что совершенно разрешалось в жизни, приучили к строенью воздушных замков, и сделали людей неспособными к практическому делу, и нынешним громоздом (куча негодных вещей) своим утрудили ум и способности, и стали вмешиваться в жизнь... Множество комиссий, комитетов увеличило сложность, упавшую тяжёлым бременем. Посреди всего этого всякое чувство экономии потерялось. Трата денег страшная.
Да не испугает тебя никакая нестройность того, что бы ты ни встретил. Есть примиритель всего внутри самой земли нашей, который покуда ещё не всеми виден, – наша Церковь. Уже готовится она вдруг вступить в полные права свои и засиять светом на всю землю. В ней заключено все, что нужно для жизни истинно русской, во всех ее отношениях, начиная от государственного до простого семейственного, всему настрой, всему направленье, всему законная и верная дорога.
По мне, безумна и мысль ввести какое-нибудь нововведенье в Россию, минуя нашу Церковь, не испросив у нее на то благословенья. Нелепо даже и к мыслям нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда не окрестит их она светом Христовым. Увидишь, как это вдруг и в твоих же глазах будет признано всеми в России, как верующими, так и не верующими, как вдруг выступит всеми узнанная наша Церковь.
Была на то воля Промысла, чтобы непостижимая слепота пала на глаза многих. Когда разбираю пристально нить событий мира, вижу всю мудрость Божию, попустившую временному разделенью Церквей, повелевшую одной стоять неподвижно и как бы вдали от людей, а другой – волноваться вместе с людьми; одной – не принимать в себя никаких нововведений, кроме тех, которые были внесены святыми людьми лучших времён христианства и первоначальными отцами Церкви, другой – меняясь и применяясь ко всем обстоятельствам времени, духа и привычек людей, вносить все нововведения, сделанные даже порочными несвятыми епископами; одной – на время как бы умереть для мира, другой – на время как бы овладеть всем миром; одной – подобно скромной Марии, отложивши все попеченья о земном, поместиться у ног Самого Господа, затем чтобы лучше наслушаться слов Его, прежде чем применять и передавать их людям, другой же, подобно заботливой хозяйке Марфе, гостеприимно хлопотать около людей, передавая им ещё не взвешенные всем разумом слова Господни.
.jpg)
Благую часть избрала первая, что так долго прислушивалась к словам Господа, вынося упреки недальновидной сестры своей, которая уже было осмелилась назвать ее мертвым трупом и даже заблудшей и отступившей от Господа. Нелегко применить Слово Христово к людям, и следовало ей прежде сильно проникнуться им самой. Зато в нашей Церкви сохранилось всё, что нужно для ныне просыпающегося общества.
В ней кормило и руль наступающему новому порядку вещей, и чем больше вхожу в неё сердцем, умом и помышленьем, тем больше изумляюсь чудной возможности примирения тех противуречий, которых не в силах примирить теперь Церковь Западная.
Западная Церковь была ещё достаточна для прежнего несложного порядка, еще могла кое-как управлять миром и мирить его с Христом во имя одностороннего и неполного развития человечества. Теперь же, когда человечество стало достигать развития полнейшего во всех своих силах, во всех свойствах, как хороших так и дурных, она его только отталкивает от Христа: чем больше хлопочет о примирении, тем больше вносит раздор, будучи не в силах осветить узким светом своим всякий нынешний предмет со всех его сторон.
Все сознаются в том, что этим самым введеньем в себя множества постановлений человеческих, сделанных такими епископами, которые еще не достигнули святостью жизни своей до полной и многосторонней христианской мудрости, она сузила взгляд свой на жизнь и на мир и не может обхватить их. Полный и всесторонний взгляд на жизнь остался на ее Восточной половине, видимо, сбереженной для позднейшего и полнейшего образования человека. В ней простор не только душе и сердцу человека, но и разуму, во всех его верховных силах; в ней дорога и путь, как устремить все в человеке в один согласный гимн верховному существу.
.jpg)
«Свет Христов освещает всех!»
Друг, не смущайся ничем! Если бы седмерицею крат были запутанней внешние обстоятельства – все примирит и распутает наша Церковь. Уже каким-то неведомым чутьем даже наши светские люди, толкающиеся среди нас, начинают слышать, что есть какое-то сокровище, от которого спасенье, – которое среди нас и которого не видим. Блеснет сокровище, и на всем останется блеск его. И время уже недалеко. Мы повторяем теперь бессмысленно слово «просвещение». Даже и не задумались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас.
Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всегда насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду ее окружавшие, и знает, зачем произносит.
Недаром архиерей, в торжественном служении своем, подъемля в обеих руках и троесвешник, знаменующий Троицу Бога, и двусвешник, знаменующий Его сходившее на землю Слово в двойном естестве Его, и Божеском и человеческом, всех ими освещает, произнося: «Свет Христов освещает всех!». Недаром также в другом месте служенья гремят отрывочно, как бы с Неба, вслух всем слова: «Свет просвещенья!» – и ничего к ним не прибавляется больше.
Н. В. Гоголь. Духовная проза.
М., Русская книга, 1992
Ещё в главе «Времена - народы - мир»:
«Высветлить человека во всех силах его». Просвещение по Николаю Гоголю
Русские космополиты. Подвальные очерки. К смерти созревший
Коллективное мнение о русском просвещении. Игра в ответы и вопросы в кругу старых знакомцев