Наше бытие как карнавал (заметки культуролога)
Один из универсальных законов организации человеческого общества – периодические, обычно ежегодные, праздники, во время которых общество и весь мир ввергаются в состояние хаоса, чтобы затем вновь восстановился космический порядок. Схема перехода Космос – Хаос – Космос так или иначе присутствует в любом обществе, проявляя себя в самых разных сферах человеческой культуры – от древних театрализованных ритуалов до современных народных бунтов и революций.
Один из главных символов, посредством которого наиболее зримо осуществляется ритуальный переход Космос – Хаос – Космос, есть Царь, первый человек. Именно царь, отец, первый ритуально (а порой и на самом деле) развенчивается, меняется местами с шутом, сыном. С последним, чтобы к концу ритуала вновь водвориться (самому или рождённому из ритуала преемнику) на трон. Яркий пример таких иерархических перемещений, как показал М. Бахтин, являет собой средневековый карнавал.
Подобная архетипическая схема, как мы попытаемся показать ниже, способна даже управлять историей или по крайней мере вносить в неё коррективы. Итак, во время праздника карнавального типа Царь-отец, мудрейший, меняется местами с Сыном-дураком. Пройдя через такие очистительные обряды (как бы очистившись смехом – недаром смех занимает важное место в карнавальных действах), Царь-отец становится ещё более могущественным и мудрым, а стоящее за ним общество – более жизнестойким.
Русские цари Иван Грозный и Пётр Первый нередко совершали потешные церемонии, причём делали это не только потому, что так традиционно должны были оформляться их политические функции, но и потому, что самим царям и их окружению был вообще близок карнавальный дух маскарада и переряживания. Но такие «карнавалы» длились, как правило, недолго, и Царь-отец вновь представал в своём грозном виде.
В истории нашей страны, однако, известны периоды, когда эпоха Отца-царя длилась достаточно долго без очищающего и оздоровительного вторжения карнавального хаоса Сына-дурака.
.jpg)
Жизнь коротка; её длит сильно скука... Без маскарада. Автор рисунка: О. Бердслей
Сталину если и была присуща некоторая карнавальность, то она ограничивалась узкими рамками приближённых, которые в лучшем случае становились объектами царских прихотей и шуток. «Карнавал» наступил лишь после смерти Отца-тирана, с приходом озорного Сына, чья роль выпала Хрущёву.
Свергнуть Отца может лишь мифологический шут – Сын-дурак. Судьба распорядилась так, что Хрущёв не только своей исторической миссией, но и внешними чертами, и поступками как бы работал в пользу образа мифологического Сына-дурака. Думается, Хрущёву каким-то образом удалось притвориться человеком вполне ручным, без особых амбиций. Рассказывали, что во время длительных ночных посиделок на ближней даче в Кунцеве, где вождь жил последние тридцать лет, Хрущёв отплясывал гопака.
Такая приниженность, простонародность – характерный признак мифологического дурака. Но дело не только во внешних признаках. Хрущёв и своими поступками дополняет выпавшую ему историческую роль. Например, он карнавально переставлял верх и низ – стучал башмаком (низовым объектом) по трибуне на высшем мировом форуме (по самому верху), давал высшее звание героя самым низовым людям, наконец, переместил Отца из ритуального фараонского зримого бессмертия в невидимый низ могилы. Отметим ещё таинственную «кузькину мать», упоминавшуюся с высоких трибун, и проводимый Хрущёвым курс на бездумную сплошную культивацию кукурузы – сравните сказочного дурака, путающего злаки и сорняки, домашних и диких животных.
Таким образом, эпоха Отца-тирана сменилась эпохой Сына-дурака, которая так же, как предыдущая, шла фактически с одним героем, на этот раз карнавальным шутом, который тоже не может существовать долго один, без Отца. По логике карнавала на смену шутовскому царю должен вновь прийти Царь-отец. Наступила эпоха правления Брежнева, или, как её теперь называют, эпоха застоя. Карнавал завершился, но на смену Сыну пришёл не настоящий Отец, а его подмена, воцарился не Царь, а Лжецарь. Самозванец. Но, видимо, впервые Лжеотец оказался настоящей карикатурной подменой Отца.
Если Отец написал «фундаментальные» многотомные труды, то Лжеотец – три тоненькие брошюры (да и то не сам); если первый отвоевал, можно сказать, Большую землю, то второй – Малую землю; если у одного был акцент, то у другого – дефект речи. Даже знаменитые усы Отца получили карикатурный аналог у Лжеотца – не менее знаменитые брови. Даже день рождения Самозванца – 19 декабря – чуть-чуть не дотянулся до заветного 21 декабря. И вообще, «культ личности», который пытались насадить Брежнев и его сподвижники, так и не был никем серьёзно воспринят и носил откровенно карикатурный характер.
***
Всё это автор осмыслил ещё в эпоху Лжеотца и с тревогой ждал, что будет со страной, ведь после Лжеотца должен прийти настоящий Отец! Может быть. Отец вернулся вместе с Андроповым – вспомним первые массовые мини-репрессии за нарушения трудовой дисциплины. Однако краткий период правления не успел обрести статуса исторической эпохи, не оброс анекдотами и не получил соответствующей мифологической оценки. Так что упорная закономерность вроде бы потерпела неудачу.
Следующий правитель – Черненко – оставил ещё меньший след в истории.
С переходом к эпохе перестройки мы, по-видимому, столкнулись с более неоднозначной ситуацией: временные пласты перестают следовать разрозненно один за другим, и устанавливается порядок, возвращающий нас к архаичному состоянию, когда правитель соединяет в себе Отца и Сына, Царя и Шута.
Эта двойственность видна была уже во внешних чертах Горбачёва. С одной стороны, он прост и обыкновенен, легко сливается с народом. Он к тому же не лишён карнавального задора, что сближает его с Хрущёвым. И хотя он не столь карнавально колоритен, тем не менее сын Хрущёва не без оснований заметил, что Горбачёв похож на его отца и чисто внешне.
С другой стороны, простота и неприметность Горбачёва сочетаются с очевидной отмеченностью – родимым пятном на лбу, напоминающим божественный знак, которым выделен младший сын сказок и по которому признают в нём будущего царя. Такая двойственность видна также в том, что на парадных плакатах и фотографиях родимое пятно тщательно ретушировалось, тогда как на карикатурах оно, наоборот, специально обыгрывалось.
Реальную опасность возвращения Отца многие усмотрели в форсированных выборах Горбачёва на пост президента страны. Причём вопрос вовсе не в том, что президент, узурпировав власть, должен был непременно обратиться в диктатора. Уже в постановке самого вопроса о такой возможности проглядывала зловещая тень Отца-тирана.
.jpg)
Приз маскарада. Автор рисунка: Кособукин
Вместе с тем много признаков безрассудного Сына-весельчака можно было увидеть в структуре объявленной Горбачёвым политики демократизации и гласности, где вообще было заметно немало признаков карнавальности и духа народного праздника. Даже слова, составившие знаменитую триаду гласность – демократизация – перестройка образуют знакомую нам уже схему перехода хаоса в космос. Так, основа «глас» слова «гласность» – это не безучастная свобода слова, а голос-звук, направленный на жадного слушателя.
В начале демократических преобразований скептики и недоброжелатели нередко саркастически сопоставляли демократию и демократизацию – другой член горбачёвской триады, не замечая скрытого в нём движения, раскрепощения и эйфории народного праздника. И, наконец, за этим хаосом (гласностью – демократизацией) следует перестройка – типичное слово из словаря новообразующегося космоса.
Следует заметить, что эта триада вряд ли была обязана своим происхождением глубокому предреформенному анализу. Вспомним, что первые шаги перестройки были достаточно прочно связаны с мифологическими схемами прошлых лет. Так, лозунг «ускорение» как бы логически вырос из праздновавшегося в первые дни правления Горбачёва юбилея стахановского движения – яркого мифа сталинской эпохи.
Этот лозунг быстро был предан забвению после ускоренно построенной – и взорвавшейся ещё быстрее – злополучной Чернобыльской АЭС. Другой лозунг – «интенсификация» фактически тоже имел мифологическую природу. Он, например, сулил вместо нескольких коров одну чудесную корову, дающую столько же молока. Так что знаменитая триада появилась после довольно беспорядочных и мучительных попыток найти спасительный ход, чтобы вывести страну из бедственного положения.
После лихорадочных мифологических поисков решения был как бы объявлен праздник, некий ритуальный хаос, из которого должен был чудесно организоваться космос. Был объявлен «праздник» во всех сферах, в том числе и в экономике. Но праздник в экономике – это её разрушение, и если не так (кто знает как?) заложить фундамент нового космоса, то после праздника будет... ну как бы это сказать? Ещё более весело.
Левон Абрамян. Из журнала «Век XX и мир»
От редакции
Так как автор этого своеобразного эссе, написанного в горбачёвский период нашей жизни, не заглядывал в ближайшее будущее (то бишь наше настоящее), то продолжение карнавального действа предлагается написать всем желающим. Ведь карнавал продолжается. Да ещё как!
Ещё в главе «Жизнь — слово — дело»:
Как обустроить коммерческий банк, или мирное врастание в рынок
Наше бытие как карнавал (заметки культуролога)