Полезнейший деятель
Общественная роль
Юрий Фёдорович Самарин умер в конце марта 1876 года в Берлине от заражения крови. Умер внезапно, будучи человеком ещё далеко не старым, полным энергии и бодрости. Умер в полном одиночестве посреди чужих людей, в случайной больнице, под чужим именем, не успев причаститься. В церкви при русском посольстве тело усопшего принять отказались. Обряд отпевания был совершён в протестантской кирхе.
Смерть Самарина неожиданно произвела сильное движение в обществе. Мемуарист пишет о мощном сочувствии ему, заявленном обществом и печатью в Москве и в Петербурге. Все газеты и журналы, без всякого различия мнений, говорили о его значении для России. Речам и статьям по этому поводу не было конца.
На панихиды в Петербурге и Москве стекались со всех концов города и знакомые, и незнакомые. На похоронах только блистал своим отсутствием представитель власти – московский генерал-губернатор (говорят, что он из Петербурга получил телеграмму, воспрещавшую ему быть на похоронах).
Умирали и прежде значительные мыслители и деятели, даже такие как Хомяков и Гоголь. Но общество и печать относились к ним холодно, и только на время умолкали осуждения и насмешки со стороны противников. По случаю кончины Самарина едва ли не первый раз общество живо высказало сочувствие к скончавшемуся общественному деятелю. Много этому содействовало то, что Самарин никогда не кадил власти, печатал многие свои произведения за границей и был если и не гоним, то заподозрен и не любим правительством.
Похороны Погодина были многолюдны и торжественны. Но тогда хоронили тайного советника, разных орденов кавалера, заслуженного профессора, академика и никогда не бывшего в оппозиции в отношении к правительству. Все власти принимали участие в церемонии. Теперь предавали земле колежского советника, не принявшего орден Святого Владимира, данного за общественную службу, и оставшегося более 30 лет в частной жизни» (1).
Да, реакция русского общества, в целом анемичного и равнодушного, на смерть этого человека была ошеломительной. Причём наиболее объективные, те самые слова были сказаны страстным и «необъективным» Достоевским в мартовском (1876 года) выпуске «Дневника писателя»: «А твёрдые и убеждённые люди уходят: умер Юрий Самарин, даровитейший человек, с неколебавшимися убеждениями, полезнейший деятель. Есть люди, заставляющие всех уважать себя, даже не согласных с их убеждениями.
«Новое время» сообщило о нём один весьма характеристический рассказ. Ещё так недавно, в конце февраля, в проезд через Петербург, Самарин успел прочесть в февральском номере «Отечественных записок» статью князя Васильчикова «Чернозём и его будущность». Эта статья так подействовала на него, что он не спал всю ночь. «Это очень хорошая и верная статья, – сказал Самарин наутро своему приятелю. – Я её читал вчера вечером, и она произвела на меня такое впечатление, что я не мог заснуть; всю ночь так и мерещилась страшная картина безводной и безлесной пустыни, в которую превращается наша средняя чернозёмная полоса России от постоянного, ничем не останавливаемого уничтожения лесов».
«Много ли у нас найдётся людей, которые теряют сон в заботах о своей родине?» – прибавляет к этому «Новое время». Я думаю, что ещё найдутся, и, кто знает, может быть, теперь, судя по тревожному положению нашему, ещё больше, чем прежде. Беспокоящихся людей, в самых многоразличных смыслах, у нас всегда бывало довольно, и мы вовсе не так спим, как про нас утверждают; но не в том дело, что есть беспокоящиеся, а в том, как они судят, а с Юрием Самариным мы лишились твёрдого и глубокого мыслителя, и вот в чём утрата» (2).
Так кто же такой этот Юрий Самарин, о котором практически ничего не известно современным «образованным русским»? Немецкая исследовательница Г. Хукке называет Самарина «блистательным представителем русской духовной жизни XIX столетия, который около 30 лет играл одну из главных ролей в общественной жизни страны» (3).
По её мнению, «ни один из его современников не был одновременно столь авторитетен во всех трёх сферах, определивших русскую историю идей XIX в.: он не только был признанным богословом... но и внёс значительный вклад в русскую историческую мысль, и, наконец, он относился к той категории творцов социальных реформ, чьи идеи реализуются на практике» (4).
Юрий Самарин принадлежал к славянофильству – великому духовному и умственному движению прошлого века, к той плеяде людей (впрочем, очень разных и часто несогласных друг с другом), которая впервые сформулировала и поставила перед русским обществом ряд принципиальных вопросов. Имеется множество мнений относительно природы славянофильства. Воспроизводить их здесь мы не будем. Отметим лишь, что славянофильство было «сомнением в правоте сомнения в России» (5).
Сам же Самарин видел в славянофильстве не ту или иную политическую партию, а некую духовную сущность, действующую в обществе и не опирающуюся при этом на государство. Славянофильсто для него было своеобразным синтезом тех идей, которым он служил: духовное обновление русского народа, органическое преобразование общества на основе исторических традиций и борьба с антидуховными и антинациональными влияниями (6).
Пытаясь сформулировать различие между славянофильством и западничеством, другим великим интеллектуальным движением России XIX столетия, Самарин писал: «Токвиль, Монталамбер, Риль, Штейн – западные славянофилы. Все они по основным убеждениям и по конечным своим требованиям ближе к нам, чем к нашим западникам.
Как у нас, так и во Франции, Англии, Германии на первом плане один вопрос: законно ли самодержавие полновластного рассудка в устройстве души человеческой, гражданского общества, государства? В праве ли рассудок ломать и коверкать духовные убеждения, семейные и гражданские предания – словом, исправлять по-своему жизнь? Тирания рассудка в области философии, веры и совести соответствует на практике, в общественном быту, тирании центральной власти.
Страсть всем управлять, всё регламентировать, подставлять на место предания и свободного вдохновения правило, выведенное из отвлечённого принципа. Власть относится к обществу как рассудок к душе человеческой. Законное чувство тоски и пресыщения, вызванное самовластием рассудка и правительства, лежит в основании стремлений Монталамбера, Токвиля и Русской Беседы (7).
Но вот разница: Токвиль, Монталамбер, Риль и другие, отстаивая свободу жизни и предание, обращаются с любовью к аристократии, потому что в исторических данных Западной Европы аристократия лучше других партий осуществляет жизненный торизм (здесь в значении – «консерватизм». – Ред.).
Напротив, мы обращаемся к простому народу, но по той же самой причине, по которой они сочувствуют аристократии, то есть потому, что у нас народ хранит в себе дар самопожертвования, свободу нравственного вдохновения и уважение к преданию. В России единственный приют торизма – чёрная изба крестьянина. В наших палатах, в университетских залах веет всеиссушающим вигизмом (здесь в значении – «либерализм». – Ред.).
Другая разница в Европе: и торизм, и вигизм выросли от одного народного корня, развились в одной народной среде. У нас вигизм привит извне. Он подтачивает и отравляет жизнь, но он бессилен создать что бы то ни было. По недостатку народного корня у нас школьный и правительственный вигизм не был и никогда не явится творческою силою.
Итак, борьба вигизма с торизмом в области веры, философии и администрации у нас гораздо сложнее, чем на Западе, ибо в России она захватывает в свой круг ещё новую борьбу народного быта с безнародною, отвлечённою цивилизацией» (8).
В этих словах Юрия Самарина самохарактеристика мыслителя. Это и самоопределение славянофила и славянофильства.
Во-первых, славянофильство признаётся сродни общеевропейским движениям, отстаивающим «духовные убеждения, семейные и гражданские предания» против «тирании рассудка». Во-вторых, русское славянофильство есть ещё и защита народной органики от «безнародной, отвлечённой цивилизации», которая России «привита извне». В-третьих, «самодержавное полновластие рассудка», особенно обнаружившее себя в кровавых опытах Французской революции, полагается явлением корневым для Запада.
В этом отрывке самаринской прозы до предела обнажены величие и одновременно провинциальная ограниченность славянофильства, глубина видения проблем и его общие места. В этих словах, записанных карандашом, наскоро, на полях читавшейся в ту пору книги, как бы нервный центр всего российского вопрошания о судьбах отчизны. И даже у такого целеустремлённого человека, как Самарин, присутствует разорванность самосознания, его строгая «латынь» опалена русской болью, «недугом бытия».
В ситуации противостояния «народного быта», народной культуры и «безнародной, отвлечённой цивилизации» он задаётся вопросами: как преодолеть рабство и дикость, не сорвавшись при этом в социальные катаклизмы, разрушавшие, по мнению большинства тогдашних русских, сам фундамент европейского мира; как, будучи насквозь пропитанными европейским просвещением и страдая всеми болезнями «европеизма», отдаться до конца поиску каких-то иных путей, иных возможностей исторического роста?
.jpg)
Сельские горести. Автор рисунка: С. Коровин
Мы знаем, что ответа на эти вопросы русская культура так и не нашла. Но во многом отсюда – то невероятное внутреннее напряжение и пагубное очарование интеллектуальной жизни России XIX столетия, этой жизни над бездной.
«Самый проницательный и рассудительный из славянофилов» – так отозвался о Самарине Владимир Соловьёв (9). Действительно, Юрий Фёдорович был человеком великолепного аналитического и логического ума, причём ума сдержанного, воспитанного, острого, чуждого русскому томлению и мечтательности. Он, безусловно, крупнейший среди славянофилов общественный деятель и, по справедливому замечанию большевистского историка Михаила Покровского, лучший выразитель политической доктрины славянофильства. И, конечно, самый блестящий публицист из этого стана русской культуры. Почти всегда безупречно точный и корректный в отстаивании идей и ценностей «московского направления».
Если воспользоваться известной метафорой Максимилиана Волошина, этот человек, вне всякого сомнения, – одна из «наших грамот на благородство».
.jpg)
Лики полемики: бедняк...
Путь жизненный
Юрий Самарин родился 21 апреля 1819 года в Петербурге. Его отец принадлежал к старинному дворянскому роду, был очень богат и служил в должности шталмейстера при дворе вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Мать, урождённая княжна Нелединская-Мелецкая, также принадлежала к этому аристократическому кругу (её отец, Юрий Нелединский-Мелецкий – поэт и сенатор). Крёстными родителями Юрия Самарина были Александр I и Мария Фёдоровна.
В 1826 году семья Самариных переезжает в Москву. Мальчик получает отличное домашнее воспитание; в десять лет он свободно говорит по-французски и немецки, а также на латыни. В 1835 году Юрий Самарин поступает в Московский университет на словесное отделение. Среди его сокурсников – многие в недалёком будущем составят славу русской культуры: Константин Аксаков (на всю жизнь ближайщий друг и конфидент Самарина), Фёдор Буслаев, Михаил Катков, Сергей Соловьёв. Но и среди них, по общему признанию профессоров и студентов, явно выделялся Юрий Самарин.
Аксаков ввёл своего друга в литературные салоны Москвы, переживавшие в ту пору эпоху своего расцвета. Здесь Самарин познакомился с Гоголем и Лермонтовым, Чаадаевым и Герценом, Хомяковым и Грановским, И. Киреевским и Огарёвым. Здесь, по сути дела, его второй – и не менее значительный, чем Московский, – университет. С 1840 по 1843 год он работает над магистерской диссертацией «Стефан Яворский и Феофан Прокопович».
Для него это – время вхождения в богословскую и историческую проблематику и глубокого увлечения гегельянством. После успешной защиты диссертации Юрий Самарин, исполняя желание отца, уезжает в Петербург, где поступает на службу в министерство юстиции. Он находит в «северной Пальмире» новый круг знакомых – Вяземский, Одоевский, семья Карамзиных, А. О. Смирнова. Необременительная служба позволяет ему углублённо заниматься русской историей.
В 1846 году начинается новый этап его жизни. Около двух лет он проводит в Риге в качестве чиновника министерства внутренних дел. Здесь Самарин впервые соприкоснулся с национальным вопросом в многонациональной Российской империи. Результатом этой «командировки» стали знаменитые «Письма из Риги», за которые он заплатил двенадцатидневным заключением в Петропавловской крепости. 17 марта 1849 года его приводят в кабинет императора Николая I в Зимнем дворце. Тот милостиво прощает Самарину его смелость иметь мнение, расходящееся с официальной точкой зрения и квалифицируемое самим Николаем Павловичем как «антинемецкое».
Далее – годы службы в провинции, духовного общения и дружбы с Алексеем Хомяковым, работы над запиской об упразднении крепостного права. В начале нового царствования Юрий Самарин входит в окружение Великой княгини Елены Павловны, чей салон стал центром собирания либеральных сил (Константин Кавелин, Николай Милютин и др.). Его записку по крестьянскому запросу с одобрением прочитал Александр II.
В 1859–1860 годах Самарин принимает участие в работе редакционных комиссий, призванных подготовить отмену крепостного права. 1863–1864 годы вместе с Николаем Милютиным и князем Владимиром Черкасским он провёл в Варшаве с миссией умиротворения в Царстве Польском.
В последние годы жизни Юрий Самарин отдаёт свои силы земствам – Самарскому и Московскому, продолжает публицистическую активность – пишет на богословские, исторические и политические темы.
Идеи реформ в России. Община
В небольшой статье трудно изобразить изрядно забытого мыслителя и реформатора в полный рост. Попытаемся показать Самарина на примере одного дела, быть может и главного в его жизни.
Во всех его размышлениях настойчиво пробивается идея о необходимости социальных реформ в России. Причём со всей очевидностью на первое место выходит проблема крепостного права и крестьянской общины. Над её разрешением бились лучшие умы прошлого столетия, ибо она была осевой для социально-политического и духовного развития России.
Влияние существовавших социальных отношений налагало своё клеймо и на нравственную физиономию всех элементов русской жизни – помещиков, чиновников и крестьян.
«Помещик, не встречая отпора в равномерных правах людей, его окружающих, ежечасно подвергается искушению дать волю своему произволу. Народ покоряется помещичьей власти, как тяжёлой необходимости, как насилию, как некогда покорялась Россия владычеству монголов в чаянии будущего избавления» (10).
Но эта покорность унижает нравственное чувство человека. Она развивает в крестьянах притворство, обман и лесть. «Оттого крестьяне почти во всех обстоятельствах жизни обращаются к своему помещику тёмными сторонами своего характера. Умный крестьянин в присутствии своего господина притворяется дураком, правдивый бессовестно лжёт ему прямо в глаза, честный обкрадывает его, и все трое называют его своим отцом» (11).
.jpg)
...и богач. С картины С. Коровина
Исторические, социальные и нравственные предпосылки освобождения крестьянства к этому времени были налицо. Но как осуществить реформу? Юрий Самарин отвечает на этот вопрос однозначно: крестьянская реформа должна иметь национальный характер, то есть сохранить общину, являющуюся важнейшим компонентом духовной и социально-политической жизни русского народа. Подобно другим славянофилам, он считал, что община, пронизанная духом соборности, есть залог, принцип и отличительная черта исторического бытия России.
В общине Самарин видел возможность органического примирения начала личности с началом объективной и для всех обязательной нормы. По его мнению, «общинный быт славян основан не на отсутствии личности, а на свободном и сознательном отречении от своего полновластия.
В национальный быт славян христианство внесло сознание и свободу. Славянская община, так сказать растворившись, приняла в себя начало общения духовного и стала как бы светскою, историческою стороною церкви. Поэтому задача нашей внутренней истории определяется как просветление народного общинного начала общинным церковным...
Внешняя история наша имела целью отстоять и спасти политическую независимость того же начала не только для России, но и для всего славянского племени, создание крепкой государственной формы, которая не исчерпывает общинного начала, но и не противоречит ему» (12).
.jpg)
«Недотерпеть – пропасть, Перетерпеть – пропасть!..» Н. Некрасов
Рисунок Кукрыниксов
Община для Юрия Самарина ценна и как единица хозяйственная. Она даёт разумную и справедливую основу всему экономическому быту. Благодаря ей каждый крестьянин получает долю в мирской земле, пропорциональную и его рабочим силам, и его потребностям. Община устанавливает тот предел дробления земли, который соответствует требованиям полевого хозяйства. Упразднить общину – значит «разбить» и перестроить все деревни и «перерезать» все поля.
Вместе с тем Самарин понимает временную и национальную ограниченность общины. И отнюдь не пытается её предлагать и навязывать другим народам. Община также закономерна в современной ему России, как крупное земельное владение в Англии и мелкое крестьянское хозяйство во Франции. Общинное землевладение, по его мнению, имеет и свои недостатки. В нём таятся противоречия, свидетельствующие о том, что эта форма – не вечна и должна измениться на пути свободного развития. Но, предупреждал он, «если в будущем хозяйственной общине суждено перейти в личное владение, то этот переход совершится естественно» (13).
Если же «мы легкомысленно потрясём её и самовольно введём в неё стихию личного владения, то мы навсегда убьём сельскую общину; ибо, раз распавшись на единицы, она уже никогда не сомкнётся опять в одно целое» (14).
Борис Нольде следующим образом оценивает самаринскую концепцию общины: «...Община для Самарина есть, прежде всего, форма разрешения социального вопроса, русское национальное воплощение начал общественной справедливости.
Самарин не был утопистом по своей методе. Он не был способен увлекаться социалистическими абстракциями. Ценил общину, потому что она ему представлялась беспорной реальностью русского хозяйственного быта. Но тот же реализм не позволял ему закрывать глаза и на невыгоды общинного владения. Он хорошо сознавал, что переделы земли вредны для земледелия и что зажиточные и исправные крестьяне являются противниками общинного владения.
Ему ясно, однако, что невыгоды общинного землепользования не перевешивают пока её выгодных сторон и что ради этих невыгод община не может быть разрушена. Но он не хочет предрешать будущее и готов допустить, что со временем решение вопроса об общине будет иным...» (15).
Существовала и ещё одна причина, по которой Юрий Самарин так страстно выступал за сохранение общины после отмены крепостного права: революционные принципы легче осуществить в мире самостоятельных личностей, нежели в деревенской общине.
Разрушение общины, по Самарину, приведёт к тому, что крестьянин, выбитый из привычных, веками устоявшихся условий и связей, окажется один на один с миром конкуренции и наживы, потеряет тот нравственный ориентир, которым он сызмальства обладал в общинном быту и в конечном счёте станет жертвой каких-нибудь новых Отрепьевых или Пугачёвых с университетским дипломом.
Самарин, стремясь к социальному синтезу, не искал решения проблем на путях полного отрицания того или иного компонента общественной жизни. Поэтому, несмотря на своё достаточно негативное отношение к исторической и социально- политической роли русского дворянства, он заботился о том, как не разорить помещиков.
Юрий Самарин полагал, что помещики и крестьяне издавна сжились вместе, их интересы тесно переплелись, за ними лежит «целое историческое прошедшее», которым обусловливается настоящее их положение и которого нельзя не принять во внимание при определении их будущности.
«Нам, – говорил он, – предстоит теперь разрешение не арифметической задачи регулирования, а социального вопроса первой величины: улучшить быт крестьян, не разоряя помещиков. Если ни то, ни другое сословие не может быть принесено в жертву и если нельзя предложить им разойтись в разные стороны, то остаётся принять за основание, при определении обязательных их отношений друг к другу, обоюдные их потребности, иными словами: арифметические выводы подчинить условиям социальной сделки, для обеих сторон безобидной...» (16).
По общему мнению исследователей, реформа 19 февраля (согласно Василию Ключевскому, законодательный акт, разрешивший величайшую задачу нашей истории) в своих основных чертах была осуществлением самаринской концепции.
Самоуправление и конституция
Сохранение общины после отмены крепостного права Юрий Самарин связывал с введением системы самоуправления. Ещё в период подготовки крестьянской реформы он резко выступил против планов, построенных «на признании отдельности административной и хозяйственной единиц крестьянского самоуправления» (17).
Для него это было ошибкой, потому что «отделение хозяйственной единицы от административной на практике невозможно, по неразрывной связи интересов, сопряжённых с общинным владением землёй в России, почти повсеместно существующим, и тех обязанностей крестьян к правительству, которые находятся в прямом отношении к этому владению» (18).
Юрий Самарин предупреждал, что ежели подобное произойдёт, то крестьяне не поймут и не поддержат вводимой системы самоуправления. Они примут на себя предписанные обязанности как тяжёлую повинность. Тем самым будет дискредитировано самоуправление – один из важнейших принципов общинного бытия.
В целом его концепция самоуправления была попыткой связать воедино русские традиции с необходимостью изменений, диктуемых временем. Кроме того, это был поиск административного инструмента, который сможет обеспечить социально-политическое развитие России. Самоуправление общины, по Самарину, – хорошая школа первичного политического опыта и политической культуры для крестьян.
В условиях эффективно функционирующего самоуправления государство, полагал он, сможет подготовить граждан к пониманию общего блага и необходимости общественной деятельности. Поэтому до минимума должно быть сведено вмешательство бюрократии в проблемы, стоящие перед органами самоуправления. Народу надо учиться решать вопросы собственной жизни самостоятельно.
В связи с этим Юрий Самарин много занимается проблемой земства, которое он находил лучшей формой самоуправления на уровне уезда и губернии. Именно в выборных земских органах все сословия России должны объединиться для совместной работы. Время сословных привилегий прошло, земство есть орган представительства интересов всего народа. Поэтому Самарин выступал и против претензий на дворянскую исключительность, убеждая помещиков отказаться от попыток сохранить прежние преимущества.
Самаринский проект земства предполагал равные выборы по четырём социальным группам (дворяне, духовенство, горожане и крестьяне), но принцип равенства распространялся не на отдельные личности, а на социальные группы. Так, крестьяне могли выдвигать своих представителей только общиной, а дворяне – дворянским собранием, при этом соблюдалось юридическое равенство сословий.
Равноправие сословий при выборах в земство привело бы, по мысли Самарина, к всесословности пореформенного русского общества. Естественно, что не предусматривались никакие цензы. Особенно он настаивал на легальности, гласности и практичности в деятельности земских органов. Около десяти лет сам Самарин был активным участником земского движения.
Будучи сторонником общинного самоуправления, всесословного земства и неограниченной монархии, Юрий Самарин был против планов переустройства России на началах конституционализма, и прежде всего против конституционных поползновений дворянства.
Борис Нольде писал: «Самарин всю жизнь считал себя земским человеком, и был таковым, и в этом смысле был тесно связан с поместным дворянством. Но был строг к своему общественному кругу. Он требовал от него принятия точки зрения «улучшения крестьянского быта», как тогда говорилось, и полного отказа от точки зрения разграничения прав и интересов.
Всякое иное течение в поместном дворянстве было для него проявлением ненавистного барства, крепостничества. /.../ И в этом отношении он сходился с передовыми деятелями того времени. Как и они, дворянскому конституционализму он противопоставлял социальную монархию, и для него не было спору о выборе между ними» (19).
Юрий Самарин считал неразумным и опасным ограничивать самодержавие, это было бы преступлением против русского народа. Главный аргумент против введения конституции основывался на глубокой уверенности в том, что игра в парламентаризм приведёт в конечном счёте к господству социально безответственной аристократической олигархии, которая, политически самоутвердившись, приступит к ещё более интенсивной эксплуатации народа.
Ссылаясь на вялое использование на местах прав по проведению в жизнь крестьянской реформы, Самарин писал: «Нет, не верится, чтобы была готовность трудиться, действительно и серьёзно трудиться на общерусском деле, когда мы равнодушны к делу местному, губернскому; не верится, чтоб были наготове для дела губернского, когда для дела уездного не хочется запрячь саней и проехать тридцать вёрст на морозе... Наша современная деятельность не только не переливает через края, в которых она заключена, а совершенно наоборот – далеко ещё не наполнила отведённого ей простора» (20).
Конституционные требования для Самарина – или ребячество, или – эта оценка особенно для него характерна – полусознательная сделка с совестью, упрекающею нас в распущенности и лени».
«Безумие», «бедствие», «преступление» – так характеризовал Юрий Самарин попытки ограничения верховной власти. Сочувствие народа, думал он, как бы электрическим током тянется прямо к царю, через все посредствующие сословия и учреждения.
Между народом и царём заключён не высказанный, но всеми ощущаемый и понимаемый союз для взаимной защиты. Если им (монарху и народу) доведётся вместе начать борьбу против политических притязаний «посредствующих элементов русской жизни», то этим «элементам» суждено погибнуть.
.jpg)
– Откуда дровишки? – Из лесу, вестимо! Автор рисунка: А. Агин
Правда, отмечает Самарин, можно, создавая институты представительства, попытаться обойтись без народа или его обмануть. Но безнадёжность таких замыслов доказана русской историей. «Анна Иоановна подписала подвёрнутую ей конституцию и на другой день изорвала её в клочки, а люди, в то время стоявшие за конституцию, были покрупнее нынешних; закал был надёжнее. Это они доказали в ссылке. Был и другой пример: 14 декабря обманом ввели на Дворцовую площадь два гвардейских полка. Что же из этого вышло?..» (21).
Но если бы даже конституция в России была осуществлена, то она, по мнению Самарина, оставалась бы злом и ложью. Злом – потому что усилила бы централизацию. Петербург, центр самодержавия, тяжёл для России; Петербург, центр конституционного правительства, задавил бы её окончательно. Ложью – потому что народная масса оставалась бы вне новой государственной организации. «Народной конституции у нас пока ещё быть не может, а конституция не народная, то есть господство меньшинства, действующего без доверенности от имени большинства, есть ложь и обман» (22).
С нас достаточно псевдопрогресса, псевдопросвещения, псевдокультуры, храни нас Бог от псевдосвободы и псевдоконституции.
Надо сказать, что самаринский протест против различных «псевдо», в том числе конституций, не выработанных в ходе собственного исторического развития, лишён и тени политической метафизики. Для него самодержавие не есть догмат. Он не признавал теорию de jure pino, созданную западной схоластикой и православным духовенством. Тем более он не признавал эту теорию, когда её брали на вооружение с целью осуществления собственных честолюбивых планов.
Самарин называл богохульством утверждение, что в силу Божественного закона верховная государственная власть принадлежит какой бы то ни было династии, по праву ей прирождённому, что целый народ отдан Богом в крепостную собственность одному лицу или роду. «Спаситель и апостолы создали Церковь и дали человечеству учение об отношении человека к Богу; но они не создавали государственных форм и не писали конституций» (23).
Каждый народ выбирает себе политическую форму по своим потребностям; если в России должна сохраняться неограниченная монархия, то только потому, что в этом заключается потребность страны.
Необходимо отметить, что Самарин выступал не только против конституционализма и парламентаризма дворянской чеканки, но и боролся против любых попыток ограничения верховной власти, из каких бы слоёв общества они не исходили. Особенно он боялся установления власти «необразованных» (то есть прежде всего не имеющих элементарной политической культуры) крестьян.
.jpg)
– Как мне жаль тебя, бедный страдающий брат! Как душа моя рвётся в смятеньи!.. Автор рисунка: Д. Дубинский
Отчуждённые от других слоёв русского общества, а потому не обладающие опытом и навыками социального общежития, крестьяне (как, впрочем, и другие сословия) не способны к сотрудничеству в государственных учреждениях.
Социальный, политический, административный опыт, который даёт участие в деятельности органов местного самоуправления, поможет простому народу и образованным классам прийти к пониманию таких обязательных понятий, как «совместная политическая ответственность», «национальная политическая воля»... И только тогда в России, построенной снизу до верху по принципу самоуправления, можно будет обсуждать проблему законодательного собрания.
Люди расстройства и люди устройства
В заключение этого очерка хотелось бы напомнить эпизод из истории русской литературы и мысли. В своей известной полемике с Александром Градовским, связанной с речью, произнесённой на пушкинских торжествах летом 1880 года.
Фёдор Достоевкий противопоставил классическому для русской литературы типу «скитальцев» (они же «лишние люди») людей прямо противоположного склада. Это, по мнению писателя, те, кто русскую землю обустраивает и жизнь улучшает Это – делатели, а не «отвлечённые болтуны... источающие гражданскую скорбь», реформаторы, люди созидания и трезвого расчёта. В качестве примера он назвал Юрия Самарина (24).
Интересно, что русская литература XIX в. проглядела этот социальный и психологический тип. У неё не нашлось достаточно слов запечатлеть его. Не будем петь гимны нашему герою. Многое из его идейного наследия умерло вместе со старой Россией, не все его действия безупречны. Я же говорю о типе человеческой личности. И в этом смысле он тоже русский человек «через двести лет».
.jpg)
– Право, барин, послушать я был бы и рад... Да пожар у нас был... Разоренье! С картины Г. Мясоедова
К чести послеоктябрьской русской словесности этот тип человека оказался для неё центральным; от Юрия Живаго до Глеба Нержина. И это – свидетельство «взросления» (в смысле Канта) русского сознания, его зрелости. На неисповедимых исторических путях России вновь произошла встреча одного из лучших её сынов, может быть, с лучшим, что ей пока удалось создать – литературой. Сколь таинственна связь имён Самарина и Пастернака!
В образе Юрия Живаго, как известно, есть немало от Дмитрия Самарина, позднего представителя этого рода, мыслителя и человека того же склада, что и его знаменитый предок. И Борис Пастернак, своим миросозерцанием не в последнюю очередь обязанный философскому творчеству Дмитрия Самарина (к сожалению, рано оборванному), ставит на этот тип.
Юрий Пивоваров
***
1 – Русское общество 40–50-х годов XIX в. Часть I.: Записки А. И. Кошелева. – М.: МГУ, 1991. – С. 175-176
2 – Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. – М.: Наука, 1981. – Т. XXII – С. 102
3 – Hucke G. Juriy Fedorovic Samarin: Seine geistgeschichtliche Position und politische Bedeutung. – Miinchen: Sagner, 1970. – S. 9.
4 – Там же. – S. 14-15.
5 – Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. – 3-е изд. – М.: Унив. тип., 1902 – Т. Ill – С. 420
6 – См. об этом подробнее: Hucke G. Указ. соч. – С. 229-230.
7 – «Русская Беседа» – славянофильский журнал, выходивший в Москве в 1856–1860 гг.
8 – Самарин Ю. Ф. Сочинения. – М.: 1877. – Т. I – С. 394-395
9 – Соловьёв В. С. Собрание сочинений. – СПб.: Обществ, польза, 1905. – Т. 5. – С. 441
10 – Самарин Ю. Ф. Указ. соч. – Т. 2. – С. 28
11 – Там же.
12 – Самарин Ю. Ф. Указ. соч. – Т. I. – С. 63-64
13 – Самарин Ю. Ф. Указ. соч. – Т. 2. – С. 71
14 – Там же
15 – Нольде Б. Э. Юрий Самарин и его время. – Париж, 1926. – С. 97
16 – Цит. по: Нольде Б. Э. Указ. соч. – С. 109
17 – Цит. по: Нольде Б. Э. Указ. соч. – С. 114
18 – Цит. по: Там же. – С. 115
19 – Нольде Б. Э. Указ. соч. – С. 119
20 – Цит. по: Нольде Б. Э. Указ. соч. – С. 127
21 – Цит. по: Нольде Б. Э. Указ. соч. – С. 177-178
22 – Цит. по: Там же. – С. 178
23 – Самарин Ю. Ф. Указ. соч. – Т. 6. – С. 557
24 – Достоевский Ф. M. Указ. соч. – Т. XXVI. – С. 161
Ещё в главе «Просвещение - личность - общество»:
Полезнейший деятель