Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум». №2(45) 1995 год

Вечные собеседники. Над Россией смутная погода...

Это ты, о дорогая,
Ничего, не трусь,
Несуразная, кривая,
Но святая Русь!

Евгений Трубецкой

За последние дни газеты были полны сообщениями о снежном буране, свирепствовавшем во всей России.

С севера и юга, с востока и запада приходили известия о полном или частичном прекращении железнодорожного движения. Газеты сообщали, что «успешности расчистки путей препятствует продолжающаяся сильная метель при необычайно больших морозах».

Этими словами резюмируется и всё прочее, что за последнее время приходилось читать в газетах.

Метель бессмысленна и стихийна; до наших путей сообщения и до человеческих интересов ей нет никакого дела. Ей решительно всё равно, что засыпать и кого заморозить; она не делает разницы между железнодорожным полотном и никому не нужным оврагом, между человеком и навозной кучей.

Она преследует одну общую задачу – выпрямления действительности; поэтому, не углубляясь в детали и не входя в оценку индивидуальных явлений, она действует исключительно простыми, однообразными, но весьма решительными общими мерами: она заполняет все рвы и ямы, заносит все возвышенности, всё приводит к плоскости и всё окрашивает в однообразно белую краску.

Оглянемся кругом, и мы увидим, что за последнее время все вообще «мероприятия» окрашены этой истинно русской мудростью метели. Ещё так недавно наша политическая карта представляла пёстрый и изрезанный ландшафт; общественная жизнь казалась сложной и разнообразной. Теперь метель навела простоту и «порядок»: мало-помалу начинают исчезать все очертания; скоро вся Россия вытянется в одну прямую поверхность.

Пока ещё цела партия мирного обновления; но метель не ослабевает, угрожая и ей той же участью. Напрасны ссылки на её исключительно мирную, культурную работу. Для метели не существует никаких оправданий; мы уже видели, что она относится с особым ожесточением именно к «расчистке путей сообщения». На днях «Россия» дала понять, что так называемая «культурная работа» есть разновидность «крамолы»... Ясно, что, подобно всем прочим возвышенностям... она должна быть заметена.

Вместе с партиями мало-помалу исчезают и профессиональные союзы. Остаются на сцене и сохраняют возможность действовать только те общественные организации, которые сами окрашиваются белым цветом, сливаются с плоскостью и подвывают метели.

Неслыханно жестокие морозы заставляют трещать самые государственные учреждения. И они вскоре будут завалены снегом, так что трудно будет распознать: где сенат, где синод, где высшая школа и где... департамент полиции.

Дни высшей школы сочтены. Уже появился разъяснительный циркуляр, в силу которого высшим учебным заведениям остаётся или отказаться от автономии, или... обзаводиться агентурой. Ещё не вырыта та яма, где должны быть погребены университеты; но носятся зловещие слухи, что при каждом университете будет учреждена особая должность истребителя автономии: ему будет присвоено звание «канцлера университета». Что будет дальше с университетом, покрыто мраком неизвестности...

Ещё недавно правительствующий сенат считался вершиной наших судебных учреждений. В качестве такового он при старом порядке пользовался известным авторитетом. В те дни каждое министерство, каждое ведомство составляло как бы особую, самостоятельную державу.

Благодаря этому сенат, зависевший разве только от министра юстиции, мог проявлять известную самостоятельность по отношению к другим министрам, и в частности – по отношению к министру внутренних дел.

Теперь – не то: метель, которая стремится занести все вершины, понятное дело, не могла пощадить и вершины юстиции. У неё есть на то могущественное средство: теперь, благодаря единству совета министров, каждый из министров становится начальником каждому из сенаторов. В результате из органа юстиции сенат стал «органом внутренней политики» со специальной миссией – уничтожить законы путём разъяснений. На днях в газетах появилось известие, что именно ввиду этой миссии министерство юстиции признало несвоевременной реформу сената.

Внутренняя политика стремится сровнять с землёю не только юстицию, но и саму Церковь, Святейший синод стал преимущественно органом надзора за политической благонадёжностью духовенства, духовным «департаментом полиции».

Ещё не вся Россия превращена в равнину; кое-где глаз ещё различает уцелевшие возвышенности. Движение жизни не повсеместно остановлено. Метель ещё не всё засыпала и не всё заморозила. Но громадность задачи требует известной постепенности в её осуществлении (было бы только постоянство при неослабевающей энергии) – и цель будет достигнута. То и другое, несомненно, есть налицо, говоря словами «России»: «правительство не только признаёт необходимость огромного и упорного труда по плану, им разработанному и осуществляемому, но и действует в этом направлении, не теряя времени».

Тянут-потянут... Автор рисунка: В. Мокиевский

Нет спора, «в этом направлении» сделано уже очень много. От вьюги на дворе теперь так темно, что стало трудно не только распознать очертания различных государственных учреждений, но даже и различать своих от чужих. Члены «Союза русского народа» начинают истреблять друг друга. Пуришкевич наступил на ногу Дубровину; Дубровин-сын вызвал на дуэль Пуришкевича; и даже сам Меньшиков в темноте принял П. А. Столыпина за кадета.

Конец освободительной эпохи выражается словами народной песни:

«Эй, Настасья, эй, Настасья, отворяй-ка ворота!
Я ворота отворила, да метелью занесло...»

К скачкам и безобразиям русского климата мы привыкли. Метель после октябрьских дней не представляет для нас чего-либо необычного и нового. Мы знаем, что летняя жара когда-нибудь должна смениться зимней стужей, а зимняя стужа – опять летней жарой.

Ввиду неизбежности этой периодической смены времён года метель сама по себе пугать нас не должна. Мы знаем, что ей положены определённые времена и сроки и что бесконечно долго она продолжаться не может.

Есть, однако, что-то страшное в особенностях именно этой зимы. Старожилы не запомнят ни такого упорства непрекращающихся морозов, ни такой невероятной глубины сугробов. Невольно возникает тревожный вопрос: какова-то будет весна?

Мы знаем, что сила весенних вод прямо пропорциональна количеству накопившегося за зиму снега. Вот это обстоятельство и заставляет страшиться за будущее.

Как бы весенний разлив не превратился в наводнение, что в низменной местности особенно опасно. Потекут потоки мутные, бурные, грязные и будут всё сносить: людей, животных, деревья и дома. Они так же мало разбирают, как и метель; им присуща та же тенденция к выпрямлению действительности и та же ненависть против возвышенностей.

Зимой метель всё засыпает, а весною воды всё заливают! Бедная Россия! Весною, как и зимою, ей всегда суждено быть жертвой бессмысленной стихии и терять свой путь. Зимою беспутица, а весною – распутица! Ей нет спасения, пока не будет прорван этот заколдованный круг!

Когда-нибудь он будет прорван. В конце концов, аналогия между внешней стихией и миром человеческим имеет свой предел. Стихийные тенденции нашей общественной жизни не суть непреодолимые естественные законы. Против них можно и до́лжно бороться. От метелей люди спасаются в тёплых хатах; против наводнений, когда их заблаговременно предвидят, устраиваются плотины. И даже от потопа, как известно, Ной однажды спасся в ковчеге.

В конце концов, каждая человеческая единица представляет собою ту каплю, которая может увеличить или не увеличить собою тот или другой поток. Когда мы выработаем в себе ту человеческую силу, которая будет в состоянии противиться стихийным порывам, тогда нам нечего будет страшиться метели и наводнения.

В этом нет ничего невозможного. Власть стихийного начала в нашей общественной жизни обусловливается слабостью развития у нас личности. Безумие нашей революции, как и безумие нашей реакции, обусловливается, главным образом, одной общей причиной – тем, что у нас личность ещё недостаточно выделилась из бесформенной народной массы. Этим обусловливаются внезапные резкие переходы от полной неподвижности и косности к стихийному бунтарству, от наивной покорности к столь же наивному революционному утопизму.

От этого зла есть только одно спасение – развитие сознательной личности. Болезнь, переживаемая Россией, есть болезнь её возраста: в этом – единственное наше утешение. Против этой болезни есть, к счастью, спасительный рецепт – народная школа; он действует медленно, но зато верно.

В развитии народной школы заключается основная задача времени. Когда она будет поставлена на должную высоту, мы увидим, что самый наш климат в значительной степени в нашей власти. К этой цели должны быть направлены все наши усилия.

Впервые опубликовано
в «Московском еженедельнике», 1907 г.

Ещё в главе «Семья - дом - отечество»:

Вечные собеседники. Над Россией смутная погода...

Учительство России на рубеже веков (материальное и правовое положение)

Страшная месть

Ещё одна из жизни российского учительства. Сегодняшняя

Дети в расколовшемся мире. Исповедальные сетования

И вечный кайф, учёба только снится. Черномырдин подписал школьникам вольную