НОСТРАДАМУС XX ВЕКА? (Парадоксальные идеи и прогнозы Жана Гимпела)
КАК ВЫГЛЯДИТ ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ЗАПАДА СИСТЕМНО-ИСТОРИЧЕСКИ?
Выступая на конференции «Исключительность европейского Средневековья» в Гарвардском университете (1989 год), Гимпел, перечислив все виды и формы исключительности средневекового Запада, нашёл, по сути, единственное объяснение – географические и гидрографические условия Западной Европы, отличавшиеся от иных регионов (1). Таким образом, если саму динамику развития средневекового общества Гимпел объясняет в целом с позиций технического детерминизма, то этот последний имеет своим основанием детерминизм географический, акцентирующий роль природы.
Здесь та же слабость, что и у всех представителей географического детерминизма: не проводится граница, различие между природой как действительно географическим фактором (пространство, гидрография, рельеф и так далее) и природой как производительной силой (плодородие почвы и тому подобное).
Другими словами, природной силой, выполняющей социальную функцию. Учёт же этого различия меняет и угол зрения на суть дела, и исследование, и его результат, не говоря о том, что таким образом устанавливается социофункциональная связь между природой и обществом.
Аналогичным образом обстоит дело с техническим детерминизмом, который приводит к наиболее серьёзным ошибкам в анализе именно докапиталистических обществ, обществ, в которых развитие техники есть показатель относительный и зависимый, тогда как реальный показатель социального развития – соотношение природных и искусственных производительных сил, разрыв между ними, выражающийся в общественной организации – в соотношении коллектива и индивида. Чем менее развиты искусственные производительные силы (не вообще, а относительно природных), тем в большей степени коллективный живой труд (коллектив) господствует над индивидуальным (индивидом). И наоборот.
К тому же есть такие комплексы природных производительных сил, которые при воздействии на них совершенно различных, находящихся на стадиально разных уровнях развития технических средств (грубо говоря, что палка, что железный плуг) будут давать одни и те же хозяйственно-экономические и социальные результаты (например, ирригационное земледелие).
Правда, в той же Италии, о которой говорит Гимпел, в условиях одного и того же комплекса природных производительных сил в древности действовали одна система техники и социальная система, в период Средневековья – другая.
Я уже не говорю о том, что в одной и той же географической среде могут действовать (в различные периоды истории) как синхронно, так и диахронно различные комплексы природных производительных сил как целостности, в рамках которых природная среда по-разному включается в социальный процесс, разными способами, средствами и коллективами.
Чтобы понять и адекватно объяснить эти различия вообще и проблему европейской уникальности в частности, необходим целостный, системно-исторический подход, а не редукционистские модели, будь то в технической, географической или любой другой форме (2).
Любой редукционизм, любой частный и частичный детерминизм плох тем, что он нарушает принцип целостности (то, что Лейбниц называл универсальностью): одной частью объясняет развитие всего целого. Нарушение принципа целостности исходно подрывает аналитическую силу любой объяснительной модели, оставляя за ней лишь описательный потенциал.
Думаю, Гимпел не прав, акцентируя роль прикладной науки (технологии) и принижая значение теории. Так недалеко до большевистского «мы гимназиев не кончали и в университетах не обучались». А ведь в университетах, помимо прочего, начиная всё с того же Средневековья, обучают логике, методологии и теории научного познания, принципам конструирования научной теории. Другой вопрос – как обучают.
Если подходить к объяснению феномена европейского Средневековья с учётом этих принципов, то оказывается, что загадку европейского Средневековья, включая фантастическое, можно разгадать в контексте великой тайны Запада в целом (3). Ведь помимо фантастического Средневековья, чуда Средневековья, существуют античное чудо и капиталистическое чудо.
Более того, между тремя чудесами чёткая линия положительной и отрицательной преемственности. Таким образом, перед нами целый чудесный ряд. Ряд, поразительные особенности которого – три факта.
Во-первых, в той или иной степени в Европе постоянно присутствует личность как индивидуальный субъект или, на худой конец, социальный индивид, который в большей или меньшей степени автономен от общества. В иных условиях трудно представить не только частные изобретения и свободные их заимствования, но и превращение изобретений в нововведения. В основе динамического развития техники лежали сугубо социальные факторы: отделение светской власти от духовной, институциализация индивидуальной автономии и так далее. К сожалению, Гимпел увидел в этом лишь благоприятный климат, фон для нововведений.
Стоит ли объяснять, что это нечто намного большее?
Во-вторых, в отличие от азиатских обществ, где одна историческая система (формация) представлена несколькими цивилизациями, в Европе один цивилизационный блок представлен несколькими историческими системами.
В-третьих, разделяют и одновременно соединяют эти исторические системы социальные революции, чисто европейское явление, имманентная форма развития европейского исторического субъекта (4).
Поэтому, при всей яркости отдельных периодов развития Европы, будь то фантастическое Средневековье или последний парад европейской цивилизации во время длинного XVIII века (1648–1815), объяснять их, разгадывать их загадки, прочитывать то, что не даёт себя читать, необходимо на основе исследования европейского ряда в целом с позиций целостного, историко-системного подхода.
При таком подходе и частности становятся понятнее. Редукционизм же, как было сказано, дробно-частичный детерминизм, включая технический, мало что даёт. Само особое положение техники в средневековом обществе нуждается в объяснении.
Например, почему и как получилось, что ремесло, техника приобрели относительную автономию в феодальном обществе – вплоть до того, что могли значимо влиять на другие сферы жизни. Этого не было ни в одной цивилизации, кроме европейской. И Гимпелу трудно будет это объяснить. Однако достаточно и того, что в рамках интереснейшего эмпирического описания он показал нам под непривычным углом зрения целый мир.
.jpg)
БУДУЩЕЕ ЗАПАДА КАК ПРЕДМЕТ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ПРОРОЧЕСТВ
Как вы помните, Гимпела назвали Нострадамусом XX века, так давайте же посмотрим, как проявились его пророческие качества. Речь – о сравнительном анализе Франции XIV века и США XX века и прогнозе, на этой основе, будущего Запада.
Во второй половине 40-х годов Гимпел начал сравнительный анализ средневекового французского и современного американского обществ. И хотя великий бельгийский медиевист Анри Пиренн уже указывал на некоторые параллели, сходства, обнаруженные учёным, оказались просто захватывающими.
Для начала он установил даты эры роста средневековой Франции (1050–1265 гг.) и зрелости (1265–1337 гг.). Однако впоследствии он перенёс дату окончания роста на 1254 год – время возвращения Людовика Святого из крестового похода, а дату окончания зрелости – на 1277 год, когда мистицизм взял верх над разумом.
Эра роста США: 1850–1953. В 1953 году на Парк-авеню в Нью-Йорке было построено здание Левер-хаус, стеклянный гигант в 30 этажей. Поскольку здание это было воздвигнуто по соображениям в большей степени эстетики, чем прибыли, именно оно, полагает Гимпел, символизирует поворотный пункт в американской психологии.
Позднее Гимпел перенёс эту дату и поворотную дату на 1947 год, когда была провозглашена доктрина Трумэна и США объявили себя ответственными за весь мир.
ЦИКЛЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО СТИМУЛА И ТЕХНИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ (5)
.jpg)
Тогда же, после войны, Гимпел предположил, что поскольку абсолютное превосходство того или иного государства длится лишь двадцать пять лет, то вступление США в период старения должно произойти в 1970–1975 годах.
Признаки зрелости стали вполне очевидны в 50-е. Страсть к рекордам стала угасать. В бытовой сфере это отразилось в постепенном исчезновении у американцев привычки дарить технические новинки друзьям, особенно европейцам; американцы перестали хвастать, что их плотины, самолёты и вообще всё-всё-всё, что только ни есть в США, – лучшее в мире.
В эстетике Импайр-стэйт билдинг уже обнаруживали заметные отличия от эстетики Левер-хаус билдинг. Идеал свободного предпринимательства начал уступать духу если не коллективизма, то корпоративизма. Росла бюрократия, снижался темп и ритм повседневной жизни.
Всё это Гимпел наблюдал во время своей поездки в Соединённые Штаты ещё в начале второй половины 50-х годов. «К концу моего пребывания в США, в 1956 году, – пишет он, – я понял, что имею информации по американскому психологическому стимулу (6) и технической эволюции (а точнее, стимулам к технической эволюции) достаточно, чтобы обнаружить много точек соответствия Средним векам» (7).
Гимпел выбрал 44 фактора из всего спектра человеческой деятельности (экономика, идеология, образование, изобретательность, индустриализация), общих для Франции XIII– XIV и США XIX–XX веков.
К каждому фактору он подобрал примеры из эпохи роста обоих обществ:
Ля Бос (земли, где выращивали пшеницу) – прерии;
тяжёлый плуг – механизация сельского хозяйства;
вера – идеал демократии;
собор – автомобиль;
Бове – Эмпайр-стейт-билдинг;
цистерцианцы – Генри Форд;
Шартр – Таймс-сквер;
золотой луидор – американский доллар;
водяная мельница – паровой двигатель;
лошадь – двигатель внутреннего сгорания.
В другой схеме Гимпел привёл: слева общие для обеих стран явления эры роста, справа – эры зрелости:
быстро растущий ВНП – замедляющийся ВНП;
рост населения – замедление роста населения;
свободное предпринимательство – ограничение свободного предпринимательства;
свободный рынок рабочей силы – ограниченный рынок рабочей силы;
экономическая независимость – экономическая взаимозависимость;
специализация труда – ещё более высокая специализация труда;
внешняя экспансия – снижение духа экспансии;
избыток богатства – концентрация на собственных интересах;
культ нового – сопротивление изменениям;
дух побития рекордов – утрата интереса к рекордомании
слабое развитие эстетики – значительно большое, озабоченность эстетикой;
дух общности – уход в частную жизнь;
сильная валюта – денежная реформа (девальвация);
начало инфляции – увеличение инфляции;
изобилие природных ресурсов – ограниченные природные ресурсы;
новые визуальные искусства, доступные многим – тяготение к развлечениям более частного характера;
децентрализация власти – централизация власти;
функциональная технология – технический склероз (напр.: автомобильная промышленность США);
эксплуатация изобретений – начало сопротивления;
внедрению изобретений;
индустриализация – возрождение старинной техники.
Дабы предсказать, что случилось с США в эпоху упадка, Гимпел нашел ещё одну аналогию – Францию рубежа XIX–XX веков, то есть того времени, когда угасал психологический стимул, связанный с промышленной революцией. Период упадка начался с длительной антитехнической фазы и замедления промышленного роста.
АЗБУЧНЫЕ ИСТИНЫ АМЕРИКАНИЗМА
Вожди французской контркультуры 1890–1910-х годов, как и представители американской контркультуры 1950–1960-х, отвергали материалистический дух правящего класса и опасности, связанные с механизацией и индустриализацией.
Разуму они предпочитали мистицизм, городу и технике – деревню и природу. Именно на рубеже XIX–XX столетий во Франции возникает антиамериканизм, объясняемый во многом тем, что в то время Америка была самой материалистической, плотско-промышленной страной мира.
Как говорил Шарль Бодлер, газовый свет Америки задушил гений Эдгара По. То, что американская контркультура 1950–1960-х годов открыла для себя относительно Америки, было азбучной истиной для европейцев уже в течение нескольких десятилетий.
В свою схему упадка Гимпел вносит одну поправку: в исключительных обстоятельствах стареющее общество может на время затормозить ход истории. Именно эту редкую возможность продемонстрировала Франция в 1940–1950-х годах. Этому способствовали её поражение 1940-го, немецкая оккупация, освобождение, де Голль и план Маршалла.
Среди факторов, позволивших Франции временно превозмочь историю, Гимпел называет следующие: значительное увеличение национального дохода, рост населения, модернизация сельского хозяйства, рост новых городов.
реформа образования на третичном уровне, индустриализация, уменьшение сопротивления изобретениям, возрождение духа мировых рекордов, попытки децентрализации, командный дух в спорте, увеличение капиталовложений.
Экономическое возрождение Франции долго не могли оценить по достоинству – до тех пор, пока Герман Кан, директор Гудзоновского Института по предсказанию будущего, не опубликовал в 1973 году свой доклад о замечательном промышленном росте Франции. В тот период только Япония имела более высокие темпы роста ВНП.
Гимпел считает, что французы до сих пор не осознали одной вещи: экономический успех базируется на формировании более динамичного мировоззрения, на том, что они стали больше американцами, чем сами американцы, точнее, французы 1960-х стали похожими на американцев 1930-х годов. По мнению Гимпела, даже в 1970-х – первой половине 1980-х Франция демонстрировала большую приверженность высокоразвитой технике, чем Великобритания, США и, возможно, даже Япония.
По крайней мере, в то время Франция экспортировала больше продукции современной технологии, чем другие развитые страны, энергия её атомных электростанций была самой дешёвой.
Мало того что Франция обладала (обладает) собственным ядерным оружием – она ещё и господствовала в Европейском Космическом Агентстве; её вертолёты успешно конкурировали (конкурируют) с американскими, но, тут же оговаривается на будущее Гимпел, это не значит, что Франции удастся избежать тенденции общего упадка Запада.
На мой взгляд, эта оговорка Гимпела показывает, что, осознавая различие между упадком Запада в целом и упадком той или иной страны, он в то же время не проводит достаточно чёткого различия между упадком Запада как цивилизации и капитализма как системы, с одной стороны, и временным упадком, связанным с отрицательной фазой кондратьевских циклов.
Поэтому-то у него и появляются загадочные исключения вроде Франции после мировой войны 1939–1945 годов. На самом деле это не загадка и не исключение: циклические подъём и спуск переживают в рамках длинных волн различные страны – и не один раз.
БУДУЩЕЕ – ЭТО ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОШЛОЕ
Появление контркультуры в США приблизительно в середине 60-х годов, как пишет Жан Гимпел, подорвало уверенность американцев в совершенстве их общества. Те же из них, кто сумел копнуть глубже, вдруг осознали, что их страна развивается так же циклически, как и другие страны в предыдущие столетия.
Стало вдруг выясняться что автострады в Лос-Анджелесе так и не были достроены до конца как и соборы в Средние века, что контроль над работой штукатуров в США в 70-е годы оказался поразительно похожим на ограничительную практику в Париже в конце XIII века. Как и во Франции XIV века, в Америке 70-х, подтверждая более ранние прогнозы Гимпела, происходит падение гражданских добродетелей, духа экспансии, увеличивается интерес к эстетике, снижаются темпы роста ВНП, растёт инфляция...
«Теперь я мог зафиксировать вступление США в эру старения или упадка: это был год 1971-й. В этом году Конгресс США отказался выделить средства на проект сверхзвукового самолёта, и это антитехническое вето представляло полный поворот в традиционном для США отношении к технике. Если мы примем 1947 год как начало предыдущей эры, то эта эра зрелости продолжалась в США почти двадцать пять лет. Золотой век Перикла, о котором иногда вспоминали во времена президентства Кеннеди, длился примерно столько же» (8).
Оба общества, современное американское и средневековое французское, конечно же, были разочарованы в структурах власти. Оба общества захотели реформироваться через возвращение в прошлое, в эпоху пионеров и прерий, которая представлялась им почему-то Золотым веком.
Американская контркультура поставила вопрос о переходе от сознания 2 к сознанию 1, а средневековое общество устремилось от иерархической церкви 2 к примитивной церкви 1 раннего Средневековья.
Психологический стимул, который возвёл оба общества на вершину цивилизации, начал быстро угасать. Одним из главных последствий этого стало замедление технической эволюции.
Капиталовложения в американскую науку были сокращены сразу в нескольких областях, и учёные были низвергнуты с того пьедестала всеобщего уважения, на который они с гордостью взошли во время войны 1941–1945 годов и после запуска советского спутника. Началось отступление сложной высокоразвитой техники, включая космические программы, и наступление старой техники ручных ремёсел и велосипедов. Целью законодательства, как и в эпоху упадка средневекового общества, стало, главным образом, сохранение статус-кво посредством, прежде всего, ограничительной практики.
Период зрелости цивилизации, как правило, совпадает с ослаблением экономики. Когда общество направляет непропорционально большую часть своей энергии в сферу культуры и на переживание её явлений, это значит, что экономическое благосостояние общества находится под угрозой, которую едва ли удастся отвести.
Вступив в эру старения, США обнаружили, что утрачивают стабильность денежной системы, техническое лидерство, дух предпринимательства.
В марте 1971 года журнал Fortune забил тревогу, предупредив, что если иррациональная кампания против науки и техники не прекратится, то США превратятся во второсортную державу.
Со времени этого предупреждения прошло 10–15 лет, и стало очевидно: Запад находится в состоянии разброда и растерянности, а лидерство США даёт сбои.
Ирангейт вскрыл тот факт, что верхние эшелоны власти не контролируют ситуацию. Последнее десятилетие, считает Гимпел, продемонстрировало, как недостаточную подготовленность Америки в военной (8) и политической областях, так и её последовательное продвижение по составленному им в 1950-е годы графику упадка.
Как и многие стареющие общества, США, пренебрегая мирной техникой, вкладывают значительные средства в военное оборудование – так же поступали все стареющие средневековые общества и Франция накануне последней мировой войны.
Однако это совсем не гарантирует успеха. Больший по сравнению с Германией потенциал Франции в артиллерии, танках и даже авиации не спас её от поражения, поскольку у французов отсутствовало самое главное – боевой дух. Более того, военные расходы, сами по себе не обеспечивая высокую боевую подготовку, подрывают не только экономическую мощь, но и внешнеполитические позиции страны.
Из-за своих военных расходов США стали самым крупным должником в мире. И всё это – на фоне процветающей Японии, которая тратит на оборону всего лишь 1% ВНП.
Для подкрепления своих взглядов Гимпел обращается к книге «Деиндустриализация Америки», вышедшей в 1981 году. Её авторы Б. Блустоун и Б. Харрисон, наряду с другими учёными и публицистами, связывают современный кризис не с некими техническими несоответствиями, а с фундаментальным кризисом духа и морали общества, с постоянным подрывом психологических средств производства.
Гимпел солидаризируется с другим известным учёным, М. Ольсоном, специально занимавшимся проблемой упадка наций и государств и пришедшим к выводу, что в государствах со временем возникает окостенелость, развивается нечто вроде национального склероза, который и способствует их упадку.
О том, как этот недуг протекает, на примере Англии (период между 1850 и 1950 годами) показал Э. Винер в книге «Английская культура и упадок индустриального духа». В стремлении детей английских промышленников конца XIX начала XX вв. стать джентри (землевладельцем) и в городе жить только наездами, автор «Средневековой машины» и «Строителей соборов» увидел параллель с нацеленностью отпрысков капитанов американского бизнеса на адвокатскую деятельность, на их желание заниматься не столько делом, сколько тяжбами и диспутами.
.jpg)
СУМЕРКИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
США оказались также подвержены явлению, общему для всех стареющих социумов, – всплеску мистицизма и оккультизма, чуждых традиционно европейским религиозным основам. Эта тенденция захватила даже промышленников.
В июле 1987 г. представители нескольких крупнейших американских корпораций провели обсуждение вопроса: как метафизика, оккультизм и индуистский мистицизм могут помочь им в конкурентной борьбе на мировом рынке.
Известная Высшая школа бизнеса при Стэнфордском Университете включила в программу семинара «Творчество в бизнесе» медитацию, молитвы, упражнения в визионерстве, гадание на картах...
Иррациональные силы контркультуры выходят на поверхность тогда, пишет Гимпел, когда оканчивается эпоха великих научных достижений, технического подъёма и экономического роста.
Так произошло с исламом в XIII веке, Европой в XIV, а затем на рубеже XIX–XX веков с Америкой, в 60-е годы. В таких ситуациях алхимия начинает попирать химию, астрология – астрономию, фармакопея – ботанику, зоологические словари подменяются бестиариями.
Показательный факт: в 1971 году учёные провели в Лондоне симпозиум, посвящённый проблеме борьбы с нападками на науку. Это отражало растущее беспокойство общественности наступлением сил контркультуры на науку и технику, которое било в экономическое и финансовое сердце Запада как цивилизации.
Гимпел сочувствует опасению, высказанному в книге «Уменьшающаяся эффективность техники» (1978 г.). Её авторы, О. Джарини и А. Лубержье, не исключают, что в 70-х годах Запад вступил не только во временный этап сумерек нововведений, но в эпоху прекращения нововведений. Они иллюстрируют своё предположение многочисленными фактами отказа развитых и развивающихся стран от технических и научных проектов.
Всё активнее выступают сторонники экологического образа мыслей, которые, ратуя за возвращение к природе, не понимают, что своей напористостью подрывают волю развитых обществ решать сложные проблемы.
Всё это очень напоминает картину осени Средневековья – с её консервативными купцами и утратой всякого интереса к нововведениям.
В качестве конкретного примера Гимпел приводит состояние дел в современной фармацевтической промышленности Запада. Действительно, здесь из-за сокращения нововведений число новых лекарств в последние годы резко сократилось.
В опубликованном в 1980 году международном докладе «Технические изменения и экономическая политика» говорится: «Если бы такие лекарства, как аспирин или пенициллин, были бы созданы сегодня, то они должны были бы соответствовать современным стандартам. А это значит, что ни аспирин, ни пенициллин сегодня не прошли бы все причитающиеся тесты...»
Следовательно, сотни миллионов людей продолжали бы страдать от головной боли, а миллионы – умирали бы из-за отсутствия антибиотиков.
В 1987 году потерпела неудачу одна из наиболее многообещающих промышленных отраслей – биотехнология. Это произошло потому, что управление продовольствием и лекарствами США отвергло новое лекарство, созданное с помощью генной инженерии, – тромболит, способствующий рассасыванию тромбов сразу после инфаркта.
К счастью, затем управление передумало (задний ход в таких случаях дают крайне редко). Но волокита нанесла значительный материальный ущерб биотехнологическим компаниям. Потерянные же за это время человеческие жизни никто не подсчитывал...
«Около двадцати лет назад, – продолжает Гимпел, – в Институте исследований атеросклероза Лестер Моррисон создал укрепляющий артерии препарат атерол. Ответственные американские чиновники в бюрократически-перестраховочном духе настаивали на дополнительных проверках, которые обошлись бы в 35 млн долларов. Моррисон мог потратить лишь 7 млн. Ему пришлось отказаться от внедрения своего чудодейственного лекарства. Только с 1982 года после небольшой модификации атерол начали продавать в аптеках США».
.jpg)
Химеры собора Нотр-Дам де Пари. При оформлении рубрики использованы фото из личного архива главного художника журнала «Социум» А. Хохловой
В США растёт смертность от рака (в период между 1962 и 1982 годами увеличилась на 8,7%), а онкологический истеблишмент упорно продолжает тратить деньги не на профилактику, а на лечение, поскольку последнее гарантирует больший профессиональный престиж.
Возрождаются старые болезни (чума), появляются новые (СПИД), а бессилие медицины создаёт атмосферу страха и отчаяния, столь знакомую по истории Чёрной смерти в XIV веке.
Ещё одна сфера высокоразвитой сложной техники, оказавшаяся в беде, – производство компьютеров. Её представители пытались убедить мир, что они создают новую высокопроизводительную отрасль промышленности.
На самом деле, считает Гимпел, уже с 1987 года применение компьютеров, похоже, стало снижать производительность труда в сфере услуг. Например, Фаер Менс Фонд Иншуранс Компани сократила свою компьютерную программу, чтобы восстановить прежний уровень эффективности.
Вице-президент другой компании охарактеризовал воздействие микропроцессорной революции на его фирму так: «Раньше нужна была неделя на подготовку пятистраничного доклада, который начальник прочитывал за пять минут. Теперь хватает пяти минут, чтобы напечатать пятидесятистраничный доклад, но его либо читают неделю, либо вообще не читают».
Не все и не всегда обращают внимание на то, что стареющие общества, как бы впадая в детство, увлекаются различными хитрыми приспособлениями и автоматическими игрушками.
Это танталова чаша эпохи эллинизма, удивительные механические устройства из книги аль-Джазари, написанной во времена упадка ислама, сложные развлекающие гостей механизмы при дворе герцога Бургундского.
Ещё один объект критики Гимпела – аэрокосмические программы и промышленность США. За взрывом 28 января 1986 года, уничтожившим корабль многоразового использования «Челленджер», последовала приостановка исследований на несколько лет.
Анализ американской космической программы показал, что она только бы выиграла, если бы использовала технически более простые ракеты, как поступал в то время СССР.
Ещё в самом начале 60-х годов инженер-конструктор А. Шнитт разработал дешёвую и простую ракету «Биг Дам Бустер». Она весила 50 тонн, а запуск каждого фунта веса стоил 310 долл. Космический челнок же «Шаттл» весил меньше (24 тонны), а запуск (на фунт) стоил 6800 долларов!
Аэрокосмические фирмы не стали даже рассматривать этот проект, поскольку дешёвые ракеты сорвали бы контракты на огромные суммы с правительством. НАСА тоже не заинтересовалась Шниттом: дорогие программы означали расширение промышленных и исследовательских империй и увеличение престижа их руководителей.
А Пентагон вообще выступал против всего, что не соответствовало высочайшему уровню техники.
ОБРАТНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Понадобилась катастрофа «Челленджера» и гибель семи астронавтов, чтобы началось использование ракет более низкого технического уровня. Это, комментирует Гимпел, один из примеров характерной для современной западной цивилизации тенденции возвращаться к технике прошлого, хотя и улучшенной в духе времени.
Конкретный пример – возвращение к использованию пропеллеров (экономия 40% горючего и 10% общих издержек). Хотя это уже не прежние пропеллеры, а более короткие и с серповидными лопастями. По-видимому, следует ожидать второго пришествия техники XIX века: воздушных шаров, паруса (винилового или полистиролового), контролируемого уже не человеком, а компьютером. Новый импульс получат железные дороги (экспресс-пуля).
На рубеже 70-х – 80-х годов провалились несколько амбициозных многомиллиардных проектов создания синтетического топлива. Результат – обращение к источникам энергии XIX века: нефти, воде, воздуху, углю. При этом, опять же, уголь в качестве топлива модифицирован: угольную пыль смешивают с водой, и это жидкое топливо загрязняет атмосферу меньше, чем нефть. А ведь запасы угля (90% которых сконцентрировано в России, Китае и США) в 80 раз превышают запасы нефти.
Возвращается усовершенствованная ветряная мельница и другие средневековые устройства, материалы и даже... типы хозяйственной практики. Например – безналичный расчёт, бартер.
Как ни парадоксально, но этому способствует компьютеризация. Бартер составляет от 5 до 30% (быть может, 15%) сделок в мировой торговле, и эта цифра растёт год от года. США меняют скот на бананы из Эквадора, фирма «Боинг» обменивает 747 самолётов на нефть из Саудовской Аравии, Франция меняет экскаваторы на щетину из Китая. «Мидлэнд бэнк» принимает (1987 г.) перуанскую железную и медную руду в качестве платежей по долгам.
Ещё один показатель старения – разболтанная финансовая система Запада, особенно после того, как в 70-е годы прокатилась волна финансовых кризисов.
Процесс старения США просматривается в нарастании двух дефицитов – бюджетного и платёжного. Угрозу для Америки представляет то, что эти дефициты финансируются иностранным капиталом, который привлечён высокими процентами на американских финансовых рынках.
Если владельцы этих капиталов решат, что могут получить где-то более высокую прибыль и изымут свои деньги, США ожидает банкротство. Как отмечалось в журнале «Экономист» (19.9.1987), если в 1981-м году мир задолжал Америке 141 млрд долларов, то всего пять лет спустя, в 1986-м году, уже Америка должна была миру 264 млрд долларов. То есть превратилась в крупнейшего должника мира!
Ровно через месяц после этого сообщения промышленный индекс Доу-Джонсона упал на 508 пунктов (на 23,4%). Это самое крупное в истории падение за один день. Рынок США оказался на грани быстрого распада.
Другие финансовые центры мира тоже оказались под угрозой. Краха удалось избежать только потому, что председатель Федерального Резервного Банка, дабы овладеть кризисной ситуацией, воспользовался разработкой своего дотоле секретного исследования о том, как избежать катастрофы, проведённого им ещё до утверждения в должности.
ЗА ЯПОНИЕЙ ВИДЕН ПОДНИМАЮЩИЙСЯ КИТАЙ...
Крах Уолл-стрит наглядно продемонстрировал всем старение США и болезненную уязвимость их экономики. Если в США начнутся спад и депрессия, миру предстоят трудные времена.
Приближающаяся мировая экономическая катастрофа будет основательно отличаться от кризиса начала 30-х годов. Очень может быть, что она возвестит миру о конце западной цивилизации в том виде, в каком мы её знаем. США и Европа уже никогда не восстановят своё прежнее положение.
В кризис 29-го года США вступали молодым и динамичным государством, способным преодолевать всевозможные экономические и финансовые трудности. Теперь же у них нет для этого ни сил, ни жизненной энергии. К тому же в 20-е годы у США был большой положительный торговый баланс и они быстро обгоняли Великобританию на пути к финансовому господству в мире. Теперь сами США всё больше отстают в этом отношении от Японии. Япония и Тихоокеанская зона – вот новый динамичный центр современного мира.
За Японией Гимпел видит поднимающийся Китай, поднимающийся и вступающий в новый цикл как раз тогда, когда Запад и его последний лидер – США находятся в самом конце цикла, длившегося тысячелетие от фантастического Средневековья до наших дней.
На этой грустной ноте Жан Гимпел оканчивает свою книгу «Средневековая машина». В принципе здесь есть что возразить Гимпелу, мысли которого о судьбе США аналогичны выводам, сделанным П. Кеннеди, автором бестселлера «Взлёт и падение великих держав» (9).
Кеннеди, в свою очередь, подчёркивает, что мощь западной цивилизации всегда воплощала какая-то одна (чаще всего морская) держава: Испания, Голландия, Франция, Великобритания, США. Каждая из них постепенно приходила в упадок, теперь – очередь США, за которыми, однако, не проглядывается никакой другой страны западного мира, способной стать лидером.
Впрочем, от такого вывода Кеннеди и других исследователей не без основания предостерегает А. Гидденс. Он размышляет: да, возможно, США и вступили в полосу экономического упадка по сравнению с другими государствами, однако западная цивилизация в современном мире, в котором национальное государство стало основной политической формой, ныне не ограничена Западом, а представляет собой всемирный процесс развития экономики, коммуникаций, культуры и современных видов оружия, прежде всего ядерного.
В этом мире США выковали систему глобальных военных союзов, не имеющую ничего похожего на себя в прошлом. В нынешних условиях Гидденс считает ошибочным использовать показатель относительного экономического упадка государств для определения подъёма и падения великих держав (10). Можно привести и другие возражения.
Р. S. Переворачивая последнюю страницу «Средневековой машины» Жана Гимпела, поблагодарим её автора за любопытные и смелые идеи, неожиданные, нестандартные сравнения и эвристически плодотворные, провоцирующие мысль выводы.
Будем надеяться, что пока на Западе есть такие увлекающиеся и заводные люди, как Жан Гимпел, фаустовский дух западной цивилизации не исчезнет, вопреки предсказаниям самого Гимпела.
While there is a life, there is a hope (11).
В связи с отъездом А. Фурсова за рубеж, где член Редсовета «Социума» прочтёт несколько лекционных курсов в университетах Европы и США, временно приостанавливается публикация очередных материалов в авторской рубрике «Прошлое – Настоящее – Будущее».
Андрей Фурсов
***
1 – J.Gimpel. Frominvention to innovation, or the exceptionalism of the European Middle Ages. Europear Exceptioalism. A conference of Harvard Universty. Cambridge Massachusetts.
2 – Подр. см.: А. И. Фурсов. Капитализм и европейская цивилизация. М., 1991; его же: Возникновение капитализма и Европейская цивилизация: сопиогенетические интерпретации. Социологические исследования. М., 1990. № 10; его же: Возникновение капитализма и европейское общество сквозь призму конъюнктурного подхода. // Социологические исследования. М., 1991, JVfe 11.
3 – Подр. см.: А. И. Фурсов. Великая тайна Запада: формационное и цивилизационное в становлении европейского исторического субъекта. Европа: новые судьбы старого континента. М.; 1992.
4 – Подр. см.: А. И. Фурсов. Революция как имманентная форма развития европейског о исторического субъекга: Размышления о формационных и цивилизованных истоках Великой Французской революции. Французский ежегодник – 1987. – М.: Наука. – 1989. – С. 278–330.
5 – J. Gimpel. The Medieval machine: The industrial revolution of the middle Ages – 1988 – p. 243.
6 – В оригинале: drive – стимул, толчок, энергия, наступление, гонка, напористость. Из этого перечня наиболее подходящим мне показался «стимул».
7 – J. Gimpel. The Medieval machine p. 245.
8 – Гимпел писал это до иракско-американской войны в Заливе и имел в виду ситуацию с Ливаном, Гренадой, Ливией и с попыткой освобождения заложников в Иране. – А. Ф.
9 – Р. Kennedy. The rise the and fall of qreat powers. – NY.: Fontana books. – 1988.
10 – A.Giddens, М. Mann, S. Wallerstein. Revien simposium on Raul Kennedy’s The rise and the fall of great powers. // Brit. j. of sociology. L.. 1988, vol. 10, № 2 p. 331.
11 – Пока живёшь – надейся.
Ещё в главе «Прошлое — настоящее — будущее»:
НОСТРАДАМУС XX ВЕКА? (Парадоксальные идеи и прогнозы Жана Гимпела)