Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум» №3(15). 1992 год

Пофилософствуем о любви, добре и зле

«Ожидание». Автор рисунка: К. Васильев
«Ожидание». Автор рисунка: К. Васильев

Попробую разобраться в тех высших ценностях, которых мы домогаемся за жизнь, и в их смене с возрастом.

Пожалуй, первое – это Любовь! Чтобы тебя любили – этого желает превыше всего и младенец, и старик. Чтоб мать, отец любили, друзья, женщина – возлюбленная.

Родина, Государство: «Эх, хорошо страной любимым быть!» – пели пионеры. Слава, честь, знатность – это все формы любви мира ко мне. Прожить хочется жизнь, купаясь в любви этой, не чувствуя себя одиноким и никчёмным: выйти из любви и войти в Любовь, в основную сокровищницу, доступную человеку; в Любовь как живой растущий организм, душевное туловище истории человечества.

Причём сюда вложить себя может человек неименитый более существенно, чем некий славный, записанный в газетах и историях деятель, учёный. ...Конечно, открытие в науке – это тоже форма любви, Эрос духовный к познанию, к истине.

Но этот акт – «престижен», а акт доброты простой, будничной – ну что в нём такого?.. А между тем и Бетховен говорил: «Я не признаю иного признака сходства, кроме доброты...»

А Достоевский писал: «3/4 счастья – это здоровье детей, на всё остальное падает лишь одна четверть», – значит, и успехи, и деньги, и слава и т.п. А он, у кого из 5 детей двое умерло, понимал это...

Я к тому на простых семейных формах радости и блага останавливаюсь, что они, во-первых, всем доступны, ближайши, и каждый может в них упражняться и ими наслаждаться и тут творить: творчеством любви заниматься.

А во-вторых, этим как раз пренебрегнуто в ценностной системе отсчёта нашего времени: многие бегут от семьи и из семьи – и часто к благам эфемерным, проглядывая истинное благо тепла душевного, любви детской и к детям, супружеской, к лону живому семьи-гнезда, что сопровождает нас от колыбели до могилы.

И вот рассмотрим теперь динамизм форм и превращений Любви в мире, в смене фаз возрастных.

Младенец – это только любовь семейная. Школьник – этот уже хочет, чтоб его любили учителя, друзья; и через них новые критерии входят в душевный склад и обиход и становятся векторами поведения: не быть трусом, быть другом, ценимым, лидером – впрямую или наоборот: ибо хулиган – это тоже лидер, как и первый ученик, и даже в большем, бывает, купается поклонении, «любовью» – преданностью пользуется.

Вот уже и извращённые формы наслаждения любовью народились: повелась страсть ломать, корёжить других: чтобы одни тебя любили, другие боялись, – и так зло вступило в мир ценностей человека, с ним считаться теперь приходится, выбирать.

А это уж только сердцем нельзя делать: надо включать рассудок, разбираться в плодах древа познания добра и зла. (Библейский миф обозначал этот момент как фазу грехопадения.) Человек забился средь форм Любви, причём одни вступают в конфликт с другими: любовь к маме – с преданностью компании друзей, любовь к брату, который офицер, – с верностью идее революции, как было в гражданскую войну.

Как среди частичных форм Любви разобраться и не ранить одну, услужив другой? Любовь к делу своему политическому приходит в конфликт с любовью к делу профессиональному (у физика-атомщика и гуманиста); любовь к зарабатыванию денег как условий хорошей жизни – с любовью к себе, к здоровью своему и тому, что истинно требуется человеку.

Хорошо сказал малороссийский Сократ Григорий Сковорода: «Всё нужное – нетрудно, а всё трудное – не нужно». И вся беда мира нынешнего, XX века, что львиную долю усилий тратят люди на охоту – добычу ценностей мнимых, которые и здоровье сокрушают, и души, и ум, и природу кругом губят, расхищая...

Так что же общее меж всех этих видов Любви, борющихся друг с другом не на живот, а на смерть? Общее: что это всё – Любовь, во-первых, и то, что это я люблю, во-вторых: мною осуществляются или испытываются они, моё «я» – в центре и узле.

Так возникает переплёт и сюжет: «я», микроцелое, относящееся и противостоящее большому Целому, которое есть Бытие, Жизнь – как Любовь.

И в древней заповеди «возлюби ближнего, как самого себя» (что есть почти у всех народов мира), опыт любви к себе подан как критерий любви к другому, к тебе.

И потому не надо любовь к себе снимать со счетов и гвоздить человека за неё; она естественная и даже основанием высоконравственного поведения быть может – как у Чернышевского теория разумного эгоизма: правильно понятая любовь к себе оказывается дружественна служению людям и даже жертве собой за други своя.

...Но и то, что кажется злом, есть рассемейность единой Любви на части: на любви малые, индивидуальные, атомистические, так что каждая начинает спорить за преимущественную именно к себе любовь – и отворот от других частей. Зависть, ревность, которые от Любви ведь, от её жажды происходят, выступают уже как формы зла, ненависти.

Одного корня крона. Фото В. Ищенко

Одного корня крона. Автор фото: В. Ищенко

Семейный портрет. 1937 г. Художник А. Порет

Однако в Любви к части проявляется энергия всей Любви вообще: мать любит атомчик мира сего, крошечку родимую, а совсем не всё и Целое, – но этим конденсатом мировой любви и жив младенец в холодном мире сем. Ну а взрослые? Когда мы любим женщину и она нас, тут тоже чувство уживается с представлением о ничтожности и малости – жалкости существа этого: дунь – и нет его, а для тебя оно – весь мир застит: всё ничтожно без него!

И такого отношения к себе мы тоже жаждем и только его называем подлинной любовью.Такая точечная любовь одновременно оказывается и Любовью ко всему: вспомните, как в состоянии влюблённости весь мир и все люди кажутся добрыми, прекрасными, мы обожаем всё существование и обнимаем его благодарно радостной мыслью и чувством.

И вот уже в самой Любви намечается расчленение, и полюса проступают: любовь точечная и любовь – растворение – рассеяние – истаивание, мужская и женская, условно говоря. Любовь-истаивание – в философиях Востока и Юга преобладает: в индуизме, буддизме, даосизме – растворение «я»; в атмане-Брахмане – в нирване; в Дао, в Великой Матери – в объятии мира; в пантеизме – в «великом отказе» от желания и деяния, в несвободе...

Это – где жарко и двигаться не хочется, тяжко. На Западе ж и Севере тип любви точечной развился, укоренился; не истаивание, но усилие, сосредоточение на данной избранной малой точке существования – утеплить её, развить в цель и дело. Тут значима личность, персона, индивидуальная любовь, даже внематериальная – к душе человека, независимо от потускнения телесности.

Но и само зачатие, рождение есть проявление точечной любви, когда все силы и энергии мировой Любви сходятся клином, и, как ток с острия, стекает-брызжет мировое семя. В этом акте изгнана смерть. Смерть преодолевается – оттого, что человек переливается: ускользает из её клещей-щупальцев – в другое существование. «На миру и смерть красна» – то есть на фоне Любви мира ко мне и при том, что мир остаётся...

Решится ли сказать? Фото В. Луцкуса

Решится ли сказать? Автор фото: В. Луцкус

Рисунок И. Суровцева

Автор рисунка: И. Суровцев

Точечная любовь, когда она только телесно материальная, – воистину низовая. И всё развитие человечества, культуры и истории направлено на творчество всё более имматериальных форм любви: к Истине, к свободе, к чести, к власти, к науке, любознанию, ко благу народа – родины – класса своего, то есть своего мира – общины, в которой к умирать не страшно: в её обширном теле упасён и сохранён будешь.

Тут-то и возникает та путаница множества частичных любовей, что, исключая друг друга, порождают борьбу, и зло, и ненависть, и трудность, и даже отчаяние жить во Все-Любови. Но избрать-то – увы! – надо.

Сердце, крепись и терпи! Ты стерпело ведь нечто похуже! (Гомер)

Авторы фото: Г. Тиунова, П. Пешек, В. Варфоломеев, Л. Могильный

Заострим сейчас нашу формулировку до парадокса: у Зла нет субстанции (то есть оно не есть независимое начало Бытия); оно есть превращённое добро, тень блага, рассечённое, ущербное, но Добро тоже. И мы должны устремлять свой ум на то, чтобы понять ту благую точку, то благое намерение, из которого развилось это зло: ввернуть его обратно в первопричинное ему добро, подобно тому, как и злого, и неприятного нам человека надо представить младенцем в колыбели, кем он был же! – и был безобиден и ангельск, – и тогда мы смягчимся сердцем к нему и всё мудрее и глубже понимать станем. Недаром сказано: понять – значит простить.

...Зарывание от благ во зло обычно происходит, когда принимают принцип: «цель оправдывает средства», то есть раз цель благая, то для её достижения можно применять обман, грабёж, убийство. Убивал, ибо – враг же! Язычник, гяур неверный, ведьма, еретик – жги их во их душ же спасение! Зло, лукаво научились умножать своё царство в действительности таким образом: ставить впереди как цель на будущее привлекательный идеал и, отвлекши им бдительность нашего разума и совести, выпустить наружу духов злобы. А Цель, она и подождать может: она же будущее, а не мгновенность, не сейчасность. Она – не практична, не земна. А мы – тутоши, материальны...

Но опять зло я стал трактовать как чуть ли не первосубстанцию, равномощную со благом любви. Стоп! Лучше опять в глубь и назад: вчувствуйся – вмедитируйся в то, что есть Любовь – в плане и космическом, и как личного ощущения... В стихотворении Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива...» – восход от пассивного варианта Любви как неги (меня ласкает мир) к активному: преисполняясь Бытием, я расширяюсь сам и восхищённою душою готов и жажду любить и отдать себя – возвратить вложенное в меня благо. Любовь – она взаимная: любовь плодит, индуцирует любовь...

Быть любимым или любить самому, активно, – что лучше, ценнее, что выбираете вы?.. Здесь опять же от натуры и индивидуальности многое зависит: кому – что? Кто создан быть любимым, а кто – любить и в этом высшее находить наслаждение... Пассивная форма Любви (быть любимым) имеет своим вектором Единое, Целое – с ним слиться, отрешаясь от «я», от муки отдельности своей и воли и свободы, от бремени выбора, и предпринимать – что?..

Возвратить улыбку – не это ли должны ставить политики первым пунктом своих программ?!

Автор фото: М. Штейнбок

Деятельная же любовь, как акт свободы человеческого «я», есть одоление силы земного притяжения, набирание второй космической скорости, духовность, труд, энергетика... Любовь деятельная, как наслаждение, есть радость от того, что я люблю! Пусть и безответно, без гармонии-симметрии, и, значит, пребываю в дисгармонии – но какой? – мною выбранной, высокой, антиэнтропийной!

...Эта радость, самому любить, есть культ части и культура частичного: да, из всего бесконечного разнообразия женщин и идей избираю именно вот ЭТУ одну и отдаю ей своё «я» – личность, сплавляю с ней и жизнь свою.

Трепет охватывает и мороз по коже – от восхищения такой способностью в человеке суметь выбрать часть – каплю средь Океана и подкрепить её, именно эту точку, – своей точкой и всей её энергией. При малости по величине – тут величайшая возвышенность умонастроений, ценность в духе. Вот почему акт духовной любви-жертвы расценивается на иных весах, не количественных, а качественных...

Но в индивидуальной любви и опасность – самовеличания, самолюбования: ведь на моем «я», на его выборе и векторе, держится вот эта частица-кроха в бесконечности безглавой Вселенной... И тут исходен раздел, отворот – от других частей, или пренебрежение, равнодушие; а если они претендуют на влечение к ним и любовь с твоей стороны, то вызывают раздражение и ненависть. А это уже «я» – зло.

Художник З. Вайнфуртер

Художник З. Вайнфуртер

Я выбрал историю, литературу любить, а на меня также заявляет свои права математика – и вот я уже раздражён на неё и на себя.

Кто в этом виноват? Никто не виноват. Виновата просто частичность наша, не универсальность, короткость жизни и смертность, срок и предел вообще – так уж мы затеяны...

Что выбрать? Как жить? Как не разрушиться? Как остаться самим собой? Да и надо ли? «Я» ведь – не обязательно хорошо... Возникает гносеологическая паника! Гегель называл это состояние «несчастным сознанием», которое неспособно выбрать средь множества равноценных возможностей.

Как тут быть?.. – Два нам дано подсказа. Один – в античном чувстве – правиле меры. Умей её постигать, находить гармонию всех частей, разных стремлений – и ритм их смены. Они целительны: ради Целого и твою целость оберегают: тело – цело (один у них корень). Сюда же Сократово «познай самого себя» – то есть меру свою.

И в этом уже переход ко второму выходу: не сомневаясь, любить одну часть в дополнение к себе и идею и дело частичное, отдаваясь до конца и не соблазняясь другими рядом. Ведь соблазн этот – от слабости чувства, от малости жертвы и отдачи, от того, что себя больше любишь в любви, своё состояние, нежели предмет любви, и потому-то колеблешься, снуёшься в выборе предметов разных ты, дилетант – разнообразник – наслажденец. Дилеттаре (итал.) – развлекаться: пассивный вариант любви...

Итак, выход – в безраздельной преданности и всеотдайности (хорошее болгарское слово!). В индуизме путь бхактии (страстной любви) равномощен пути знания – джняны и пути кармы – благих дел, практических актов. Односторонность получается из человека при этом? Да. Но зато и творчески порождающая сила, антиэнтропийная.

А эта, злодейка Энтропия, и действует как раз через дилетантство – как ослабление творчески нацеленной энергии человека, превращая творца в потребителя, пассивный Эрос упражняя в нём.

...Созерцание – умозрение, которому я предаюсь, тоже род опьянения, упоения, неги интеллектуальной... Правда, кажется, что упражняю я при этом и активную свою способность – продуктивное воображение...

Георгий Гачев
Авторский дайджест статьи-умозрения,
написанной в 1979 г.

Ещё в главе «Семья - нация - страна»:

Пофилософствуем о любви, добре и зле

«И чтоб вам состариться на одной подушке...»

Осколки московской жизни (из серии фельетонов). А. П. Чехов

Новая нация? Русские как национальное меньшинство