Журнал «Социум» №10-11. 1991 год
Патриарх и мученик российских «уновлений» (Контуры жизни Михаила Сперанского и его реформаторских идей)
1808 год. Высокие орбиты европейской политики. Эрфурт. Встреча двух императоров – русского и французского. Александр Благословенный и Наполеон Бонапарт. «Либерал» и «революционер» на тронах. Из пёстрой и раззолоченной толпы русских придворных цепкий взгляд Наполеона выхватывает одного – Михаила Сперанского. Император говорит с ним, отмечая его острый, «организующий», быстрый ум. Подводит Сперанского к Александру I и делает предложение: «Не угодно ли вам, Государь, променять мне этого человека на какое-нибудь королевство».
Sperans – по латыни надеющийся
Михаил Михайлович Сперанский родился 1 января 1772 года в семье приходского священника в селе Черкутине Владимирской губернии. Его отец был вынужден заниматься самой чёрной крестьянской работой, ибо плата за свершение обрядов и богослужение была мизерной. Он относился к тому, нередкому на Руси, типу священника-землепашца, который более всего напоминал об исконном наименовании православного человека – Христьянин.
Мать Михаила, Прасковья Фёдоровна, отличалась не только живостью ума, но и отменным благочестием. Увы, родители, придавленные постоянной нуждой, не могли уделять много времени образованию сына, однако дело оказалось поправимым. Дед мальчика – Василий (даром что слепой) – положил начало развитию духовных задатков Михаила, одарённого от природы. От него же тот научился читать. Шестилетний ребёнок водил деда в церковь и ежедневно по ходу обедни читал часослов и апостол. С тем, чтобы он мог видеть напечатанный текст, под ноги ему ставили скамеечку. Всё свободное время он проводил за книгами.
Когда ребёнку минуло семь лет, отец отвёз его во Владимир для определения в семинарию и отдал на постой своему зятю протодьякону Матвею Богословскому, который более всех способствовал нравственному и умственному развитию мальчика. Особое влияние на формирование М. М. Сперанского как личности оказала дочь Богословского – Татьяна Матвеевна Смирнова, незаурядная женщина, владевшая замечательным даром слова.
Так как отец мальчика в соответствии с довольно низким социальным статусом сельского священника не имел родовой фамилии (обычай тех лет) и расписывался в документах по отчеству, встал вопрос: какую фамилию он будет носить. Свою фамилию он обрёл в семинарии. Она была производной от латинского слова sperans – надеющийся.
Несмотря на схоластическую методу обучения в семинарии, занятия немало дали Михаилу. Учился Сперанский отлично, особенно проявляя себя там, где надо было мыслить самостоятельно. Известная неприязнь к семинарскому формализму и начётничеству (нет добра без худа) заставила его потянуться к светским наукам. Видя успехи семинариста, его наставники позволили ему самостоятельное чтение проповеди. По уму усердие и далее не прошло незамеченным – М. М. Сперанский был взят келейником к ректору семинарии. В ректорском доме, где он прислуживал, для него открылись новые возможности для образования; чего стоило только одно право пользоваться богатой библиотекой.
Позже, в числе других прилежных в учёбе юношей, собранных со всей России, его направили во вновь созданную главную семинарию в Петербурге (будущую Академию) для подготовки к «учительской в высших классах должности». Здесь он застал весьма прогрессивно настроенных по тем временам (столица всё-таки!) преподавателей. Один из учителей даже проповедовал своей аудитории идеи Вольтера и Дидро.
Сперанский усиленно занимается философией. Читает Декарта, Руссо, Локка, Лейбница, Канта. Уже в своих первых философских сочинениях он обличал деспотический произвол, высмеивал имевшее широкое хождение утверждение, будто только дворянин в своих поступках руководствуется честью и долгом. Призывал уважать гражданские права и достоинство всякого человека. Эти труды впервые были опубликованы после смерти автора.
Когда М. М. Сперанский завершил обучение в главной семинарии, Святейший Синод оставил будущего реформатора в Петербургской альма-матер на преподавательской работе. В лекциях молодой профессор неизменно выказывал обширную начитанность, классические и иные знания. В ту пору он работает над «Правилами высшего красноречия» – трудом, ставшим заметным явлением среди изданий того времени.
Достигнув немалого в свои двадцать с небольшим лет, юноша круто меняет свою судьбу. Он отказывается от ожидавшей его блестящей церковной карьеры и вскоре поступает на частную службу к екатерининскому вельможе князю А. Б. Куракину. Среди причин, заставивших его решиться на этот шаг, нужда была отнюдь не на последнем месте. Михаил Михайлович должен был помогать своим родителям. Кроме того, на его иждивении находился также студент Дилекторский, товарищ по Владимирской семинарии, продолжавший своё образование в Московском университете.
Прежде чем допустить М. М. Сперанского к работе, Куракин устроил ему испытание. Как-то вечером князь призвал молодого человека к себе и поручил ему написать одиннадцать писем к разным лицам, потратив на объяснение содержания этих эпистол не более часа. В шесть утра все письма готовыми лежали на столе князя. Тот отказывался верить своим глазам, а уж когда ознакомился с их содержанием, пришёл в ещё больший восторг – настолько мастерски всё было выполнено и, главное, поразительно отличалось от тяжёлой и угрюмой канцелярщины, которой в массе своей грешило и грешит во все времена чиновничество.
Сближение с Куракиным, занимавшим в последние годы царствования Екатерины II важный пост, вывело недавнего семинариста на высокие «этажи» государственной службы. С воцарением Павла, пожаловавшего его патрона в генерал-прокуроры, Михаил Сперанский становится правителем канцелярии этого ведомства. И хотя князь уже через год был смещён, а следующие прокуроры менялись соответственно смене настроений царствующей особы, М. М. Сперанский неизменно оставался на своём месте.
Небезынтересна первая встреча Михаила Михайловича с одним из череды этого ранга чиновников – генерал-прокурором Обольяниновым, человеком беспредельно грубым, исключительно капризным и банально безграмотным. Этот бурбон – небывалое дело – просто стушевался при виде М. М. Сперанского, так как, ожидая увидеть неуклюжего, трепещущего от страха подъячего старых времён, увидел изящного молодого человека, причём вовсе не спелёнутого форменным мундиром, а облачённого в самый модный французский кафтан. Обольянинов, может быть, впервые в жизни проникся уважением к подчинённому, узнав, что такое, оказывается, возможно.
В 1798 году Михаил Сперанский обручился с Елизаветой Стивенс, дочерью гувернантки графа Шувалова, англичанкой по происхождению. Жалованья едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Из скромных средств приходилось, среди прочего, выделять и на девочку-подростка – дочь одной многодетной вдовы, которую молодые супруги из сострадания взяли под свою крышу. Однако, как бы там ни было, в доме М. М. Сперанских поселилось счастье. Увы, не надолго. Елизавета Стивенс сильно занемогла, пострадав во время некой дорожной драмы,– опрокинулась карета, которая везла её за город. От тяжелейших ушибов здоровье её заметно ухудшалось.
5 сентября 1799 года у Сперанских родилась дочь. После родов у матери открылась скоротечная чахотка. Она скрывала ото всех своё болезненное состояние, от супруга – тоже. Не прошло и одиннадцати месяцев их семейной жизни, как Елизаветы не стало. Удар был оглушающим. Он потерял способность что-либо делать, ушёл из дому, и только через несколько недель его отыскали на одном из островов Невы. М. М. Сперанский с головой уходит в работу, гася в ней своё горе. Любовь к жене всецело переносит на дочь. Его Лизы ему не заменит никто. И так до конца жизни.
Позволительно ли опережать своё время?
Время жизни и напряжённейших трудов М. М. Сперанского – одно из непростых и противоречивых в истории России. Волна антимонархических буржуазных революций прокатилась к началу XIX века по большинству стран Запада. В России же крепостничество было по-прежнему неколебимо. Государство, остававшееся абсолютной монархией с могущественным административно-бюрократическим аппаратом, тем не менее должно было «оборонять» себя от западной «революционной напасти», сохраняя самодержавное правление.
Одним из способов сохранения монархическо-дворянской власти было укрепление и насаждение сословного строя. Выдумывать чего-то нового не было нужды – годился старый римский принцип «разделяй и властвуй», как никакой другой, – живучий во времени и пространстве! В то время как Европа приноравливалась к лозунгу «Свобода, равенство, братство», в России за каждым сословием закреплялись (в законодательном порядке) только ему присущие права и привилегии. Существовать имела право лишь степень свободы, а не свобода.
Нужно ли говорить, что при всём том отгородиться России от всего происходящего в мире было невозможно. Элементарный здравый смысл требовал пересмотра прежних взглядов на вещи, устранения, по крайней мере кричащей архаики жизнеуклада. Недостаток гражданских законов, ясных и доступных каждому, ощущался все острее. «Всё, что прежде таилось за личными распоряжениями воевод, за слабостью сенатского надзора, за безгласностью тайной канцелярии и самовластным произволом вельмож, выходило теперь на свет и требовало от правительства новых мер, новой деятельности», – не мог не констатировать М. М. Сперанский.
Этих новых мер требовало нарождение неведомого ранее промышленного дела, вообще, как сказали бы сегодня, становление экономики, которая независимо от чьей бы то ни было воли «перетряхивает» всё и в собственно хозяйственной сфере, и в политическом устройстве, и в быту, да и во всём.
Снизу это «перетряхивание» было исключено – не французы, чай. Стало быть, – сверху, то есть традиционно, по-российски.
Первые начатки реформ и прежде всего высшей государственной власти, произведённые молодым императором Александром I и его ближайшим окружением, не увенчались успехом. Главная причина заключалась в неподготовленности царя и его доверенных лиц к масштабным государственным преобразованиям.
Нужны были люди, которым осуществление реформ оказалось бы по плечу. Самой заметной фигурой среди них стал Михаил Михайлович Сперанский. Ему пожаловали титул государева статс-секретаря. Заметим, что таким образом за четыре года службы бывший семинарист достиг генеральского чина. В беседе с французским посланником Лоринстоном Александр I, характеризуя своего нового любимца, отметил его главное качество – «он легко работает». Отныне новоиспечённый высокого ранга государственный муж занят «планом всеобщего государственного образования».
М. М. Сперанский, как и все мыслящие люди России, отчётливо понимал, что принцип самодержавия противоречит идеалу конституционного правления: «Первое начало власти в России весьма кажется просто, – пишет статс-секретарь императора в записке «Об устройстве судебных и правительственных учреждений...» (1803 г.). Государь, соединяющий в себе все роды сил, единый законодатель, судия и исполнитель своих законов – вот в чём состоит на первый взгляд вся конституция сего государства. Но когда рассматривают образ, коим верховное сие начало действует, и средства, коими оно силы свои распределяет и приводит в упражнение, – сия простота первого понятия исчезает, и на место её являются разные системы управления, к разным началам принадлежащие и никакой между собой вещественной связи не имеющие».
В самом деле, каким образом можно было определить прерогативы и полномочия Государственного совета, Сената, Комитета министров и их взаимоотношения? Все они работали вслепую, в меру своего понимания и устных «инструкций» царя. Их решения часто носили взаимоисключающий характер, вмешательство в дела было бестолковым, интересы постоянно входили в противоречия, ответственности за содеянное не чувствовалось никакой.
План Михаила Михайловича Сперанского состоял в том, чтобы «посредством законов утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию власти более достоинства и истинной силы».
В октябре 1809 года весь проект реформ был передан Александру I. Правила вводимого порядка должны были состоять в том, чтобы «не терять времени, но избегать всякой торопливости». В основу реформы М. М. Сперанский положил принцип разделения властей. Преобразования состояли и в том, чтобы в какой-то мере привлечь население (на основе имущественного ценза) к участию в исполнительной, законодательной и судебной власти посредством системы выборов.
В руках императора после преобразований сохранилась бы вся полнота управления страной, а также исключительное право законодательной инициативы. Вместе с тем самодержавная власть существенно ограничивалась Государственной думой, которая должна была рассматривать все законопроекты. Все новые подати, налоги и повинности опять же должны утверждаться Государственной думой. Император решительно отделялся от судопроизводства.
Таковы были основные замыслы М. М. Сперанского. Царь было склонялся к их реализации, но в последний момент, видимо, отказался от столь кардинальных реформ. В 1810 году последовал манифест об учреждении Государственного совета. Но даже те незначительные ограничения самодержавия, которые в нём упоминались, были через некоторое время отброшены Александром.
И тем не менее манифест произвёл сильное впечатление среди высшей администрации и в дворянских кругах. Разнообразные обвинения посыпались на голову М. М. Сперанского: в новом учреждении видели умаление роли Сената и покушение на ограничение самодержавия. А вскоре фигура Аракчеева заслонила собой весь Государственный совет. Мнение находящегося в фаворе временщика стало для царя более авторитетным.
Михаил Сперанский очень много работал и не терял надежды на осуществление задуманных преобразований. В 1811 году его здоровье резко ухудшилось – сказалось перенапряжение, угнетала «неосуществимость затей», во всяком случае, в задуманном им объёме.
От абсолютизма к конституционной монархии был сделан лишь малый шаг. Правда, по чинодралам прошёлся М. М. Сперанский изрядно. И поделом!
Речь в данном случае о действии двух указов, подготовленных реформатором, относительно «придворных званий» и экзаменов на гражданские чины. Прежде придворные звания сразу же предполагали и чины. Теперь же звания при дворе не давали права на чин, тем самым становилось затруднительным занимать высшие государственные должности без подтверждения притязаний деловыми способностями. Прежде достаточно было выслуги лет, теперь для получения чина коллежского асессора, например, требовался университетский диплом. Не нужно пояснять, что такой подход приоткрывал возможность продвижения на государственной службе в первую очередь разночинной интеллигенции.
Указы вызвали возмущение и ненависть аристократии, так как Михаил Сперанский поднял руку на их заповедное, веками неприкосновенное право. М. М. Сперанского «обкладывали» со всех сторон, Александру I была передана записка историка и тайного советника Николая Карамзина «О старой и новой России» – концентрированное выражение мнения консервативной оппозиции.
Видя главную причину «неудовольствия россиян» в «излишней любви» правительства «к государственным преобразованиям», Николай Карамзин подверг резкой критике все начинания, связанные с именем Михаила Сперанского, – от учреждения властных и ответственных за свои распоряжения министерств до финансовых мер, способствовавших обогащению купечества и сокращению дефицита государственного бюджета. При этом любезный нашему сердцу историк считал, «что вообще всякая новость в государственном порядке есть зло», что хотя «самодержавие есть палладиум (оплот) России», но даже самодержцу не дано право посягнуть на права и привилегии дворянства.
Как бы в противовес французскому (западному) влиянию, которым была насыщена общественная атмосфера первого десятилетия XIX века, в Петербурге стали громко звучать голоса людей, призывавших к борьбе с иноземными заимствованиями во имя патриотизма и национальной самобытности. В каждом человеке либерального образа мыслей видели чуть ли не «агента и союзника революции». Патриотизм «голосовых связок» одержал верх – этим предрешалась и участь творца конституционных реформ.
А здесь ещё и надвигающаяся агрессия «узурпатора Боунапарте». Вы понимаете, к чему об этом речь? Конечно же, реформатора обвиняют в непатриотизме и преклонении перед всем французским (а то как же!). Кроме того – в желании укрепить правительство за счёт ослабления самодержавной власти, в ненависти к дворянству, пристрастии к поповичам и мелким людям (сценарий на все времена!).
17 марта 1812 года, после аудиенции у императора, М. М. Сперанский застаёт у себя дома министра полиции: кабинет хозяина был опечатан. Ну что можно сказать о дальнейшем? Той же ночью в сопровождении частного пристава полицейская карета умчала реформатора в ссылку.
«Теперь судят и обвиняют его (Михаила Сперанского) все те, которые месяц назад восхищались им, – говорил князь Андрей (Л. Толстой, «Война и мир»), – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки других; а я скажу, что ежели что-нибудь и сделано хорошего в нынешнее царствование, то всё хорошее сделано им – им одним...»
Пленник политической мечты
Проекты Михаила Сперанского отличались не только смелостью и масштабностью, но и удивительной конкретностью. Они разрабатывались с учётом перспективных задач, стоявших перед страной, и практически на сто лет предвосхитили те политические шаги, о которых в условиях революционной ситуации был вынужден заявить последний Романов на российском престоле в своём Манифесте «Об усовершенствовании государственного порядка» 17 октября 1905 года.
Познав нищету и блеск императорского двора, вкусив власть полудержавного правителя и отведав ссылки, Михаил Сперанский остался верен себе. Он настаивал и продолжал настаивать на проведении в социальной и административной жизни принципа законности, утверждал положение «о правовом государстве». Таком государстве, где произвол человека над человеком заменяется всеобщим подчинением закону, гарантирующему права каждого гражданина независимо от сословной принадлежности и материального достатка. Отстаивание этих идей стало делом его жизни, за них он претерпел гонения, нападки «светской черни» и бюрократического «болота», изведал чёрную неблагодарность «ближних своих».
При жизни Михаила Сперанского его идеи во многом не были реализованы. Однако они упрочили в общественном мнении представления о конституционном образе правления, показали думающим и совестливым людям всю позорность положения, при котором, по словам реформатора, в стране «нет свободных людей, кроме нищих и философов».
Если бы господствующий класс во главе с царём сумел проявить политическую дальновидность (посмеем заметить, в модном ныне жанре ретроспективных мечтаний) и пойти по пути, намеченному реформатором-мыслителем, то, вполне вероятно, что страну удалось бы направить на прогрессивный, последовательно буржуазный путь развития. Но русское дворянство прочно держалось за свои привилегии, проявляя эпидемическую глухоту к предсказанию собственной будущности.
Основные теоретические идеи М. М. Сперанского были усвоены лишь зрелыми умами второй половины XIX века. Они, безусловно, сыграли немалую роль при подготовке социально-политических и юридических реформ 60-х годов и были частично реализованы в реформах Александра II, особенно в судебных уставах 1864 года. Однако много, очень много других идей и особенно конкретных, практических предложений мыслителя были использованы лишь спустя десятилетия – в Манифесте 17 октября 1905 года. Иными словами, слишком поздно. Идти по либеральному реформистскому пути было всё труднее. Накатывали революции, а до той, что вообще покончила со всяким либерализмом и реформаторством в России, оставалось ровно 12 лет – всего ничего.
«...Непрерывностью видов, постоянством правил, постепенным исполнением одного и того же плана устрояются государства... Следовательно, продолжать начатое, завершать неоконченное, раскрывать преднамеренное, исправлять то, что временем, обстоятельствами, попущениями исполнителей или их злоупотреблениями совратилось со своего пути, – в сем состоит всё дело, вся мудрость...»
Это ли не завещание нам, сегодняшним?!
При подготовке дайджеста использована книга С. А. Чибиряева «Великий русских реформатор» М., «Наука», 1989 г.
Ещё в главе «Личность - культура - ноосфера»:
Патриарх и мученик российских «уновлений» (Контуры жизни Михаила Сперанского и его реформаторских идей)Космософия России
