О русская земля, опять ты за холмом... или про то, почему демократии «Белого дома» не хватило пятисот дней там, где Ленину вполне достало одной великооктябрьской ночи.
Прошедший год наглядно показал: мы вновь успешно разминулись с аграрной реформой. Отчётные цифры о появившихся фермерах тут мало что меняют. Единственное, хотя и важное достижение – стали яснее и очевиднее те механизмы, без которых аграрный рынок никогда не заработает...
Грядёт очередная посевная, и если мы упустим время, не разгребём законодательные, административные и финансовые завалы, то вновь – в который уже раз – будет поздно...
Аграрное – оно вообще второго сорта. Сельхозное – служебно, задний двор. Двор передний – власть. Конечно, говорить нужно – говорить, что земельная реформа – ключ ко всему, что на Руси всегда всё с неё начиналось, что надо же, чёрт побери, накормить народ, – говорить и даже думать так нужно! Но и говорящий, и каналья слушающий, вываренный в отечественной литературе, понимают: не в жратве, братцы, дело. Нас едою не купишь!
Есть вещи, за какие и поголодать не грех. «Жила бы страна родная», так сказать. Горбачёву так сказать уже нельзя, Ельцину – можно. Свобода и сытость у нас одна от другой дальше, чем гений от злодейства, что немцу карачун, русскому – здорово: голод у нас облагорожен, числится по гражданственности. Что важно как фон политических тактик!
Вечный вопрос революции – о власти и собственности на пути от моления Горбачёва «не выбирать Ельцина главой парламента России» до исторической реплики: «Всё, подписано!» – читается так: в войне за свою власть можно отступать от чужой собственности.
Мужицкой или, если угодно, фермерской. Собственность на землю не государственное, не спасительное для Ельцина и его команды, а поистине частное дело.
В своё время Ленину реформа-грабиловка (с огнём на дворянских усадьбах) прибавляла власти. «Белому дому» она осложняла бы власть: новый уклад всерьёз и жестоко требовал бы рынка. Строй сельских хозяев – дело серьёзное, требует только «да» или «нет», земельного банка требует вместо былого райкома, бирж и твёрдых денег, а также свободного выхода в мир – тяжко и ответственно!
В чём-то стоит смело взбираться на танк, а в чём-то нужно проявлять и сговорчивость. «Коммунисты России» на декабрьском съезде 1990 года не дают фермеру сделаться Ельциным на своих усреднённых 42 га (между скелетом коровника и высохшим ручьём) – можно отступить, сэкономить волю, влияние, энергию. И дивную формулу СССР о «пожизненном – наследуемом», более чем условном владении землёй заменить для России собственностью, которую нельзя ни купить, ни продать, ни заложить, ни обменять.
«Обозначено в меню, а в натуре нету», – разъясняли некогда Тёркину. Себе власть – подлинная, мужику собственность – условная.
Условно – всё. Экономический карнавал длиной в год, многоукладность: всем сёстрам по серьгам, 35 миллиардов на развитие давнего колхозного уклада – и целый миллиардище (один) на становление рождающегося фермерства. Условен аппарат аграрной реформы: раздают колхозные запустелости депутатские комиссии из директоров совхозов и сидельцев-районщиков. (Бравые бандерши комплектуют институт смолянок?) Впрочем, и тут мнимости. Грозным противодействием председательскому корпусу сделан районный землемер, чей политический вес в Чердыни или Нюксенице всегда шёл тотчас за районным судьёй и за парикмахером.
Поэтому среди отобранных для нужд преображения 12 миллионов га оказались по преимуществу пастбища лосей, угодья ондатр – скиты там строить, а не свинарники. Очередь на эту дюжину миллионов га плёвая: 10 тысяч рискнувших на всю РСФСР! Ну разберут они, скажем, полмиллиона, а остальную обетованную кому? Словом, селянин (как в стиле Карамзина именуют теперь мужика) мрачно сказал «Белому дому»:
– Ешьте сами... Но тут попахивает какими-то обличениями, а ведь обещал объяснить! Нет, не станем исходить из того, будто была какая-то теория, программа, которую Ельцин с Силаевым знали, но замотали, исказили. Если программа и была, то у Горбачёва (продовольственная... нет Продовольственная, оттяжка спроса на 10 лет), а в теории силён был скорее Стародубцев. Его посыл, что колхоза мы ещё и не видели, что то, что есть, пока вовсе не колхоз, сперва нужно его оснастить, как голландского фермера, а потом только спрашивать, гарантировал хотя бы стабильность спроса вложений. Почему и прятался Горбачёв от гнева аграрной фракции всю недолгую эру депутатства в СССР.
Лично у Горбачёва был хотя бы колхозный дедушка, у него душа не лежала к частной собственности на землю, почему прорыв российского парламента зимой–90 был им тотчас блокирован идеей референдума о земле. Пусть внук колхозного строя переоценил опасность российского кодекса о земле – всё равно ход был, скажем так, теоретически насыщен. Идея социализации – от народников до Лигачёва – так и клокотала в нём.
.jpg)
У «Белого же дома» с родственными связями швах. Чья, назовите, фамилия у нынешней земельной реформы? Можно ли по примеру столыпинской назвать её ельцинской, силаевской? Или куликовской – по министру сельхозуказаний? А если дитя безымянно, то нет ли для того оснований?
Есть. Оно с первой минуты должно было быть ниже травы и жить незамеченным, не тревожа колхозно-совхозной монополии, не нарушая статус-кво. Сталинский агроуклад неприкосновенен, рассуждения о преступности изъятия земли в коллективизацию – досужая публицистика, история колхозного крепостничества – история, не больше, и от доклада Ивана Силаева на «земельном» российском съезде до совсем недавних хуралов у Президента Горбачёва царствует идея примирения, смешения молока и керосина, скрещения ужа и ежа! Председатель союзного Совета колхозов давний Иван Иванович простецки рубанул за длинным столом Президента СССР: «Колхоз и будет родильным домом фермерства!»
Грохнул длинный стол: то-то нарожает уродов! Ставропольская склонность к шутке развела руками Михаила Сергеевича, а разве простак был неправ? Он лишь зафиксировал происходящее, причём именно в РСФСР! И бестактностью, странным хамством прозвучали за Столом Разборок и Консенсусов формулы белорусского председателя колхоза «Красное знамя», члена- корреспондента ВАСХНИЛ, бывшего завкафедрой марксизма-ленинизма С. Шарецкого, что колхозы – это обслуживание коммунистической системы, а будущее не за этой системой; при общественной собственности действительно наступают всеобщая леность и безразличие, пропадает связь между средствами производства и рабочей силой; чем колхоз богаче, тем энтузиазма меньше, тупик; будущее колхозов – это конец всех колхозов поголовно... Не диво, что при таких маяках-председателях Белоруссия и приняла первой частную собственность на землю.
Чего темнить: меня тоже пугал этот жупел – частная... Только разреши – придут и скупят. Что? Землю, понятно. Родину. И не пустят потом в Крым, в Пицунду и в Дубулты. Кто? Да хапуги, обманщики. Наобещают – и каюк. Теперь, кажется, с территорией и без скупки образовалось, а с террой...
«Самое брехливое у нас – это родное государство, обманывает на каждом шагу» (А. Климов, районщик, Кубань, Выселки). После этих прояснений страх исчез.
Самые очевидные обманы «Белого дома» (про Старую площадь поминать не след) – это поднятие закупочных цен на зерно и кампания «Урожай–90». Первое, вместо обогащения хозяйств, привело к массовому забою скота, России угрожает потеря животноводства, как в страшном начале 30-х годов. Вторая – массовое вымогательство из-за валютного малокровия и генетического казнокрадства. Говорить: «Президент в этом невиновен» – можно, но наказание «насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом» неотменимо.
Ограничение собственности (пусть в законе, в праве) – это продление власти, замыкание её (власти) на себе. Предлоги, конечно, благовидные, иными они и не бывают. «Пока нет тракторов, раздавать землю нельзя, зачем плодить нищих. Есть способы модернизировать колхоз, ассоциации, акции и так далее» – надо пробовать. Ограничение собственности – это место для Минсельхоза и как бы выборного его варианта, АККОР. Страна просителей сохраняется, процесс под контролем, и можно 0,67 процента розданной земли выдать за триумф, а не провал реформы.
Объяснить, мы говорим, можно. И марафоном от заговора «шестёрки» до путча «восьмёрки». И тем, что Ельцин, богатырь по политпрофессии, вовсе не нанимался в чернорабочие: одно дело – у Ильи Муромца, совсем другое – у портного, в лаптях Микулы Селяниновича. Если Ельцин до аграрных узлов доходит головой, то Горбачёв – душой, хуторским восприятием, и фольклорное горбачёвское: «Этому дам и этому дам, а этому не дам: лентяй» – есть проекция колхозно-люмпенских взглядов и представлений в растворе рабства и нищеты крайне стойких. Ибо проходят по линии справедливости.
И какая вроде бы разница – голова ли, душа? Тактический дар и «форосские университеты» способствуют быстрому усвоению жизненного материала бывшим помощником комбайнёра, расстояние стремительно сокращается – и вроде бы слава Богу. Референдум о земле, наверное, забудется, как и экстремизм степного дедушки. Не ровён час – прочтём об ужасах голода в колхозе села Приветного Северо-Кавказского тогда края...
Какая вроде бы разница? А жалко.
Жалко российского лидерства и редкостного, раз на тысячу лет, шанса. Шанса реформировать российскую ниву быстро и мирно, на веки веков. И тем развязать такое преображение, что народа бы за два-три года не узнали. И воинству со сложенным оружием преподнести, отдать даром землю отчич и дедич –вкалывайте, майоры и политработники, стройтесь и обогащайтесь.
И вы, граждане города, коим путч посулил 15 соток, смачную кость за смирение, берите по 150 чернозёмных га и в поте лица познайте быт миллионеров! А кто крючки будет ставить, пакости чинить, изобретать новые капканы, того тотчас в Красную книгу в память о большевизме... Это уже могло быть, уже, но пока оно – ещё, и закон о плате за землю – шаг к оправданию.
Впрочем, оправдание – разговор для судей. Я же в число судей никак не гож, ибо соучастник. И виновен по всем статьям. Может, это примут за величание, но – виновен.
Юрий Черниченко, председатель Крестьянской партии. Из газеты «Московские новости»
Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:
О русская земля, опять ты за холмом... или про то, почему демократии «Белого дома» не хватило пятисот дней там, где Ленину вполне достало одной великооктябрьской ночи.
Градосбережение и созидание (от концепции имперской воли к архитектуре плюрализма)