В мыслях о спасении живого (Посильное прочтение сугубо научной работы Юрия Чайковского)
ПЕРЕФРАЗИРУЯ ИЗВЕСТНУЮ ФОРМУЛУ – философы до сих пор объясняли мир, хотя задача в том, чтобы его переделать, МОЖНО СКАЗАТЬ: эволюционисты до сих пор спорили о том, какие факторы привели мир в наблюдаемое нами состояние, хотя задача – в том, чтобы спасти его от этого состояния.
Нечто о диатропике и экологии
Для ставшего притчей во языцех спасения нашего мира нужна новая структура восприятия всего и вся. А это невозможно без науки о разнообразии – диатропике (1). Честь создания её принадлежит, прежде всего, отечественному учёному – Сергею МЕЙЕНУ (1935–1987).
Мне могут возразить, что и без того есть наука о сохранении природы и месте человека в ней – экология, что она жила и живёт, почитая тот тезис Герберта Спенсера, согласно которому всякое развитие идёт от однородного к разнородному и от разрозненного к интегрированному. То есть разнообразие как бы исходно находится в сфере внимания экологов.
Однако это не совсем так. Во-первых, далеко не очевидно, что рецепт нашего общего спасения существует и что обладает им именно экология.
Во-вторых, остаётся неясным, что конкретно связано в экологии с разнообразием. Даже примитивный вопрос, способствует ли увеличение числа органических и неорганических видов в экосистеме её устойчивости, остаётся дискуссионным.
В-третьих, признавая на словах разнообразие, скажем, нынешняя агропромышленная цивилизация фактически базируется на огромных пространствах монокультур и монопроизводств и не чувствует в этом противоречий...
Диатропическая познавательная модель
Хотя диатропическая модель познания мира едва начинает входить в научное понимание, она сама очень стара, старше, чем наука.
Легко видеть, что языческий мир, в котором каждое божество имело свою особую функцию в природном или общественном порядке, более диатропичен, чем позднейшее изобретение человеческого ума – монотеистический мир.
Однако схоластическая модель вовсе не пришла на смену примитивной диатропической. Когда схоласты пожелали толковать природу как текст, как Авторитет Откровения, в обществе господствовало нерасчленённое на символы почитание и даже обожествление природы.
.jpg)
Автор фото: С. Киладзе
Лучше всего будет сказать, что в те времена господствовала нулевая познавательная модель, трактовавшая природу как храм. Эту модель уместно назвать религиозной (или этико-эстетической).
Более десяти лет назад французский социолог и политэкономист Жак Аттали (да, да – тот самый герой недавних газетных хроник. – Ред.) задумал другой язык для разговора о мире, с другим критерием истины. Хотя вопросы экологии были на периферии его мысли, взгляды этого автора близки нашей теме и могут быть названы социальной диатропикой.
По Аттали, будущее блуждает не между планом и рынком, не между частной и государственной собственностью, а между насилием и свободой, которую он трактует как разнообразие, как множественный порядок, как отказ от идеологии полезности в пользу эстетического начала.
Здесь истина не носит логического (причинного) характера, так что надо принять искусство как средство познания, как формулу истины.
Сам по себе этот взгляд на мир опять-таки не нов – в связи с ним можно указать на Лейбница и, ещё больше, на схоласта Ф. Суареса, однако именно Аттали предложил его в той форме, какую можно назвать познавательной моделью, – противопоставил его ньютоновскому мышлению и гиббсову мышлению, то есть механической и статистической моделям.
Диатропическая модель познания мира видит природу как сад, как ярмарку; эти понятия надо отличать от таких чисто функциональных понятий, как огород и рынок.
Кроме практической пользы, сад представляет собой ещё и эстетическое единство, а ярмарка – не только место торговли, но и средство общения, и праздник. Хотя любого из цветов сада, любого из участников ярмарки может и не быть (и сад, и ярмарка смогут выполнять свои функции без них), каждый элемент множества вносит свой вклад в разнообразие, без него неполное.
Моделируя природу как ярмарку, мы видим в природе не инструмент (часы, весы, авторегулятор, кибернетическую машину), а природообщество.
.jpg)
Автор фото: Г. Гимних
Если вспомнить, что исторически диатропика первобытных идолов (нулевая модель познания) предшествовала эстетике храма, то пятая модель (современная диатропика) как бы завершает (начиная – завершает) развитие наук в том аспекте, который для простоты формализован с помощью понятия познавательной модели.
Если окажется, что других моделей в науках нет, то шестёрка моделей (вместе с нулевой) как бы замыкается в кольцо: с осознанием диатропической модели мы приходим к тому взгляду на мир, какой был общепринят до рождения естествознания.
В таком случае мы вправе ожидать возрождения эстетического понимания природы в качестве общего для всех или хотя бы для большинства, а не только для «зелёных». В этом состоит моя надежда на спасение природы (это – диатропический прогноз).
Кроме того, диатропическая модель видится мне как завершающая, потому что она по самой своей природе плюралистична, то есть предполагает не вытеснение предыдущих моделей познания мира, а объединение с ними.
Тем самым противоборство познавательных моделей вроде бы должно кончиться. Давайте исходить из того, что всякая из них – упрощение, и, чтобы спасти природу, лучше всего трактовать её именно как природу, а не пытаться свести её к модельным объектам.
Даже модное сейчас представление биосферы как единого организма – не более чем модель.
Пусть научное познание и не в силах понимать природу, не упрощая её, но можно надеяться,что взаимодействие познавательных моделей даст больше, чем прежнее господство сменяющих друг друга схем природовидений.
Экологический диктат и вера
Для адекватного разговора по этому поводу прежде всего необходимо немного сказать о государстве, способном проводить экологический диктат, то есть политику, в которой идеи спасения природы будут главными.
Для основательности разговора будет целесообразно сопоставить те или иные формы социального правления с уже обрисованными в общих чертах познавательными моделями.
1) Схоластическое (на основе авторитетного текста) правление более свойственно мифу (культурные герои, Ликург), чем реальности.
Ни теократия Средневековья, ни российский социализм на текстах не базировались, хотя и делали соответствующий вид. Что касается российского социализма, то страшный урок, преподанный им миру, должен, по-моему, заставить отказаться от поисков советского пути спасения природы.
2) Механическое (прямая диктатура) правление, характерное для большей части истории, в том числе опять-таки российской, наиболее удобно для преобразования природы.
Обнадёживает лишь то, что для механической модели время сейчас неудачное. Люди, пусть и тугодумно, но начинают сознавать опасность экоцида.
3) Статистическое (на основе усреднения) правление обычно именуют демократией, но это неверно. За термином демократия – особый способ править, – собственно статистический, при котором голосованием выявляется большинство, диктующее волю меньшинству, нисколько с ним не считаясь.
Для такого типа правления недавно предложен термин демократура (Солдатов, Фадин). Так пытаются поступать наши нынешние власти, и вред спасению природы подчас приносят ещё больший, чем власти прежние.
(Вообще, надо заметить, что демократура ярко проявила себя ещё в Древней Греции – приговор Сократу, и в революционной Англии XVII века, когда Долгий парламент встал на защиту огораживаний, то есть изгнания крестьян с земли. Сейчас демократура хорошо соответствует идеологии свободного рынка.)
4) Системное – тот вид правления, при котором депутаты делегируют (целиком или в значительной мере) повседневную власть специалистам.
Подобный вид правления характерен для постиндустриального общества и обычно именуется технократическим. Спасения природы как таковой здесь ждать нельзя, хотя возможно рациональное природопользование.
Специалисты хладнокровно обосновывают то и только то, что выгодно их работодателям. Исключения редки.
5) Форма правления, при которой голосованию предпочитают консенсус, когда большинство считает своей обязанностью учитывать мнение меньшинства и уступать ему некоторые позиции, когда важное решение не принимается без сопоставления всех точек зрения, – этот вид демократического правления удобно назвать термином демодиатропия.
Опыт чистой демодиатропии был до сих пор мало удачен (Временное правительство России 1917 г., нынешние коалиционные правительства стран третьего мира), однако элементы её успешно работают в демократии Запада.
В условиях, когда все группы «зелёных» в меньшинстве, политика может быть экологически направленной только в рамках демодиатропии.
Это значит, что не должно быть конкуренции (ни на рынке, ни в парламенте, ни в науке) экологических программ с прочими. Государство должно обеспечивать экологический диктат независимо от симпатий большинства. Реально ли это?
.jpg)
Автор фото: З. Штайнах
Сейчас нереально – прежде всего потому, что элита не страдает от экологических бед, а большинство людей, от этих бед страдающее, боится их меньше, чем дискомфорта, который обычно следует за серьёзными мерами по спасению природы.
Ситуация наверняка резко изменится в начале XXI века, но тогда уже и экологический диктат может оказаться бессильным. Остаётся вспомнить, что диатропическая модель познания сущего по самой своей природе объединяет остальные модели, в том числе и так называемую нулевую – религиозно-эстетическую. Хотя люди с психикой подлинно религиозного типа составляют меньшинство и строительство храма отнимает силы и средства, нужные на другое, в прежние времена основные группы населения начинали освоение новой местности именно со строительства церковки. Она давала людям уверенность, что они действуют верно, даже если Бог и занимал в их мыслях периферическое место. Так было принято.
Нечто аналогичное необходимо и сейчас в отношении экологии, и такая возможность, по-моему, вполне реальна. Ведь людям нужна объединяющая идея, каковой в прошлом была религия, в том числе социалистическая.
Идея избыточного потребления (потребления как самоцели, престижного потребления), пока ещё держащаяся на Западе и вовсю пропагандируемая у нас, заменить религию не может по многим причинам. Из них отметим две: она не объединяет и не содержит этического начала. А вот идея спасения природы, напротив, и объединяюща и этична. Отсюда вполне можно допустить, что она станет чем-то вроде религии XXI века. Возможно, что в какой-то небольшой республике экологический диктат будет принят парламентом в качестве закона.
Однако в основной массе стран экологический диктат можно ожидать только как волевой акт правительства, поддержанный местными администрациями. Ведь содержат же все государства какие-то социальные службы и научные учреждения, хотя большинство населения, дай ему волю, распорядилось бы соответствующими средствами иначе.
Современный человек считает разумным прежде всего то, что выгодно (что экономит затраты труда, приносит доход), и это, как мы видим, долго продолжаться не сможет. Известно, что такое понимание разумности характерно только для Нового времени и вполне утвердилось лишь с Адамом Смитом. Огромные храмы Древности и Средневековья видели другую жизнь, слышали другое, да и построены, исходя из идей, не похожих на сегодняшние.
Разумным считалось то, что спасает душу. Так вот, в будущем, вероятно, разумным будет считаться то, что спасает природу. И разве такое может быть в ущерб душе? Вряд ли разумность подобного рода примет каждый человек, исходя из его мыслей и желаний, но она, возможно, будет принята обществом как этическая установка. Важно, что это не потребует полной смены этики. Можно сказать, что наша нынешняя этика лучше готова приспособиться к идее общего дела, чем к идее роста во имя роста и потребления во имя потребления. Точнее сказать, начала готовиться, и это не пустая декларация. Первомудрость бытия, о которой сегодня всё ещё говорят, имеет много притягательного и императивного.
Да и церковь (любых вероисповеданий), даже если она никогда не учила спасению природы, легко обращает в эту сторону свои заповеди и проповеди.
Итак, спасение природы, а отсюда и общества, и культуры видится мне прежде всего в усвоении идеи спасения природы в качестве религиозной идеи. Не думаю, что это будет религия церковного типа; она, вероятно, сможет утвердиться рядом с обычной церковью и при её поддержке. Хотя католическая церковь (с её запретом на эффективные методы планирования семьи) пока ещё антиэкологична, но и это, полагаю, изменится.
Если мир в XXI веке не погибнет, то экологическая религия, я уверен, восторжествует. А ещё вернее можно было бы сказать: мир не погибнет потому, что восторжествует экорелигия, экософия.
ИТОЖА СКАЗАННОЕ:
Простого общего для всех рецепта спасения жизни не существует, поэтому необходим новый взгляд на мир – диатропический. Этот взгляд должен быть обобщением предыдущих научных и духовных достижений, усилий людей; он не должен звать назад.
.jpg)
Автор фото: Р. Диховичус
Биосфера может существовать лишь целиком, поэтому и охранять её успешно можно лишь как целое, усилиями всех людей, а не какого-то природоохранительного движения или ведомства.
Единственная перспективная стратегия человечества в целом – экологический диктат, при котором ни одна характеристика биосферы не будет изменяться бесконтрольно, когда технический и социальный прогресс будут подчинены задачам регенерации и сохранения биосферы. Диктат скорее будет принят под влиянием интеллектуальной элиты как (квази-) религиозное учение, чем под влиянием демократического законодательства.
Стратегия выживания должна основываться на реальных тенденциях развития природы и общества, а не быть утопией. Эта стратегия должна давать возможность каждому найти своё место в общем деле, никого, насколько возможно, не принуждая. Диктат ответственности – синоним свободы.
По материалам международного
философского журнала «Путь»
***
1 – От греческого «диатропос» – разнообразный, то есть диатропика – наука о законах разнообразия. – Ред.
Ещё в главе «Земля - человек - небо»:
РОССИЯНЕ НЕ ЛЫКОМ ШИТЫ, или МЫ ЕЩЁ ДАДИМ ФОРУ МЕЖДУНАРОДНОМУ СТРАХОВОМУ БИЗНЕСУ
В мыслях о спасении живого (Посильное прочтение сугубо научной работы Юрия Чайковского)