Нападение на защиту (Адвокатура выжила, но сумеет ли она вернуть былые традиции?)
Красные бюрократы Александра II
Сведения об особом значении для государства независимого суда и судебного процесса Александр, будучи ещё наследником, почерпнул из уроков Сперанского, занимавшегося с ним законоведением и судопроизводством.
Сохранились свидетельства современников о том, сколь большое значение придавал Александр II независимости судебной власти, незыблемости решений суда. Академик Александр Никитенко занёс в свой дневник такой факт: бывший в 1867 году министром внутренних дел Пётр Валуев, недовольный тем, что присяжные заседатели оправдали чиновника Протопопова, преданного суду за оскорбление действием вице-директора одного из департаментов, добивался отмены приговора, но не мог склонить к этому императора.
Один из первых деятелей нового суда, Обнинский, в своих воспоминаниях по делу о злоупотреблениях в Московском ссудо-коммерческом банке рассказал, как в 1876 году Александру через наследника было передано относящееся к этому процессу ходатайство. Александр ответил: «Это дело суда, и не нам с тобой в него вмешиваться».
Для реформ (а они в сфере судопроизводства начались с 1864 года), конечно, созрели серьёзные объективные предпосылки. И всё же ситуации, определяемой известной формулой «верхи не могут, низы не хотят», в российской действительности, на мой взгляд, не было. Угроза престолу отсутствовала, как отсутствовала массовая потребность реформ.
У народа, веками подвергавшегося угнетению, рабство, по словам Мирабо, изменяет все чувства, притупляет и развращает все ощущения, подавляет все таланты, смешивает все отличия, делает все сословия продажными. Создаётся социальное привыкание, чуждое всяким переменам, ибо утрачена сама способность думать и рассуждать.
В подобной ситуации реформы, естественно, могут быть проведены только сверху. Так они и были проведены: самим царём вместе с горсткой либерально настроенных представителей государственного аппарата – красных бюрократов (так их называли, потому что они не отучились краснеть за дикости крепостничества) при отчаянном сопротивлении дворянства (реформы саботировались даже созданными самим царём комитетами) и почти полной пассивности крестьянства.
Сергей Зарудный, Дмитрий Ровинский, Николай Буцковский, Николай Стояновский, Максим Ковалевский. Имена творцов Судебных уставов ныне, увы, прочно забыты. Нам ещё предстоит вернуть их из небытия. Это были широко образованные, прогрессивно мыслящие правоведы, государственные деятели, учёные и педагоги. Общественность воздавала им должное при жизни, с благодарностью вспоминали их имена последующие поколения русских юристов, портреты авторов судебной реформы запечатлел в своих прекрасных этюдах Кони.
Каждому из них можно посвятить самостоятельное исследование. Совсем кратко расскажу лишь об одном – Сергее Зарудном. Ему был вручён первый отпечатанный экземпляр Судебных уставов – как лицу, которому судебная реформа в России более других обязана своим существованием.
.jpg)
От адвокатуры до адвокутузки
Автор рисунка: М. Златковский
Сын небогатого дворянина из Харьковской губернии, Зарудный, прежде всего благодаря огромным знаниям и редкому трудолюбию, почитался одним из наиболее образованных людей своего времени. В совершенстве овладев несколькими иностранными языками, он перевёл с итальянского знаменитое сочинение Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях». Заодно сделал перевод «Ада» Данте и издал сборник переведённых им на итальянский язык избранных стихотворений Пушкина, Лермонтова, Майкова, Кольцова.
Его монография «Об отделении вопросов факта от вопросов права» дала веские аргументы в пользу введения суда присяжных.
Зарудный более других настаивал на создании сословия присяжных поверенных, ему в первую очередь были обязаны русские адвокаты тем, что образовали вольную дружину и стали сами решать свои судьбы. Сам термин «присяжный поверенный» придумал Зарудный, чтобы хоть как-то успокоить ретроградов, пугавшихся слова «адвокат».
Когда против реформы были исчерпаны аргументы по существу, в ход пошли испытанные возражения практического плана. «Откуда мы возьмём присяжных поверенных, у нас нет таких специалистов», – замелькало на страницах газет.
Для крупного дела всегда найдутся крупные люди
Так говорил Зарудный. И они нашлись! В адвокатуру пришли образованные и одарённые юристы. Многие из них оставили престижную, хорошо оплачиваемую государственную службу: Пётр Александров, Иван Андреевский, Александр Пассовер, Александр Урусов ушли из прокуратуры, Владимир Спасович оставил профессорскую кафедру.
Лучшие русские адвокаты были разносторонне подготовленными людьми, блиставшими многими дарованиями и познаниями. Владимир Спасович – видный теоретик уголовного права, литературовед. Константин Арсеньев – почётный академик, критик и публицист. Иван Андреевский – поэт и литературный критик. Николай Карабчевский – поэт и прозаик. Лев Куперник – знаток театра, глава Киевского драматического общества. Виктор Гаевский – учёный- пушкинист и литературовед. Александр Урусов – литературный и театральный критик. Русские адвокаты внесли собственный вклад в развитие института судебной защиты.
Была создана новая школа судебного красноречия, чуждая внешних эффектов, напыщенной театральности, основанная на высоких нравственных требованиях к оратору, правдивости, искренности, личной скромности и тактичности. Разработан кодекс профессиональной адвокатской этики.
Введён строгий контроль за качеством защиты по делам неимущих. Своей деятельностью – участием в судебных, особенно политических процессах, публичными лекциями, выступлениями в печати – русские адвокаты содействовали воспитанию народного правосознания, становлению правовой культуры населения.
Судебная реформа была последовательной, проведённой наиболее глубоко (в отличие от экономических и политических преобразований). Ожидались дальнейшие нововведения. Судьба распорядилась иначе. Реформистским устремлениям либералов чинились помехи и слева и справа. Развязка произошла с точки зрения истории случайно – убийство Александра II. Хотя случай был не случаен.
Правовое государство в России не осуществилось. Общество не получило ни конституции, ни парламента. На смену реформам Александра II пришли контрреформы Александра III. Возводимое Судебными уставами здание, оказавшееся одиноким среди громад старого режима, не осталось в неприкосновенности. Было нарушено единство суда: его функции в значительной мере перешли к органам административной власти. Выборный мировой суд заменили назначенные начальники. Значительно была сужена сфера действия суда присяжных, соответственно расширена компетенция суда с сословными представителями. Была поколеблена несменяемость судей. Гласность процесса поставлена в зависимость от усмотрения судебной администрации.
Массированную атаку повела реакция на адвокатуру. Было приостановлено формирование советов присяжных поверенных, корпоративная жизнь адвокатуры в большей части судебных округов замерла. Адвокатская деятельность отдана под надзор окружных судов, а затем поставлена под контроль министерства юстиции.
Власти сеяли недоверие к адвокатуре, реакционная печать полнилась нелепыми предрассудками, вздорными обвинениями в адрес адвокатов. После особенно энергичных бескомпромиссных защит некоторые видные правозащитники подвергались настоящей травле в прессе.
Чем дальше отдалялся момент реформистского вдохновения 60-х годов, тем большего мужества требовала защита в судебных процессах.
Адвокатуры у нас нет и быть не может
Советскую адвокатуру родил НЭП: «Положение об адвокатуре в РСФСР» принято в 1922 году. На рубеже 20–30-х годов обществу была навязана дискуссия: «Нужна ли нам адвокатура?» Тогда же оживлённо дискутировалась другая проблема: «Нужна ли нам сатира?» Дискуссия о сатире завершилась сколь «глубокомысленными», столь и бесспорными выводами: «Нам нужна хорошая сатира, плохая сатира нам не нужна».
К подобным же выводам привела и дискуссия об адвокатуре. Что такое хорошая адвокатура, было разъяснено в «Энциклопедии государства и права», появившейся в год великого перелома. Разъяснить этот постулат взялся Андрей Вышинский, написавший в энциклопедии главу об адвокатуре. Неудавшийся присяжный поверенный в прошлом, Прокурор СССР в будущем, входивший во вкус палач (под его председательством уже были рассмотрены сфабрикованные «Шахтинское дело» и дело «Промпартии») с ненавистью обрушивается на институт адвокатуры.
Она объявлена Вышинским насквозь буржуазным учреждением, а адвокаты с началом и победой пролетарской революции – самым ярым контрреволюционным сословием. С нескрываемой враждебностью сталинский сатрап относится к самому термину «адвокатура»: «...адвокатуры в прежнем, дореволюционном понимании этого слова у нас нет и быть не может», – категорично припечатывал Вышинский.
Несколько раз он считает нужным повторить, что Октябрьская революция уничтожила адвокатуру в старом смысле слова. А вот и цель столь настойчивых попыток оторвать советскую адвокатуру от всей предшествующей истории демократического института: по Вышинскому, основная задача Коллегий защитников, в отличие от старых адвокатских корпораций, не защита интересов граждан в уголовных и гражданских делах, а обслуживание трудящихся масс при посредстве юридических консультаций, то есть, проще говоря, дача советов по правовым вопросам.
Ну а если всё же доведётся адвокату оторваться от консультаций и появиться в суде, то, уверяет Вышинский, на защитнике не лежит обязанность защищать своего клиента во что бы то ни стало. Защита в советском суде также служит интересам истины и государства, как и прокуратура, и суд.
После такого авторитетного разъяснения упоминания о русской присяжной адвокатуре надолго исчезли из общественно-политической и правовой литературы. Имена Спасовича и его товарищей были преданы полному забвению. Сборник судебных речей наиболее известных русских адвокатов опубликовали лишь в 1956 году.
Прискорбно, но участие советских адвокатов в сталинских политических процессах не имело ничего общего с блестящей защитой революционеров русскими правозащитниками: тотальный террор и страх сковали общество.
Но даже страшные 30-е годы не только позор, но и героические страницы советской адвокатуры. Московские адвокаты Амалентович, Лейст, Россельс предпочли репрессии позору и до конца выполнили свой профессиональный долг, участвуя в политических делах (защита, проведённая Россельсом, описана в рассказе Ильи Зверева «Защитник Седов»). Убеждён: подобных случаев было больше – просто они нам неизвестны. Уверен: многое обнаружится, когда наконец будет написана история советской адвокатуры, к стыду нашему, до сих пор отсутствующая.
Каллистратова, Каминская, Ария, Золотухин – их смелые выступления на брежневских политических процессах 60–70-х годов показали верность лучшим тридициям русской присяжной адвокатуры.
.jpg)
Какой власти ветка покруче взовьётся?..
Автор рисунка: Т. Козоев
А может быть, всё же может?
Состоялась перекличка времён, разделённых столетием. И там и здесь адвокаты отстаивали право подсудимых – и в их лице всех граждан – на свободу мысли, свободу изъявления своих убеждений, свободу совести.
«Блуждание мысли, – говорил в своё время Спасович на одном из процессов, – вещь нигде и никогда ненаказуемая с римских ещё времён. Оно и у нас ненаказуемо как политическое преступление».
«Я имею право утверждать, что наш закон не знает уголовной ответственности ни за убеждения, ни за мысли, ни за идеи, а устанавливает уголовную ответственность только за действия, содержащие конкретные признаки того или иного уголовного преступления... Если мотивы, своеобразие мнений и убеждений прокурор охарактеризовал как политическую незрелость и неустойчивость, то за политическую незрелость и неустойчивость нет уголовной ответственности». А это слова из речи Каллистратовой на известном «литвиновском» процессе уже в советские годы.
Реакция властей последовала незамедлительно: исключение из коллегий, угроза уголовной ответственности, вынужденная эмиграция...
В комментарии к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1985 года под редакцией тогдашних Генерального прокурора СССР и председателя Верховного суда РСФСР адвокатам-защитникам предлагалось убеждать отрицающего свою вину обвиняемого в необходимости дать правдивые показания, а при безуспешности – строить защиту на признании виновности. То, что защитник, следующий таким рекомендациям, автоматически превращается в обвинителя, авторам комментария, очевидно, в голову не приходило...
Адвокатура, хотя, увы, и не без потерь, выжила, выстояла. Пусть и медленно, но идёт её воссоздание. Она набирает силу. Вскоре адвокат будет допускаться в дело с момента задержания подозреваемого (да и то сказать, пора бы – на девятом-то году перестройки. – Ред.) придёт суд присяжных...
Хочется задать вопрос: случайно ли в печати вновь появились статьи с нападками на адвокатов, развёрнута целенаправленная кампания запугивания обывателя ростом преступности? Повышение её уровня объясняют введением политических свобод, лозунговым провозглашением презумпции невиновности, чрезмерной гуманизацией, оправдательным уклоном в деятельности суда.
(Замалчивается, что росту преступности 88–89-х годов предшествовал столь же резкий спад в 85–87-е годы и что нынешний уровень тяжкой преступности уступает уровню 82–83-х годов на 20 процентов).
Криминологически безграмотные утверждения в сочетании с манипулированием уголовной статистикой достигают цели: усиливаются нападки на демократические ценности, обостряется тоска по железному порядку и сильной руке.
Вспомню ещё раз Владимира Спасовича, обратившегося к русским адвокатам: «Господа товарищи! Положение наше единственное в своём роде. Середины нет, и предстоят только два пути, расходящиеся в бесконечность под прямым углом. Один путь – это прозябание в условиях беззакония (полубеззакония), другой – достойная жизнь в правовом государстве».
На основе публикации журнала «Родина»
Генри Резник, правовед
Ещё в главе «Просвещение - право - власть»:
Как обществу не впасть в неправду и уродство
Гений блага (Сперанский: первый теоретик государства в России)
Нападение на защиту (Адвокатура выжила, но сумеет ли она вернуть былые традиции?)