От ОКБ ВЭИ до ВНИИ-108
В Жихареве Расплетин узнал, что всех сотрудников НИИТ должны направить в Красноярск. Но прежде чем попасть в транссибирский экспресс Москва – Владивосток, пришлось попутешествовать.
Об этом времени Александр Андреевич вспоминал:
В Жихареве нас посадили в отопленный пассажирский состав, и мы без каких-либо невзгод, наоборот, с великими удобствами прибыли в Кострому. Оказалось, что для нас, ленинградцев, тут подготовили специальные условия для хорошего отдыха. Там мы прожили две недели в обстановке, о которой, конечно, каждый из нас и мечтать не мог.
В результате наше физическое и моральное состояние быстро подправилось настолько, что мы уже вернули себе способность к разговорам не только на темы чисто гастрономического содержания. Правда, мне в Костроме не повезло. Я умудрился простыть и подхватил воспаление лёгких с температурой за сорок. Но, к счастью, мой организм легко поддался лечению. 850 граммов спирта плюс дюжина горчичников через пять дней поставили меня на ноги.
В Костроме Расплетин был впервые. Этот старинный город, чем-то напоминавший родной Рыбинск, ему очень понравился. Затем он и его товарищи перебрались в Ярославль. Оттуда они и отправились в глубь страны.
В поезде имелся вагон-ресторан. На питательных пунктах (на крупных станциях) получали хлеб, горячее. Но всё равно на остановках выскакивали в надежде купить или выменять что-либо из одежды на еду. Особенно удачно это получалось у Саши Эмдина.
Красноярск встретил их приветливо. Здесь уже начиналась весна. Однако с жильём возникли трудности: в городе было огромное количество эвакуированных. Разместились в общежитии – 20 человек в одной комнате, первое время пришлось спать на полу.
Группу Расплетина направили на завод № 327, где до войны изготавливались бытовые радиоприёмники. Сразу к работе приступить не смогли, две недели ушло на восстановление сил. Резкая смена условий привела к тому, что большинство из них, кроме Буханова, Фридберга и Расплетина, попали в госпиталь. Как написал Расплетин оставшимся в Ленинграде товарищам: «В госпитале они лечили свои распухшие ноги и рожи».
Уже в первые дни войны на заводе был организован выпуск аппаратуры телевизионной разведки РД-1 для самолётов. Эта система ещё до войны разрабатывалась в НИИ-9 и имела несколько вариантов, которые отличались конструктивными решениями.
Из эвакуированных из Ленинграда вариантов наиболее полным был вариант Сушкевича. Этот вариант имел заводской шифр «Алмаз» и разрабатывался в заводской лаборатории под руководством Н. И. Оганова. Над «Алмазом» стали трудиться Расплетин, Фридберг, Чашников и другие. Вскоре были призваны в армию Саша Эмдин и Степан Семёнов. Первый попал на курсы младших лейтенантов, другой – в школу политруков.
Расплетин вспоминал:
Ехали мы сюда с горячим желанием окунуться в настоящую работу, но этого не оказалось... Мне думается, здесь существует разрыв между мощностью лаборатории и производственными возможностями. Поэтому часть из нас работает или не по специальности или с малым КПД.
Эту неудовлетворённость высококвалифицированного специалиста можно понять – они могли принести большую пользу, помогая фронту, если бы организация работы была более продуманной.
Тем временем ход боевых действий потребовал скорейшего оснащения самолётов эффективными средствами для наведения истребителей на цель. Ведь наведение являлось важнейшим условием эффективного проведения воздушного боя.
В этих условиях Управление истребительной авиации ПВО страны было весьма заинтересовано в оснащении самолётов установками на основе телевидения типа «Алмаз». Необходимо было сосредоточить в одном месте все научно-конструкторские силы, способные решить эту задачу.
На завод пошли одна за другой телеграммы – вызовы от наркома: Расплетина и ещё нескольких товарищей откомандировать в Москву. Но дирекция не отпускала, и небезосновательно.
Расплетин об этом писал так:
Дирекция пока ещё имеет возможность не выпускать меня с завода, так как Оганов заявил, что мой отъезд приведёт к срыву «Алмаза». Я не разделяю его мнения и не считаю себя незаменимым работником, каким он рисует меня Румянцеву (директору завода. – Авт.).
Но вскоре этот вопрос был вынесен на гораздо более высокий уровень. В августе 1942 года было принято специальное постановление ГКО, а вслед за этим издан приказ о переводе в Москву специалистов-телевизионщиков.
Так Расплетин, Фридберг, Сушкевич, Оганов, Круссер, Бучинский, Турлевич и Чашников стали москвичами.
Ещё в главе «Московский период. 1942—1950»:
От ОКБ ВЭИ до ВНИИ-108
Роль А. И. Берга в создании Совета по радиолокации
Самолётные радиолокационные разработки
Перспективы развития отечественного телевидения
Телевизионный стандарт 625 строк
Работа комиссии по радиолокации
Предложения комиссии по телевидению
Станция наземной артиллерийской разведки СНАР-1. Идея Расплетина