Журнал «Социум» №5. Май 1991 год
Откуда может исходить угроза СССР?
Этот вопрос достаточно расхожий – на него можно обратить внимание, листая газеты и журналы, он раздаётся с трибун собраний различных уровней, звучит с экранов телевизоров. Либералы-пацифисты приложили немало усилий, чтобы разрушить миф об СССР как о крепости, осаждённой многочисленными и коварными врагами, которые только и ждут подходящего момента для штурма цитадели социализма. Что же касается их оппонентов – консерваторов (в данном случае этот термин употребляется в его изначальном, вполне респектабельном смысле), то они буквально ни на минуту не остывают от сверхусердия по опровержению «безответственных» и «поверхностных» построений пацифистов. Насколько позиция полемизирующих сторон адекватна сути дела? Политолог Андрей Кортунов предлагает своё видение этого весьма непростого предмета нынешних дискуссий.
Военный потенциал: не любой, а реально необходимый
К сожалению, конструктивного разговора между сторонниками двух подходов пока не получается. И главным образом потому, что проблема формулировалась и формулируется в виде жёсткой антиномии, по принципу «либо – либо». Либо по ту сторону от государственных границ СССР – ЦРУ, «ястребы» Пентагона и алчные корпорации, либо – сердобольные интеллигенты и благотворительные фонды, собирающие продуктовые посылки для нашей страны. Либо человечество движется семимильными шагами к безъядерному и ненасильственному миру, либо оно обречено подчиняться «закону джунглей», где сильный пожирает слабого, а большой торжествует над малым.
Между тем формулировать проблему столь прямолинейно вряд ли правильно. Современные международные отношения не укладываются в жёсткую схему. Конечно, сегодня фактор военной силы теряет своё былое значение в мировой политике. Это происходит как в связи с овладением ведущими политиками различных государств новым мировидением, так и в результате радикального оздоровления международной обстановки, связанного прежде всего с переменами в СССР и Восточной Европе.
Более того, обладание чрезмерной военной силой и стремление её сохранить оказываются контрпродуктивными с точки зрения увеличения политического влияния в мире, поскольку «военное перенапряжение» ведёт к ослаблению национальной экономики и постоянному отставанию от стран, переводящих свои экономико-технологические преимущества в преимущества политические.
Вместе с тем снижение роли военной силы и процесс демилитаризации мировой политики не означает абсолютного снятия военного фактора: кризис в Персидском заливе ещё раз продемонстрировал это со всей очевидностью. Стране необходим военный потенциал, но не любой, а применимый, то есть такая военная мощь, которую можно будет реально использовать для достижения конкретных политических целей. Защитники армии правы в том смысле, что мир будущего не будет миром всеобщей гармонии, где военная техника останется лишь в виде музейных экспонатов. Однако их оппонентам нельзя отказать в логике, когда они говорят о том, что размер затрачиваемых материальных ресурсов должен сообразовываться со степенью действительно существующих угроз.
Разновидности военных угроз: степень вероятности каждой из них
Рассмотрим подробнее типы военных угроз, с которыми в обозримом будущем придётся сталкиваться нашему государству, и попробуем оценить степень их вероятности.
Угроза стратегической ядерной войны при всей её маловероятности должна, безусловно, учитываться во внешнеполитическом и военно-политическом планировании. Согласно распространённой точке зрения, она нейтрализуется за счёт поддерживания стратегического паритета между СССР и США, выражающегося в способности Советского Союза нанести Соединённым Штатам «неприемлемый ущерб» в ходе ответного удара при любом сценарии развития боевых действий.
С этой точкой зрения можно согласиться. Вопрос же заключается в определении паритета. К сожалению, до сих пор бытует представление, что паритет означает примерное равенство если не по численности стратегических сил, то, по крайней мере, по их боевым возможностям. Представляется, что в поддержании такого потенциала (исчисляющегося многими тысячами боеголовок) нет необходимости. Угроза ядерной войны в форме сознательного нападения со стороны США может надёжно парироваться наличием относительно компактных живучих ядерных сил численностью от 500 до полутора-двух тысяч боеголовок, способных нанести заведомо неприемлемый политически ущерб потенциальному агрессору. Остальная часть наших стратегических сил, превышающих в настоящее время десять тысяч ядерных боеголовок, может быть ликвидирована без всякого ущерба для национальной безопасности Советского Союза.
Перспектива вовлечения СССР в крупномасштабный неядерный конфликт в Европе выглядит сегодня не более реальной, чем угроза ядерной войны. И потому, что развитие политической ситуации на континенте не даёт поводов для поворота к конфронтации, и потому, что последствия неядерной войны в Европе будут столь же катастрофическими, что и последствия ядерной войны (вспомним хотя бы, что в Европе находится около двухсот ядерных реакторов, тысячи химических заводов, десятки тысяч складов горючего и токсичных веществ).
Конечно, политическая ситуация может меняться. И мы не вправе игнорировать даже самую маловероятную перспективу, например, перспективу ремилитаризации Германии. Но и в этом случае сдерживание агрессора обеспечивается возможностями СССР нанести ему неприемлемый ущерб в ответном ударе, а отнюдь не способностью вести «затяжную» обычную войну в Европе по типу второй мировой. Стало быть, главной целью на континенте должно стать не уравновешивание военных потенциалов всей остальной Европы (к чему мы, по всей видимости, до сих пор стремимся), а повышение мобильности и надёжности наших сил, совершенствование систем связи и управления, а также военной разведки.
Следующей потенциальной угрозой принято считать советско-китайский военный конфликт. В обозримом будущем вероятность такого конфликта выглядит также близкой к нулю. Но в любом случае геостратегическая ситуация в соответствующем регионе, демографический и экономический потенциал восточных соседей СССР не позволят отразить возможные угрозы, опираясь на обычные вооружения и вооружённые силы – создание «линии Мажино» вдоль всей советско-китайской границы нам явно не по карману. По всей видимости, и здесь необходима опора главным образом на ядерный потенциал.
Возможность втягивания СССР в среднемасштабный конфликт на южном периметре наших границ может резко возрасти на почве подъёма фундаменталистских религиозных или националистических тенденций в приграничных к Советскому Союзу государствах. Особую опасность имел бы «перехлёст» мусульманско-националистической войны через советскую границу с перспективой «ливанизации» среднеазиатских и закавказских республик.
Теоретически эта угроза нашему государству (с учётом возможности мобилизации значительных людских контингентов в результате существующих демографических тенденций и опасности городской партизанской войны) больше, чем какая-либо другая, требует противодействия с помощью обычных вооружённых сил. Но афганский опыт показал: климатические и географические особенности театра военных действий, религиозный фанатизм, а также значительные людские ресурсы, которые могут оказаться под контролем враждебных по отношению к СССР группировок, жёстко ограничивают возможности использования обычных вооружённых сил.
Следовательно, и здесь в конечном счёте нейтрализация угрозы безопасности СССР, особенно в случае перерастания её в угрозу внутренним районам нашего государства, может потребовать опоры на ядерный потенциал, причём не столько стратегический, сколько оперативно-тактический.
Перспектива вовлечения СССР в локальные войны за пределами периметра его границ связана с нашим участием в тех или иных местных конфликтных ситуациях по идеологическим причинам. Ни в Юго-Восточной Азии, ни в Африке, ни в Латинской и Центральной Америке наше участие не определяется коренными интересами СССР военного или экономического характера. Только идеологические установки в духе извращённого толкования принципа пролетарского интернационализма способны втянуть СССР в локальные конфликты далеко от его границ. Предотвращение такой угрозы требует чёткого осознания системы приоритетов нашего государства в сфере национальной безопасности и деидеологизации подхода к периферийным (с точки зрения безопасности СССР) зонам и государствам «третьего мира».
Взгляд из будущего: вслед за «прощай, оружие!» естественным образом последует «прощай, медаль!». Рисунок: В. Богорад
Эффективность будущих советских ВС: не числом, а качеством
Таким образом, главным гарантом безопасности СССР в будущем должны оставаться не обязательно многочисленные, но эффективные стратегические вооружения (развивающиеся в направлениях мобильности и моноблочности). На оперативно-тактическом уровне они могут быть дополнены модернизированными силами ВВС, оснащёнными многоцелевыми самолётами. Данный вывод, хотя и противоречит официально принятой концепции «безъядерного мира», представляет собой единственно разумную основу для военного строительства с учётом объективных реальностей геостратегического положения СССР, демографических и экономических возможностей страны.
Что же касается вооружённых сил общего назначения, то они могут быть сокращены от 2 до 2,5 млн человек. Такое сокращение не только имело бы огромный международный резонанс, но и позволило бы (за счёт уменьшения расходов на производство соответствующей военной техники) увеличить долю расходов на содержание личного состава и материальной части, повысить степень профессионализации армии.
Обслуживание современных и будущих типов вооружений и техники требует изменения подходов к комплектованию вооружённых сил, симбиоза армии профессионально организованной и пополняющейся на основе воинской повинности. Ставка на многочисленные, но плохо обученные резервы утратила смысл. Та часть призывного контингента, которая будет забракована вооружёнными силами или откажется от службы по политическим либо религиозным мотивам, должна отбывать трудовую повинность, освобождая при этом армию от несвойственных ей функций (уборка урожая, гражданское строительство и так далее).
Очевидно, настало время сократить и количество видов вооружённых сил за счёт объединения ПВО и ВВС в один род войск. При этом можно вести дело если не к полной ликвидации, то, во всяком случае, к резкому сокращению ПВО, учитывая, что эффективная территориальная ПВО в современных условиях столь же недостижима, как и территориальная ПРО.
Сухопутные войска должны иметь в своём составе не более 50–70 полностью развёрнутых и боеспособных мотострелковых и танковых дивизий, в составе которых призывной контингент должен составлять не более 40–50 процентов личного состава.
ВМФ должен отказаться от ориентации на глобальное проецирование силы (авианосцы) и сконцентрировать усилия на защите морских подходов к территории СССР, сохраняя в течение какого-то времени и стратегический компонент (БРПЛ – баллистические ракеты подводных лодок).
Для нас жизненно важно сократить уровень оборонных расходов в два-три раза. Наше геостратегическое положение вряд ли позволит нам довести военный бюджет до 1 процента ВНП (уровень Японии) или даже 3–4 процентов (уровень Западной Европы). Но представляется очевидным, что если США могут тратить на оборону 5–6 процентов ВНП, то для нас этот уровень не может быть выше.
Сокращение военных расходов позволит не только высвободить значительный (и наиболее развитый в научно-техническом отношении) экономический потенциал. Оно позволит сломать мощную перегородку между военной и гражданской промышленностью, обеспечить систему постоянной передачи «штатским» объектам технологических достижений, полученных за счёт оборонных НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки). Наконец, сокращение военных расходов нейтрализует тенденцию к милитаризации жизни нашего общества, на которую опирается командно-административная система, а значит, стимулирует общую экономическую и политическую реформу в стране.
Ещё в главе «Гражданин - государство - мир»:
Тоталитарное государство – это мы«Фольклор» Игоря Губермана
Откуда может исходить угроза СССР?
Мы с тобой одной крови – ты и я
