Журнал «Социум» №5. Май 1991 год

Софийность современного мира

Если вы обратили внимание на оглавление, то могли заметить повторяющиеся авторские фамилии – Кортуновы. С историком и политологом Андреем Кортуновым читатели познакомились по его статье «Если выбор сделан» в предыдущем номере нашего издания. (Сегодня он выступает с новой работой «Откуда может исходить угроза СССР?»). Здесь же заявляет о себе Вадим Кортунов – младший брат политолога. На редакцию «Социума» вышел, что называется, собственной «тропой». Вадиму 23 года, он студент четвёртого курса философского факультета МГУ, приоритетный интерес – русская философия.

Каждый раз, обращаясь к наследию русской философии, невольно восхищаешься: до чего же прозорливы были наши соотечественники, сколькими глубокими и даже гениальными идеями одарили потомков. И вместе с тем не оставляет ощущение горечи: ведь на протяжении десятилетий «всё, что было связано с высочайшей культурой мысли и духа российского, попросту предавалось забвению, а то и анафеме».

Сегодня (дождались, наконец!) отечественная философия переживает период известной духовной реабилитации: многие имена открываются для нас заново. И всё же... всё же приходится признать, что русская философия рассматривается нами, нынешними, лишь в качестве своего рода антиквариата, некой культуры, принадлежащей прошлому. Слов нет – мы много говорим о её теоретическом значении, об оригинальности её изысканий и почти ничего – о её актуальности. Между тем различные модели мировидения, предложенные русскими мыслителями XIX – начала XX столетий, объясняют происходящие на наших глазах процессы намного эффективнее самых современных теорий. К числу наиболее актуальных идей, то есть способных на удивление полно работать в конце второго тысячелетия, следует отнести идею и о софийности мира. Что это такое? Этот вопрос близок к другому:

Чем держится реальное бытие?

На подступах к ответу обратимся к теософской проблеме соотношения двух сущностно отличных друг от друга миров – мира иного («трансцендентного», «ноуменального») и мира сего («человеческого», «феноменального»). Каждому из них предпосылается определённая самостоятельность, замкнутость. «Для русского восприятия христианства, – отмечал один из основательных исследователей русской метафизической мысли Василий Зеньковский, – действительно очень существенно трезвое чувство «нераздельности», но и «неслиянности» мира божественного и человеческого... Если выразить это в философских терминах, то мы имеем здесь дело с мистическим реализмом, который признаёт всю действительность эмпирической реальности, но видит за ней иную реальность; обе сферы бытия действительны, но иерархически неравноценны: эмпирическое бытие держится лишь благодаря «причастию» к мистической реальности».

Если в классических формах объективного идеализма мы прочитываем изначальную и постоянную предопределённость, причинную обусловленность сего мира миром иным, то в русской философии эти миры изначально не пересекаются: они сосуществуют самостоятельно, и в этом состоит трагичность человеческого бытия. Мир иной (или по другой принятой терминологии – небесный) обладает самодостаточностью, совершенством, чего нельзя сказать о земном или так называемом тварном мире.

С идеальным миром, увы, нет прочной связи. Сплетение трансцендентной идеи с человечеством, абсолютного духа с материей не есть актуальный факт, но лишь потенциальная цель. Однако мостом между этими мирами, по мнению русских философов, может служить творчество, искусство в общечеловеческом масштабе. Как Бог творит землю, как художник творит своё произведение, так и человечество начинает творить себя.

Но почему созидающую активность человечества русские философы называли именно искусством; не наукой, пытающейся добывать истину, не политикой, скажем, призванной отстаивать то, что этой наукой добыто, а «свободной теургией», основной закон которой – Красота?

Как и искусство, всякая наука имеет своей целью истину. Но средства, выбираемые ею, во многом противоположны искусству. Наука скорее всего индифферентна к красоте. Она нацелена на предельное обнажение материальных структур объекта. Что и делает, пласт за пластом снимая с вещей духовные наслоения, считая их чем-то внешне привнесённым, не выражающим подлинной сути вещей. Обладая этими особенностями, наука прекрасно справляется со своей основной функцией – помогает людям удовлетворять их практические нужды. Однако её притязания на раскрытие истин мироздания, на выявление сущности мира беспочвенны, ибо не в формулах и уравнениях, не в химических реакциях и биологических клетках заложен смысл бытия.

Наука может изучить человека до его молекулярного состава, но ей не дано ответить на вопрос: что же такое человек. Наука пытается найти смысл бытия в материальной сфере, забывая о том, что всё на земле пронизано идеей. Она жаждет объективной истины и под этим предлогом отметает от себя всё человеческое, как субъективное, всё идеальное, как несущественное, игнорируя тот факт, что её истина – фикция вне человека и, ещё точнее, вне человеческого духа.

В отличие от точных наук, искусство, как и философия, открыто заявляют о своей приверженности феноменологии и не пытаются получить истину, отчуждённую от духа, а значит и от этических и эстетических ценностей.

Идея о сближении понятий объективного и феноменального, о возможности увидеть смысл бытия в его эстетическом облике, наконец, идея о человеческом духе как смыслообразующем элементе мироздания пронизывают всю софиологию русских мыслителей.

София – духовно организованная жизнь

София представляет собой посредницу между Богом и человеком, между идеальным и реальным миром. София – это почти неуловимое нечто, благодаря которому так называемый тварной мир наделён высшим смыслом.

София – есть психика «всецелой твари». Теологически эта психика рождается в результате божественного творческого акта. Создавая мир, Бог ниспослал ему свою премудрость, снабдив его таким образом духовной сущностью. Философски же София представляет собой идеальное бытие человечества, феноменологическое единство духа и материи, общечеловеческое осознание бытия. Выражение «софийностъ мира» означает, что миру присущ высший смысл, – он причастен к сверхбытию.

Коль скоро София сопряжена с духовностью, её главная характеристика – эстетическая. Примечательно в этом смысле определение Софии, данное Павлом Флоренским: «София есть Красота... Только София, одна лишь София есть осуществлённая Красота во всей твари, а всё прочее – лишь мишура и нарядность одежды...».

Обобщенно Софию можно назвать определённым образом духовно организованным бытием. Причём таким, которое осуществляется творческим дерзновением, прорывом сквозь тяжесть падшего бытия. Именно в творческом акте, по словам Николая Бердяева, «человек выходит из «мира сего» и переходит в мир иной. В творческом акте не устраивается «мир сей», а создаётся мир иной, «подлинный космос».

Актуальность внерационального мировидения

Воспроизведя достаточно разностороннюю характеристику Софии, постараемся теперь спроецировать основные тезисы учения о ней на современное состояние цивилизации.

Итак, естественный ход истории привёл человечество к качественно новому состоянию. Интенсивное развитие науки, искусства, вообще культуры позволяет говорить о человечестве как о цельном и взаимосвязанном образовании. Единство нашей планеты практически охватывает все виды возможных связей между её частями. Мы наблюдаем взаимозависимость политических процессов; видим, как заявляет о себе мировая экономика; всё отчетливее постигаем всеединство наших отношений с природой. Словом, становимся свидетелями становления того, что всё чаще называется сегодня общемировой цивилизацией.

Вехтлин
«Физическое как Бог»
«Физическое как Ангел»

Однако перечень процессов и связей, приобретающих всеобщий статус, был бы неполным и по сути бессмысленным, не выдели мы ещё один аспект планетарного единства, нематериального и неутилитарного, но очень важного характера.

Дело в том, что духовный потенциал человечества сегодня уже может быть определён как величина весьма серьёзная. Этот потенциал приобретает характер почти онтологический, бытийный. Понятия «общественного сознания», «общественного мнения», «общественной психологии» принимают всё более и более конкретный вид, становятся вполне ощутимой силой, с которой нельзя не считаться. Человечество породило ту духовную атмосферу, которая уже сама начинает влиять на наши представления о мире.

В результате методичной, «кротовой» работы мысли, вплетение духа в сеть материи оказалось столь глубоким и органичным, что объективный мир сегодня предстал перед человеком в качестве одухотворённого мироздания. Именно из этого взаимодействия духа и материи возникают такие понятия, как истина, красота, добро и так далее. Причём заметим, эти понятия представляют собой именно то, на что совокупный Homo sapiens направляет своё познание, и не только познание, но и активное действие (отсюда история человечества не что иное, как история самотворчества и история познания этого самотворчества).

И вот здесь мы подходим к разговору о софийности нашего бытия, точнее, возможной на сегодня степени софийного существования. Ведь в результате общечеловеческого творчества одухотворённый мир не может быть познан и понят только рациональными средствами уже потому, что такое познание не исчерпает всей содержательности творческого акта и не открывает существа действительности как всепронизывающей духовности.

Дозрели ли мы и если да, то насколько, до того, чтобы воспринимать мир как великое произведение искусства, которое могло бы заставлять каждого человека и человечество в целом принять на себя всю полноту ответственности за него, за его созидание? И хотя факт конструирования действительности безусловно присутствует сегодня (как, впрочем, присутствовал он и вчера, и сто, и тысячу лет назад), признаем, что он почти ничего не имеет общего с подлинным творчеством, а есть, скорее, уклонение от него.

Выражение «софийность мира» ещё означает и то, что миру присущ высший смысл – он причастен к сверхбытию. Коль скоро София сопряжена с духовностью, её главная характеристика – эстетическая. По Павлу Флоренскому, «София есть Красота... Только София, одна лишь София есть осуществлённая красота во всей твари, а всё прочее – лишь мишура и нарядность одежды...». Рисунок: С. Боттичелли «Алтарь Святого Духа», 1485 год

Даже в решении глобальных вопросов человечество руководствуется лишь узко прагматическими, рационалистическими мотивами. Его отношение к природе обусловлено прежде всего дискомфортным самосостоянием; лишь страх за собственное физическое самочувствие заставляет род людской отказаться от тактики вседозволенности. В вопросах войны и мира человечество, казалось бы, отходит от порочной политики силы. Но что за этим стоит? Что лежит в основе так называемого нового мышления примата «общечеловеческих ценностей»? В первую очередь – инстинкт самосохранения, подкреплённый убедительными расчётами о неэффективности мировой войны. В области социального жизнеустройства опять-таки прослеживается всё та же рационально-прагматическая тенденция. Это либо путь достижения наивысшего экономического эффекта, либо созидание общества по раз и навсегда заданной схеме некой теории, которая «всесильна, потому что верна».

Очевидно, что как в том, так и в другом случае доминирует отнюдь не творческое отношение к бытию, а «компьютерные» методы организации мира.

Софийный взгляд на мир как на становящееся произведение искусства предлагает человеку принципиально иную ценностную основу.

Будучи художником, творческие потенции которого неограниченны, человек обязан мобилизовать всю полноту своего духа. В творческом акте на первый план (среди прочего) должны быть вынесены внерациональные способы освоения и познания действительности, предрасположенность к которым единственно и может служить гарантом целостного видения мира.

Софийное миропонимание трудно описать в субъектно-объектных категориях, ведь человечество представлено здесь одновременно и в качестве субъекта, и в качестве объекта творчества. Поэтому в софиологии сама возможность паразитирования, эгоистической заинтересованности в том или ином событии выглядит как теоретически необоснованная. При этом понятия Софии, богочеловечества, всеединства имеют мало общего с пантеистической философией (всеприсутствие Бога), с присущей ей нивелировкой индивидуального во имя всеобщего. Целостность идеального состояния человечества предусматривает полную свободу его составных частей, подобно тому, как единство прекрасного ожерелья обусловливается неповторимым блеском каждого его бриллианта.

Не надо чрезмерно погружаться в философские глубины наследия русских мыслителей, чтобы признать универсальность и исключительные преимущества всеэстетического видения мира. То есть того самого видения мира, которое предлагает нам софиология.

Духовно организованное бытие или софийность мира осуществляется тем, что принято называть творческим дерзновением, прорывом сквозь тяжесть падшего бытия. По Николаю Бердяеву, именно в творческом акте создаётся подлинный Космос.

Во-первых, рассматривая объект как эстетически значимый, человек воспринимает его в целостном виде. Это одно из удивительнейших свойств художественного восприятия: то, что в науке обязано быть расчленённым, препарированным, в искусстве охватывается в неделимой полноте.

Во-вторых, в софиологии, как в мировоззрении эстетического типа, познание и освоение действительности свободно от рассудочности, что позволяет совместить знание о мире с непосредственным переживанием этого знания, сделать его предельно конкретным, свести отвлечённость к минимуму. По словам Сергея Франка, «такое живое знание, как переживание самого бытия, или единство переживания и знания, есть не олицетворение «безличного» объекта знания, не вкладывание себя в чуждый себе объект, а раскрытие жизни, присущей самому объекту как таковому».

Наконец, внерациональные формы восприятия мира делают возможным осмысление тех моментов духовной реальности, которые полностью выпадают из рационального рассмотрения явлений. А между тем эти сферы бытия (перед которыми рационально-логический ум оказывается бессильным) играют в жизни человека едва ли не главную роль. Проблемы, связанные с внутренним миром человека и идеальной сущностью бытия, с этическими и эстетическими ценностями, после рассудочной проработки выпадают в значительный иррациональный «осадок». Софийное мировидение избавлено от подобных «шлаков».

Софиология «спорит» с «новым мышлением». Ведь что лежит в основе этого мышления как примата общечеловеческих ценностей?

В первую очередь – инстинкт самосохранения, подкреплённый убедительными расчётами о недопустимости мировой войны.

В области социального жизнеустройства также просматривается прагматическое стремление к наивысшим экономическим достижениям и созиданию общества по неким заданным схемам.

Во всём этом больше не творческого отношения к бытию, а «компьютерных» методов организации мира.

Софийный взгляд на мир, комос вообще, как на становящееся произведение искусства предлагает человеку принципиально иную ценностную основу бытия.

Рисунок: Г. Скрипниченко

* * *

Таким образом, софиология предлагает нам более прогрессивное мировоззрение по сравнению с тем, которое мы имеем на сегодня. Поэтому логично предположить, что современная цивилизация в поисках выхода из духовного кризиса всё определённее будет обращаться к софийному миропониманию. Верность такого рода прогноза выявляется и в признании необходимости восприятия и рассмотрения мира как целостного явления, и в попытках установления примата нравственных регуляторов общественной и международной жизни над правовыми, и в постепенном отходе от тотального рационализирования и затеоретизированных схем в каком бы то ни было жизнеуложении. Однако все эти намётки софийности материализуются скорее стихийно, нежели сознательно и целенаправленно. Анализ современной ситуации с использованием софиологии мог бы уберечь нас от многих ошибок, а то и вывести из иных тупиков.

Журнал «Социум» 1991 год №5(5)

Ещё в главе «Личность - культура - ноосфера»:

К 100-летию со дня рождения мастера. Михаил Булгаков – «незаконное» явление
Софийность современного мира
Михаил Булгаков – «незаконное» явление
Софийность современного мира (фото)