Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум» №25. 1993 год

Встретиться и улыбнуться друг другу

Автор фото: С. Федоренко
Автор фото: С. Федоренко

Татьяна Касаткина

Автор материала: Татьяна Касаткина

Совершенно неожиданно, разговаривая с хорошо образованными людьми по поводу «Сна смешного человека» Фёдора Достоевского, я услышала: «Вы говорите о необходимости преодолеть свою «самость», но ведь Достоевский настаивал на высшем развитии личности».

И впервые поняла, что, действительно, существует для многих ещё такая неотчётливость понятий, такое смешение «личности» и «самости». И, оказывается, на призыв к ограничению собственной самости можно ответить декларацией свобод личности. С тем же, что разграничение этих понятий сегодня совсем не отвлечённый философский вопрос, наверное, согласится каждый.

В чём истоки такого смешения (или, точнее, упорства в этом смешении)? Это видно из крайних точек, между которыми располагается сегодняшняя публицистика (есть, конечно, голоса, которые говорят как раз о другом, но их не понимают и отвечают им так, как будто они тоже между этими точками). Эти две точки – социум и личность. Принадлежностью социума считается любая объединяющая идея.

Сторонники личности зовут разойтись по кухням, удовольствоваться локальностью своего бытия, не стремиться ни к какой социальной общности. Мы знаем, как плохо было личности в коллективе. Но теперь мы уже начинаем понимать, что личности плохо и на кухне (теперь, когда кухня уже стала символом частности и уединения вместо недавнего символа общности). Личности там, оказывается, одиноко, она начинает ощущать некоторую затерянность, некоторую необязательность собственного существования. А это личности противопоказано (1).

Надо же так волочиться!

Надо же так волочиться!

Самость отличается от личности уже тем, что такой необязательности она просто не в состоянии ощутить. Самость – от «сам», «самый» – во-первых, утверждает свою самостоятельность (в смысле самообоснованности) и отдельность, и, во-вторых, – превосходство (самый-самый-самый...). Самость особенно-то не будет ущемлена и в коллективе, ведь там вполне можно сохранить свою отграниченность и превосходство, ибо эти качества совсем не предполагают исключительности, напротив, они предполагают как раз включительность. Иными словами, для того чтобы быть самым-самым-самым..., нужно, чтобы другие были как ты, но только похуже. То есть нужна общая основа для сравнения, включённость в общий ряд.

Самость не затоскует на кухне, ибо для неё место, где она находится, – центр мироздания, и она-то уж постарается заставить мироздание вертеться именно вокруг этого центра. Да и некогда тосковать, надо быть самым-самым (раньше это значило одно, теперь – другое, но сущность самости от этого не изменилась).

Личность (лик, лицо, облик...) как раз и обладает исключительностью. Собственно, личность – это именно исключительное в человеке, то, что свойственно лишь ему одному. Мы знаем о ранимости личности, об уязвимости непохожести. Но ведь это свидетельствует как раз об отсутствии отграниченности.

Уязвимое место – место незащищённое, открытое, место, где границы отсутствуют, вход, проход. Личность в человеке – то, что больше всего страдает от одиночества. И это так понятно, ведь именно до тех пор, пока человеческие качества повторимы, люди могут быть самодостаточными (и взаимозаменяемыми!). Именно личность разбивает иллюзию взаимозаменяемости, но она же и тоскует, требуя включённости, указывая на необходимость общности (именно в силу своей исключительности, ведь этого больше нигде нет!).

Но вот опять вопрос: включённости куда? Если истинна альтернатива, коллектив – обособленное существование, если третьего не дано, то личность в каждом из нас обречена на страдание, а главное – на сознание своей никчёмности, ненужности. Потому что личность (в отличие от торжествующей самости) не может найти обоснование ни в себе самой, ни в объединяющей идее. И абсолютную ценность личности невозможно установить, исходя из того или другого.

Ибо в первом случае она – уникальный, но единственный осколок – и неизбежно обречена на уничтожение, а во втором случае она и вовсе – лишнее, нечто необязательное (можно оставить, если не мешает объединяющей идее, но если вдруг помешает...).

Но альтернатива коллектив – обособленное существование неистинна.

Есть третий подход к личности с точки зрения возможности, всеохватности, когда значение абсолютной ценности получает не «я» и не «социум», но мир и обязательно – весь мир. Личность и есть то, что входит как неповторимая часть во всеобщность мира. Личность – то есть уникальность каждого – то, без чего нет возможности состояться этой всеобщности, этой целостности. Это то, без чего не будет целого мира. То есть не будет целого мира, а будет мир ущербный, лишённый какой-то своей части. А поскольку все части неповторимы, не взаимозаменяемы, то мир будет ущербным навеки.

Только так устанавливается абсолютная ценность личности. И только в этой включённости в целое личности хорошо, ибо это её место. И именно этой включённости препятствует самость, заставляя занимать не то единственное, тебе свойственное место, а самое-самое, заставляя вступать в борьбу с тем, с чем личность ищет любовного единения, заставляя чувствовать себя не незаменимой частью целостности (где каждая часть незаменима), но бегуном на дорожке, в конце которой пьедестал – и только три места, а остальные окажутся за бортом.

Автор рисунков: Н. Радлов

Самость и личность – не просто разные понятия и явления. Это понятия и явления противоположные. И если самость – это то, что можно и должно ограничивать и преодолевать в себе, для того чтобы дать возможность существовать личности (прежде всего своей же), то личность нельзя ограничивать (по самой её природе она стремится, чтобы не было границ между ней и другими), ею нельзя поступиться и, понятно, не только ради себя. В этом другой – ограничительный – смысл второй евангельской заповеди: люби ближнего своего как самого себя – не меньше, но и не больше.

Это не такое уж ненужное, как может показаться, ограничение. Мы как-то не умеем соблюдать меру (а это именно мера), мы уж или любим меньше, подминая другого под себя, сламывая его личность в угоду своей самости, или уж больше – и тогда готовы отказаться от всего в себе, и от того, от чего можно отказываться, и от того, от чего отказываться нельзя ни в коем случае – в угоду самости любимого.

Но здесь нам сказано, что любящий и любимый, и каждый вокруг нас – равноценны, ибо их ценность бесконечна для всех, для общей целостности бытия. А больше самого себя можно любить только Бога, ибо он не требует отказа от себя, то есть от личности своей, а наоборот, для Него нужна развившаяся в высшей степени личность, ибо Он – основа и осуществление целостности – как и она, личность.

Отсюда понятно и то, что личность не может ущемлять другую личность – они могут не совпадать, не ложиться рядом, как осколки с разных краёв блюдца, но это значит только то, что они и не должны быть вместе, а только – встретиться и улыбнуться друг другу.

Недодиоген

Недодиоген

***

1 – Чтобы не допустить логической ошибки подмены понятия, оговорюсь: до этого момента слово «личность» употреблялось в своём значении, синонимичном значению слова «индивид». Далее я буду употреблять это слово в значении, примерно синонимичном значению слова «индивидуальность».

Ещё в главе «Человек - общество - природа»:

Встретиться и улыбнуться друг другу

Живое и мёртвое на дереве жизни

Наше свято место отныне пусто...