Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум» №(26-27). 1993 год

В плену оброка

Если и колхоз и фермер не «сдают» хлеб государству, то не они в этом виноваты, считает председатель Крестьянской партии России.

Юрий ЧЕРНИЧЕНКО

Колхоз смерти не боится – он создание неживое

Товарищу Сталину в 1928 году не хватило всего лишь двух миллионов тонн зерна, но он лично вступил в заготовки. Отправился на три недели в Сибирь и там обосновал ликвидацию крестьянства как класса.

Крестьяне говорили, что продажного хлеба за такие деньги нет, а вождь возражал: есть. Крестьяне твердили, что при ножницах цен (дорогом городском товаре и дешёвом сельском) вести хозяйство нельзя, а Сталин доказал: нужно, даже необходимо. Крестьяне... А Иосиф Виссарионович прозорливо указал, что дело не в частном заторе 1928 года; на разнородных основах (социализированная промышленность и частное крестьянство) победы Коминтерна не достичь.

К этому времени по России уже носился Кентавр, существо двойной природы. Уже диктат Политбюро наткнулся на червонец, подлинный рынок, на нэп, наконец («всерьёз и надолго»), и товарищ Сталин логично и дальновидно использовал повод – несчастные два миллиона тонн.

Кентавры, полулюди-полукони, нрава были буйного, невоздержанны и непредсказуемы (см. мифы Древней Греции). Сами они бесплодны, но что-то их всё-таки родит? В данном экономическом случае – насилование торговли. Принуждение к продаже. Крестьянину, допустим, говорится: «больше нельзя, с тебя достаточно». Говорить может только сильный, способный к штыку приравнять перо.

У приказывающего всегда убеждающая декламация (не может же голодать Красная Армия, пролетариат Питера и т. д., не может же при долге в 80 миллиардов долларов колхоз требовать за хлеб, как и американский фермер), но обязаны быть и средства расправы. Дивизии ОГПУ, как у Сталина в коллективизацию, всепроникающий аппарат ВКП(б), хотя бы чины полиции и корпуса жандармов, как было в 1916 году у незадачливого царского министра Ритиха, изобретателя слова «развёрстка».

А нечем пригрозить – и не пробуй. Не способен перешагнуть через всё – не затевай. А то выйдет как в году шестнадцатом: разверстать по губерниям-уездам разверстали, а подвоз хлеба к Питеру как обрезало. Бикфордовы шнуры очередей пошипели-подымили – и где оказался двуглавый орёл?

А это я, господа! Здравствуйте!

А это я, господа! Здравствуйте!

Логика Сталина была проста: или человек – или конь. Лучше – конь. Лошадь. Тягловая сила. Скот. «Нужно покрыть все районы нашей страны, без исключения, колхозами (и совхозами), способными заменить как сдатчиков хлеба государству, не только кулаков, но и индивидуальных крестьян» (т. XI, отчёт о поездке в Сибирь...)

Слышите? Введено непереводимое на импортные языки слово «сдача», и всякий разговор о продаже, о цене, о ножницах пресловутых впредь исключается как бессмысленный. Колхоз создан для хлебосдачи как птица для полёта. Колхоз сблокирован райкомом (обкомом, ЦК компартии союзной республики) со Старой площадью, с Политбюро ЦК КПСС, где и начинается действо, именуемое то натуроплатой, то твёрдым (встречным, дополнительным) планом, то обязательством, то Госзаказом.

Суть одна: партия через колхозы черпает объёмы власти. Место зиновьевского продотряда с трёхлинейками, место Нагульнова с его наганом заняли мытари-производители, постоянно внедряемые в село, чтобы сначала больше вырастить, чтобы потом больше сдать. Этот корпус имел и несчастнейших людей, прозревших заложников, включал и страдальцев за мужика, что документировано летописанием Ф. Абрамова, В. Тендрякова, В. Овечкина, вообще честной словесностью, что проторила дорогу «Архипелагу ГУЛАГ».

Но сути изобретения это отнюдь не меняло. Колхоз сдаёт хлеб, и это ему не больно, как, в сущности, и не опасно, потому что – создание неживое – смерти он не знает и не боится .

«Весь изъян на крестьян»

Мы остались последней колхозно-совхозной страной в мире! Ни на Янцзы, Голубой реке, ни на Меконге, ни на Одере, Дунае, Висле, Влтаве гениального изобретения Сталина больше нет. И вот – впервые без райкомов, без секретнейшего плана-оброка из ЦК КПСС, вообще без Сельхозотдела ЦК!) на Старой площади – колхозно-совхозный строй служит свободной рыночной России! Питает процесс приватизации. Стелет дорогу обществу собственников.

Как стелет? Питает, образно говоря, как?

Не двух миллионов тонн не хватает, а более десятка. Это при надежде на миллиардный прикуп извне. Осень пустых элеваторов. Тока прогибаются от зерна, а в закромах Родины – хрен да маленько. Президент сказал, что сдавать приказано совсем немного, только тридцать процентов, а остальное могут продавать кому угодно, но он же возобновил термин «саботаж» и заклеймил мягкотелость и либерализм кубанского, например, губернатора...

Колхозный председатель не везёт на элеватор потому, что при новых ножницах не сведёт концы с концами. Прогорит и вылетит в трубу. Кто оказался послушным и план сдал досрочно, тот уже потерял миллион на новом прыжке нефтяных цен. Кто хлеб от губернатора прячет, кто рискует пятикратным штрафом за саботаж, тот, как думает, скот сбережёт и баланс свести сумеет. Не может же быть, чтобы кошмар не кончился.

Деревенские очередети

Деревенские очередети

Позвольте, это что же – кукле стало больно? Механизм застонал и ожил?.. Наверное, просто всё решают кадры. Им свойственно думать о самоспасении – и они посылают кого посвободней шороху в Кремле навести, постучать о стол Руцкого. Им свойственно понимать всем понятное – и они вмиг уразумели, что никаких хлебных цен у Ельцина клянчить не надо, эти цены обозначены ростовским комбайном «Дон» и стоимостью литра солярки.

Какие ещё слова – всё назначено, взвешено, обмерено в городской совокупной цене, а если то, что предложено колхозу и фермеру как достаточное, «будет с вас», не покрывает чего-то и как-то, то, значит, действует давнее крепостное: «весь изъян на крестьян».

Что русскому карачун, немцу – здорово

Всю жизнь учусь уважать непонимающих. Кто-то не понимал, как считать передовым строй, изгадивший русскую пшеницу. Потом кто-то дивился, зачем кукуруза в Вологде. Дошло до непонимания, отчего это хлеб ввозим... Не понимаю, не умею вместить, не возьму в толк, почему на третьем году у вполне демократичного правительства, при долгострое рыночных отношений в главном обмене веществ – между городом и деревней – феодальный приём оброка, назначение цены, по какой мне должны принести, взамен того, на что я же назначил цену, считается признаком реформы!

Реформа – по сравнению с чем: с 1861, 1906 или 1928 сталинским годом? Если губернатор обязан выкачивать из колхозного закрома хлеб, а правительство, подобно коновалу Поликушке у Льва Толстого, в горсти прикидывает: хватит – не хватит, добавить – отнять, что, простите, реформировано?

А план закупок, твёрдая цена!.. Что русскому карачун, немцу бывает здорово. У страны, где всё политическое мечтание умещается в вилке «от продразвёрстки – к продналогу», обязательность поставки нацелена в крестьянина. У них там – в правительство! Если бы не «Госплан», не его опека и защита, своего молока в Норвегии или туземного сыра в Швейцарии давным-давно бы не было.

Миллиарды долларов на заслон и поощрение своего национального пармезана (или кьянти, пармского окорока, именно такого-то оливкового масла и т. д. и т. п.) есть главный способ, каким совершено чудо XX века, когда на старых камнях Европы, на этрусских и кельтских ещё полях вырос суммарный экспортёр продовольствия, положивший на лопатки сами Соединённые Штаты Америки (вместе, кольцом звёзд «Общего рынка»).

Да, Норвегия здорово подзаработала на морской нефти, но разве это угробило, пустило по миру восемьдесят тысяч её зелёных ферм? Отнюдь, как пишут теперь грамотные русские люди. Да – автомобили Германии, да – чьё-то судостроение, компьютеры, тоннели под проливом, шут знает что ещё, но продовольствие данной «ландии» – это святое. Тут кроветворный орган. Отсос крови от него – покушение на нацию.

И не в стратегии дело – вдруг, мол, полаемся со Штатами, что тогда? Берегут деторождение, Лувр (Прадо, Ватикан, Кёльнский, Миланский...) – и ферму. Поэтому некоему Вернеру под Дортмундом (Северный Рейн-Вестфалия) дают на его 20 га план в 90 тонн молока на год. Ни стаканом больше. Но – девяносто тонн гарантированы. А рыжему Оулу под Тампере (Финляндия) тем же планом-заказом позволяется держать 10 молочных коров.

Молоко, поставленное и Вернером и Оулу, сбудет правительство, его дело – куда, хоть в СНГ – тут порукой весь строй, парламент, герб, флаг, президент. Вернер объегоривает и бундестаг, и бундесрат, ибо вместо жидкомолочных голштинок заводит джерсеек, доящихся сливками, и свои 90 тонн валовки сбывает совсем на иных условиях.

А рыжий Оулу держит десять коров, как и тридцать лет назад, но тогда надой с одной был три тонны, сейчас – семь с половиной. Эти плутни как жмурки трёхлетнего – мама всё видит. И государство-«мама» даёт себя провести, чтобы не было коров, доящихся как козы, и коз, перманентно близких к издыханию. Витийство фермерских протестов в трёх четвертях случаев « за «Госплан», дотации, включение в обязательность, а вовсе не против барщины и оброка, каковых давно нет.

Мы остались последним в мире колхозно-совхозным заповедником. ’’Репка” давно сгнила. Чего тянуть-то? Рисунок В.Федорова

Мы остались последним в мире колхозно-совхозным заповедником. «Репка» давно сгнила. Чего тянуть-то?

Автор рисунка: В. Фёдоров

Как аукнется, так и откликнется

Это уже не Сталин, это замечательный Н. И. Бухарин писал, так и не сумевший откреститься от молодых аграрных симпатий: «...если какая-либо отрасль производства систематически не получает обратно издержек производства плюс известную надбавку... могущую служить источником расширенного воспроизводства, то она либо стоит на месте, либо регрессирует».

По явному регрессу в животноводстве смело можно утверждать: «не получает обратно». И просто восхитительна устойчивость, с какою московские правящие круги – и прежние, и в корне обновлённые – платят в СКВ за зерно внутри страны в три раза меньше, чем зарубежным поставщикам.

А главной сегодняшней «кукурузой» для грядущих (и недальных, наверное) наблюдателей будет выравнивание российской цены на нефть по мировому – читай: саудовскому, калифорнийскому – уровню. Раз у них тонна нефти почти равняется тонне зерна, значит, и в РФ надо сделать так. А то воруют – уводят через прозрачные границы и там продают. (Помню логику Никиты Сергеевича: раз у них там всё держит на себе кукуруза, значит, и мы, если не идиоты, займём ею всё от моря до моря.

А холода? Так преодолевайте! Какие ж вы большевики – климата не одолеете?! Но так называемая мировая цена понятна и нормальна там, где сборщик кочанного салата (долина Сан-Хоакин, Калифорния) зарабатывает 10 долларов в час. А наш колхозник столько, если не меньше, получает в месяц! Нельзя так жить? Это цена одной котлеты? Верно, но мы и живём то ли по недоразумению, то ли в силу совсем другого ценового климата. Хотите брать 120 долларов за нефть – рискните и земледельцу платить соответственно!

– Это совсем другое, – уклончиво отвечают первые лица правительства.

Морозы, снега – другое дело, вы зелёные квадраты внедряйте, воцарится изобилие!

Воруют – ловите. В суд волочите негодяев, руки им отсекайте на площадях – или что там дозволяет Уголовный кодекс? Это и есть ваша прямая работа. Но как на фоне раннефеодальных зарплат вбивать ценники постиндустриальных обществ? Налоги на дым, дым от дизеля отбивают у села всякую охоту косить-молотить.

Ладно. Что советуешь?

Советую считать кошку кошкой. Если в тысячах и тысячах случаев колхозный пред и его оппонент-фермер не везут на элеватор, то не они в том виной, а условия. Переть на рожон, карать хозяйство штрафом при таком карательном малосилии власти – пустое. Это такое поражение, что разумно было бы принять и за победу: люди гораздо скорее обучились рыночным обхождениям, чем Старая площадь ожидала. Признать, выходит, поражение победой – и следовать товарищу Сталину.

Не в людоедстве и геноциде, а в умении извлекать урок. Двоякая природа бесплодна и опасна. Свести её к единой. Между казарменной и рыночной натурами сделать выбор в пользу последней. Считать заготовительный кризис – 92 следствием саботажа аграрной реформы, отмыться от конфузного вето на земельную собственность – и впредь заготовку пшеницы-ржи считать делом не президента с губернаторами, не Белого дома и высотки на Смоленской, но рыночных структур обновлённой России. Всё это только звучит безумно хлёстко и дерзко, а на самом деле оно скоро покажется просто и логично, как отказ сеять «королеву» у Белого моря.

Авторский дайджест

Ещё в главе «Деревня — город — отечество»:

В плену оброка

Альтернатива. Об истории появления земств в России, их делах и возможностях

«Голос». О времени и о...