Воля к мёртвому. Клинический прототип потенциальных фюреров
Некрофилия в характерологическом смысле может быть описана как страстное влечение ко всему мёртвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Это страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто механическому. Это стремление расчленять живые структуры.
Я попытаюсь вскрыть корни некрофилии Гитлера и показать, как на различных этапах жизни этого человека складывались условия, направлявшие его развитие по этому руслу.
Уже на первом году обучения в средней школе он успевал настолько плохо, что вынужден был остаться на второй год. Затем каждый год он сдавал дополнительные экзамены, чтобы быть переведённым в следующий класс. Весьма символичный случай произошёл в конце его последнего школьного года. Получив табель с оценками, он пошёл с одноклассниками выпить вина, а вернувшись домой, обнаружил пропажу документа. Пока он размышлял, какое придумать оправдание, его вызвали к директору школы.
Оказалось, что табель был найден на улице: он использовал его в качестве туалетной бумаги. Даже если допустить, что он был более или менее пьян, такое поведение – символ его ненависти и презрения к школе.
Если бы неудачи в школе были действительно связаны с неинтересными предметами, он бы сосредоточился на том, что его волновало больше всего. Однако он плохо успевал даже по немецкой истории, вызывавшей у него неподдельный энтузиазм. Хорошие оценки он получал только по рисованию, но здесь у него был несомненный талант, и поэтому ему не требовалось усилий. Позднее он оказался неспособен упорно работать в области, которая, пожалуй, интересовала его более всего, – в архитектуре. Он мог совершать усилия только эпизодически, импульсивно, под давлением неотложных потребностей или страстей. Он не испытывал никакого интереса к окружающим его людям – отцу, матери, братьям, сестре.
Единственное, что вызывало у него устойчивый и страстный интерес, это игры... в войну, в которых он был заводилой и лидером. Но если для мальчика девяти, десяти и даже одиннадцати лет это было в порядке вещей, то для ученика средней школы участие в таких играх приобретало уже странный оттенок. Игры эти питали его нарциссизм и, что крайне важно, перемещали центр его жизни в область фантазии, всё более отвлекая его от действительности – от реальных людей, реальных достижений и реальных знаний.
Не будучи в силах изменить реальность, он был вынужден подменить её и отвергнуть. Он подменил её, обвинив учителей и отца в том, что они стали причиной его неудач, и вообразив, будто его провал в школе явился выражением стремления к свободе и независимости. Мечтая о карьере великого художника, он не прилагал никаких усилий для достижения своей цели. Провал в школе был первым поражением и унижением Гитлера.
Приехав в Вену, Гитлер вскоре наведался в Академию художеств и записался на ежегодный экзамен. Он не сомневался, что будет принят, но провалился: пройдя первый тур, срезался на втором... Вторично пытаясь поступить в Академию, он не был допущен даже к первому экзамену. Нарциссические личности, как правило, не могут оправиться после поражения. Из-за свойственного им разрыва между внутренней, субъективной, и внешней, объективной, реальностью, всякая неудача выливается у них в психоз. Но есть один выход, открытый лишь для наделённых особыми дарованиями, – изменить реальность, воплотив свои грандиозные фантазии.
Чаще всего это оказывается возможным для политических лидеров в периоды общественных кризисов. Обладая способностью увлекать за собой массы, они могут привести реальность в соответствие со своими мечтами. Нередко демагог, стоящий по эту сторону границы, за которой уже начинается психоз, спасает себя от безумия, заставляя считать «нормальными» идеи, которые ещё вчера расценивались как «бред».
Начало Первой мировой войны было для него подарком судьбы. Он уже не мог далее скрывать от самого себя свою несостоятельность как художника. Война избавила его от унижения и подарила ему чувство законной гордости собственным героизмом. Гитлер был хорошим солдатом. Он получал боевые награды за храбрость. Его любило начальство. Он не был более отщепенцем. Это был герой, сражавшийся за Германию, защищавший и прославлявший её своими ратными подвигами, ибо как солдат он отстаивал ценности национализма. Теперь он мог всецело отдаться всю жизнь терзавшим его страстям – быть разрушителем и победителем.
До сих пор Гитлер как бы поднимался по ступенькам неудач: нерадивый учащийся, исключённый из средней школы, провалившийся на экзаменах абитуриент, изгой, отлучённый от своего класса, неудавшийся художник – каждое поражение всё глубже ранило его, всё больше его унижало. Война как будто положила конец полосе его неудач, но она закончилась поражением немецкой армии и победой революции. Это позволяло забыть о личных неудачах. Не он пал и был втоптан в грязь, но – Германия. Месть за Германию была бы личной местью. Спасение Германии было бы личным спасением. Смывая позор Германии, он смывал свой собственный позор. Теперь он знал свою цель: стать великим демагогом. Не художником, нет. Он нашёл иную область, где у него был подлинный дар и где он мог по-настоящему рассчитывать на успех.
Даже если бы Гитлер умер в 1933 году, его, по всей видимости, уже можно было диагностировать как некрофила, – на основе детального изучения его личности. Главными объектами разрушения были для Гитлера города и люди. Тот же самый человек, который с энтузиазмом обсуждал проекты новой Вены, Линца, Мюнхена и Берлина, хотел разрушить Париж, сравнять с землёй Ленинград, а в конце концов уничтожил и всю Германию.
Крайним выражением мании разрушения зданий и городов стал изданный в сентябре 1944 года приказ, провозглашавший «тактику выжженной земли». В нём говорилось, что прежде чем враг оккупирует Германию, «всё, абсолютно всё, что связано с поддержанием жизни, должно быть уничтожено».
Плакат А. Житомирского
Главными кандидатами на физическое уничтожение были евреи, поляки и русские. Гитлеру казалось, что евреи отравляют арийскую кровь и арийскую душу. Чтобы понять, как это чувство связано со всем его некрофильским комплексом, обратимся к другой, казалось бы совершенно не связанной с этим «заботе» Гитлера, – к сифилису.
Он пишет: «Наряду с политическим, этическим и моральным заражением, которому люди подвергаются уже много лет, существуют не менее ужасные бедствия, подрывающие здоровье нации. Сифилис, особенно в больших городах, распространяется всё шире и шире, в то время как туберкулёз снимает свою жатву смерти уже по всей стране».
В действительности это было не так. Ни туберкулёз, ни сифилис не представляли угрозы таких масштабов, которые пытается приписать им Гитлер. Но это типичная фантазия некрофила: боязнь грязи, отравы и тех опасностей, которые они в себе несут. Перед нами – выражение некрофильской установки, заставляющей рассматривать окружающий мир как нечистое и опасное место. Ненависть Гитлера к евреям имела ту же природу. Инородцы ядовиты и заразны, как сифилис. Следовательно, их надо искоренять.
Было бы ханжеством считать его военную политику чем-то из ряда вон выходящим в сравнении с тем, что делают лидеры других сильных держав. Но в случае Гитлера поражает несоответствие между разрушениями, которые проводились по его прямому приказу, и оправдывавшими их целями.
Многие его действия, начиная с уничтожения миллионов евреев, русских и поляков и кончая распоряжениями, обрекавшими на уничтожение немцев, нельзя объяснить стратегической целесообразностью. Это, без сомнения, результаты снедавшей некрофила страсти к разрушению. Гитлер ненавидел евреев, но одновременно он ненавидел и немцев. Он ненавидел человечество, ненавидел саму жизнь.
***
Когда Гитлера убеждали посетить Англию, был упомянут Генрих VIII. Гитлер оживился: «Шесть жён – хм, шесть жён – неплохо, и двух из них он отправил на эшафот. Нам действительно стоит поехать в Англию, чтобы пойти в Тауэр и посмотреть на место, где их казнили». И действительно, это место казни заинтересовало его больше, чем вся остальная Англия.
Когда потенциальный фюрер покажет своё истинное лицо – будет поздно!
Рисунок из мюнхенского журнала «Juqend». Февраль, 1915 г.
Характерны любимые шутки Гитлера. Он был вегетарианцем, но его гостям подавали обычную еду. При виде мясного бульона он заводил речь о «трупном чае»; по поводу раков рассказывал об умершей старушке, тело которой бросили в речку для приманки; увидев угря, объяснял, что они лучше всего ловятся на дохлых кошек. На лице Гитлера постоянно сквозила брезгливая гримаса, словно он принюхивался к неприятному запаху. Она хорошо различима на многих его фотографиях.
Он упорно вытеснял из своего сознания стремление к разрушению, избегая глядеть в лицо подлинным мотивам своих действий. Он перестал есть мясо после самоубийства своей племянницы и любовницы Гели Раубаль. Событие это вызвало у него острое чувство вины. Он держал её взаперти, был необычайно ревнив и в то же время с увлечением ухаживал за Евой Браун.
После смерти Гели он впал в депрессию и устроил своеобразный поминальный культ: её комната оставалась нетронутой, пока он жил в Мюнхене, и он посещал её каждое Рождество. Отказ от мясной пищи был несомненно искуплением вины и доказательством его неспособности к убийству. Возможно, тем же объясняется и его нелюбовь к охоте. Он никогда не присутствовал при убийствах или казнях. (Рем знал, о чём говорит, когда перед смертью просил, чтобы его застрелил сам фюрер.) Генералам не удалось убедить его совершить поездку на фронт. Страх увидеть мёртвые тела был защитной реакцией: на самом деле он боялся осознать свою страсть к разрушению.
В конце жизни, предчувствуя наступление своего последнего поражения, Гитлер уже более не мог подавлять страсть к разрушению. Это видно по его реакции на груду мёртвых тел руководителей неудавшегося заговора генералов в 1944 г. Человек, который ещё недавно не мог выносить вида трупов, теперь пожелал посмотреть фильм о пытках и казнях генералов, где были сняты их тела в тюремной одежде, висящие на крюках с мясокомбината. Фотографию этой сцены он поставил на свой письменный стол. Его угроза в случае поражения разрушить Германию начинала действовать...
Как-то в одной фразе он выразил и свой садизм, и свою некрофилию: «Всё, чего они (массы) хотят, это чтобы победил сильный, а слабый – был уничтожен или безжалостно подавлен». Садист сказал бы просто: подавлен. Только некрофил мог потребовать истребления.
Он интересовался только собой, своими желаниями, своими мыслями. Он мог до бесконечности рассуждать о своих идеях, своём прошлом, своих планах. Мир был для него реальным лишь в той мере, в какой он являлся объектом его теорий и замыслов. Он всегда знал всё лучше других. Такая уверенность в собственных идеях и построениях указывает на развитую форму нарциссизма.
Геббельс велел сделать для себя звукозапись некоторых речей Гитлера и каждый раз, когда Гитлер к нему приходил, проигрывал ему эти речи. Гитлер падал в огромное мягкое кресло и наслаждался звуками собственного голоса, пребывая как бы в состоянии транса. С нарциссизмом у Гитлера связано полное отсутствие интереса к кому-либо или чему-либо, кроме того, что служило ему лично.
На протяжении всей жизни рядом с ним не было никого, кто мог бы с полным основанием считаться его другом. Гитлер однажды сказал, что когда он отойдёт от дел, его вскоре забудут. «Кроме фрейлейн Браун, я никого с собой не возьму. Только фрейлейн Браун и собаку. Я буду одинок». Его друзьями были собака и женщина, которых он никогда не любил и не уважал, но держал у себя в подчинении.
Женщин, к которым Гитлер проявлял интерес, можно разделить на две категории по их социальному статусу:
1. Респектабельные женщины, то есть богатые, занимающие высокое положение в обществе, или известные актрисы; они его волновали, ими он восхищался издалека. Нет свидетельств, что у него был с кем-нибудь из них роман. По отношению к этим женщинам Гитлер вёл себя как выпускник школы танцев на прощальном вечере.
2. Женщины, стоящие ниже его на социальной лестнице, например, Гели Раубаль или Ева Браун. Их он не уважал. Они ему подчинялись. С женщинами этого типа он, судя по всему, обычно вступал в связь.
В чёрной чертовне паучьих знаков... (А. Галич)
Автор рисунка: В. Фёдоров
Гели Раубаль говорила своей подруге: «Мой дядя чудовище. Невозможно представить, чего он от меня требует!» Гитлера шантажировали порнографическими рисунками, на которых он изобразил Гели в таких положениях, «которые отказалась бы принимать любая профессиональная натурщица». Гитлер распорядился выдать требуемую сумму, но не позволил уничтожить рисунки. Они хранились затем в его сейфе в Коричневом Доме. Никто не знает, что на них было изображено, но вряд ли это была просто обнажённая Гели, ибо в Мюнхене 20-х годов такой сюжет не мог быть достаточно компрометирующим.
Вероятно, сюжеты рисунков были связаны с какими-то извращениями и сексуальные наклонности Гитлера носили ненормальный характер. Как минимум, можно быть уверенным, что с женщинами, стоявшими ниже его, сексуальные отношения складывались по анально-садистскому типу, а с женщинами, вызывавшими его восхищение, – по мазохистскому.
Примечательно, что многие женщины, испытавшие близость с Гитлером, покончили или пытались покончить жизнь самоубийством: Гели Раубаль, Ева Браун (дважды), Рене Мюллер, Юнити Митфорд и ещё несколько более сомнительных случаев. Трудно удержаться от замечания, что страсть Гитлера к разрушению распространялась и на них.
Был ли Гитлер талантлив? К числу его очевидных способностей относилось умение влиять на людей, убеждая их в чём-либо, то, что обычно называли его магнетизмом, источником которого, по мнению большинства, были его глаза. У людей с сильно развитым нарциссизмом часто наблюдается специфический блеск в глазах, создающий впечатление сосредоточенности, целеустремлённости и значительности как бы не от мира сего.
Ещё одним фактором, объясняющим суггестивные способности Гитлера, была уверенность в своих идеях, свойственная всякой нарциссической личности. К тому же у него был дар упрощённого толкования. Его речи не были перегружены тонкостями интеллектуальных или моральных суждений. Он брал факты, подтверждавшие его тезисы, грубо лепил их один к другому и получал текст, вполне убедительный, по крайней мере, для людей, не отягощённых критической способностью разума.
Обращаясь к студентам, он бывал спокоен и рассудителен. Одна манера речи предназначалась у него для общения с грубоватыми старыми мюнхенскими дружками, другая – для разговора с немецким принцем, третья – для бесед с генералами.
Говоря о способности Гитлера оказывать воздействие на людей, нельзя пройти мимо его приступов гнева. Ярость его была при этом совершенно подлинной, не наигранной, ибо её питала настоящая ненависть и страсть к разрушению, которым он давал свободно излиться в какой-то момент своей речи. Именно подлинность делала его гневные тирады столь убедительными и заразительными.
«Виноват Гитлер!» Плакат А. Житомирского
Анализируя личность Гитлера, мы обнаружили в ней ряд сугубо патологических черт: ярко выраженный нарциссизм, неконтактность, нарушение восприятия реальности и тяжёлую некрофилию. Можно не без оснований заподозрить у него наличие психопатических, а возможно, и шизофренических качеств. Но означает ли это, что Гитлер был сумасшедшим? Ответ на такой вопрос, я думаю, должен быть отрицательным. Нет сомнения, если бы Гитлер предстал перед судом, даже самым беспристрастным, его бы ни за что не признали невменяемым.
Я хотел указать на распространённое заблуждение, которое не позволяет нам распознавать в своей среде потенциальных фюреров до того, как они покажут нам своё настоящее лицо. Мы почему-то считаем, что порочный, склонный к разрушению человек должен быть самим дьяволом и выглядеть как дьявол. Такой человек находится на грани безумия или, что в принципе то же самое, является моральным уродом.
Пока мы не откажемся от лубочного представления о пороке, мы не научимся распознавать реальное зло. Не исключено, что среди нас живут сотни потенциальных фюреров, которые смогут прийти к власти, если пробьёт их исторический час.
Эрих Фромм
Из журнала «Вопросы философии»
Ещё в главе «Времена - народы - мир»:
Во главе великой нации. К вопросу о несоответствии актёра и роли: кайзер Вильгельм II
«Вы можете быть призваны стрелять в ваши собственные семьи...»
Воля к мёртвому. Клинический прототип потенциальных фюреров