Национальный апокалипсис. Полемико-футурологические размышления
Нация не может погибнуть кроме как от самоубийства.
Эмерсон
Ленинский проект – продолжение?
Бывший президент бывшего союзного государства, думается, не лгал, когда заверял его бывших граждан в своём стремлении максимально точно осуществить большевистский замысел об СССР, точнее, об исторической России как сформировавшемся на основе и вокруг Руси геополитическом многонациональном мегаобразовании. Мегаобразовании, на протяжении веков развившемся в сверхсложную систему взаимного жизнеобеспечения народов, населяющих огромные территории Евразии.
В декабре 1917 года Ленин писал: «Нам говорят, что Россия раздробится, распадётся на отдельные республики, но нам нечего бояться этого. Сколько бы ни было самостоятельных республик, мы этого страшиться не станем. Для нас важно не то, где проходит государственная граница, а то, чтобы сохранился союз между трудящимися всех наций для борьбы с буржуазией каких угодно наций...»
Эти революционные пожелания вполне совпали с теми, которые почти одновременно высказывались контрреволюционным Дэвидом Ллойд Джорджем: «Необходимо стремиться к распадению России на несколько независимых государств, из которых ни одно не было бы достаточно сильным, чтобы играть активную геополитическую роль». Как водится, крайности сошлись.
.jpg)
Автор рисунка: И. Ефимов
Сегодня некогда растерзанный во имя мировой революции, а затем ценой колоссальных усилий и жертв его народов вновь восставший из пепла евразийский гигант вторично в течение одного столетия вошёл в полосу распада, неизбежность и спонтанность которого не следует преувеличивать.
Напротив, сейчас уже можно достаточно обоснованно говорить о том, что распад этот – следствие не только накопления проблем и нарушений в механизме функционирования метасистемы – СССР, но также, а может быть, прежде всего – результат вполне определённой (неважно, выбранной сознательно или нет) стратегии реформирования союзного государства большой России.
Было бы нелепо отрицать имперский характер исторической России, которая и сама именовала себя Российской империей. Однако произнести слово «империя» вовсе не означает вынести окончательный приговор, как склонны думать многие. Империя – это не обязательно империализм, как указывают ленинские истоки.
Один из первых и наиболее характерных признаков империи – это объединение в составе общего геополитического целого разнородных и достаточно автономных земель и территорий чаще всего под эгидой суверена-императора. Такая империя, в сущности, несёт в себе зародыш федерации, в каковую после краха монархии она может довольно быстро превратиться. Что и произошло, например, в Германии, правда, опосредуясь ужасающим опытом Третьего рейха.
Чаще всего империи многонациональны, что вовсе не означает, однако, их непременного колониального характера в том сугубо негативном смысле, который вложил в это понятие XIX и XX век. Колонии, как известно, имела ещё Древняя Греция, и они отнюдь не были очагами рабства и угнетения, а именовались дочерними территориями метрополии, понимаемой как материнская земля.
Достаточно близкую аналогию представляли английские владения в Северной Америке и Австралии, и по типу своего формирования они сравнимы с Российской Сибирью и Дальним Востоком. Разница лишь в том, что в России речь шла не о заморских территориях, а о континентальных, органически вошедших в единое государственное целое землях, да и само присоединение этих земель совершилось без целенаправленного истребления аборигенов, как это было, скажем, при колонизации Америки.
Не исключено, что в ходе истории какие-то территории и народы отделялись бы от империи, однако процесс такого отделения должен был бы носить возможно более правовой и возможно менее идеологизированный характер.
.jpg)
Мигрант – драматическая аббревиатура: меняю, ищу, готов ну и т.д. Расшифруйте сами.
Автор фото: А. Черей
РСФСР – крестный путь
Конечно, эпоха не давала возможностей для спокойных решений, сообразных с эволюционным стилем социального развития, однако знакомство с историей создания советских республик и с самой концепцией СССР не оставляет сомнений, что импульс, роковым образом изменивший движение российской государственности, был придан Лениным.
Территория бывшей Российской империи превращалась в полигон для моделирования на одной шестой части суши будущего всепланетного союза социалистических государств. А поскольку мировая революция запаздывала, то, как иронизировала румынская газета «Адевэрул» в 1924 году по поводу создания на исконно российской территории Молдавской АССР (в 1940 году превратившейся в МССР), они теперь создают иностранные государства на своей собственной земле.
Создавались такие иностранные государства чисто авторитарным путём, без какого-либо юридически оформленного волеизъявления народов на соответствующих территориях, при губительном соединении национального и территориального критериев и, что важнее всего, за счёт исторически сложившегося государства русских, которое просто-напросто превращалось в материал для выкраивания из него всё новых и новых национальных государств.
Простор для фантазии мастера-портного и его подмастерьев открывался широчайший, так как, за немногими исключениями (Грузия, Армения, историческая соперница России Литва и другие), входившие в империю народы ранее не имели своей государственности, а первичные феодальные границы их разделения были очень изменчивы.
В силу этого административного передела границы республик-государств оказались произвольными, а этнотерриториальные конфликты – предопределёнными. И в зародыше уже обозначилась проблема, которой на рубеже XX–XXI веков суждено стать едва ли не острейшей на территории Евразии.
А именно: при переустройстве Российской империи по модели прогрессирующего её расчленения на энное число национальных государств с неизбежностью на каком-то этапе должен был возникнуть вопрос и о национальном государстве русских, раз таковым переставало быть всё мегаобразование.
Ленин от решения и даже постановки этой проблемы уклонился, определяя любые национально-государственные устремления русских незамедлительно как проявления великодержавности и шовинизма. Русским идеологией революции отводилась роль краеугольного камня, на котором должно было быть воздвигнуто громадное здание «земшарной республики» (В. Хлебников). Раздавливаемый непомерной тяжестью народ должен был найти моральное удовлетворение в осознании огромной значимости своей миссии и торжества общего дела.
В извращённом, секуляризованном виде здесь, конечно, узнавалась идея христианской жертвы, что и нашло отклик в народном сознании. И, как знать, если бы не вал русофобии, прокатившийся по бывшим братским республикам, если бы не откровенный цинизм, с которым была поругана и отвергнута жертва, принесённая Россией в годы Второй мировой войны, – быстрое осознание реальности своего положения русскими, может быть, так бы и не началось.
.jpg)
Как заметил когда-то Эдгар По: «Жизнь человека полна счастья – главным образом потому, что он вечно ожидает, что она скоро будет такой»
Спаси нас, Господи
Удручает недальновидность западных и отечественных политиков и политологов, догматически связавших решение национальных проблем в СССР исключительно с суверенизацией союзных республик. Так, газета «Фигаро», комментируя перспективы СНГ, с энтузиазмом заявила: «Мы хотим добровольного союза наций – такого союза, который не допускал бы никакого насилия одной нации над другой, такого союза, который был бы основан на полнейшем доверии, на ясном осознании братского единства, на вполне добровольном согласии».
Хорошие слова, но, согласитесь, подобное уже произносилось неким Владимиром Ульяновым.
Не говоря уже о совершенно неприемлемом антропологическом утопизме ленинской фантазии, за которую мы заплатили и продолжаем платить безумную цену. Нужно быть очень наивными людьми, чтобы верить в реализацию этого идеала через СНГ, и очень плохо знать существующую в стране реальность, где само количество народов и народностей (от 120 до 450, по разным оценкам), характер их расселения исключают достижение вышеописанного пасторального идеала путём простого огосударствления созданных авторитарной властью административно-территориальных образований, границы которых неоднократно и столь же авторитарно переделывались, а народы и компактно проживающие группы произвольно зачислялись в состав то одних, то других государств.
Разумеется, при учреждении Содружества требовалось подтверждение этого образования народным волеизъявлением, особенно там, где существует нежелание тех или иных национальных групп находиться в составе государства, в котором они оказались: в Приднестровье, Гагаузии, Нагорном Карабахе, Южной Осетии, в Крыму. Не говоря уже о длительном переходном периоде, необходимом для принятия таких решений.
Тем не менее в основу СНГ легло жёсткое отождествление самоопределения наций с самоопределением ленинско-сталинских республик, народы которых тем самым обрекаются на длительные конфликты, где противоборствующие стороны будут настолько же не склонны сообразовывать свои действия с понятиями Конституции и права, насколько сами отцы-основатели продемонстрировали полную свободу от этих стеснительных для них пережитков.
Создание СНГ делает неизбежным и обострение русского вопроса, так как в сложившейся на территории бывшей Российской империи, а теперь уже и бывшего СССР, системе национальных государств русские сегодня выступают как народ безгосударственный и вступающий в острую фазу кризиса своей национально-исторической идентичности.
Самообособление РСФСР (ныне Российской Федерации) отнюдь не решило вопроса ни для миллионов русских, в течение суток ставших иностранцами на своей многовековой родине, ни для русских, проживающих в РФ как редуцированной форме исторической России. Сегодня и эта территория превращается в нечто, что можно было бы назвать пространством за вычетом автономий.
Широко вошедшие в употребление формулы «Россия и Чечня», «Россия и Татарстан» делают даже юридически необходимым, наконец, определение того, что же есть Россия без Чечни, Татарии и других. Ведь российское руководство, кажется, не очень затрудняет себя вопросом, кого же представляет оно в государстве, где скоро каждый нерусский народ обзаведётся собственным президентом, но где русские составляют всё же абсолютное (свыше 80%) большинство населения.
Удивительным образом русский вопрос пока непропорционально мало его будущему значению привлекает внимание политологов. Точнее, он присутствует пока лишь в одном и том же, с унылым однообразием повторяемом обличье: в виде разнообразно выражаемой тревоги по поводу великорусского национализма, великодержавного шовинизма и русского фашизма. Разумеется, всякий национализм, в том числе и русский, может обретать крайние, экстремистские формы, однако показательно, что знак равенства между любыми проявлениями сильного национально-государственного чувства (вполне естественного для народа, потерявшего или теряющего государственность) и фашизмом – ни больше ни меньше! – ставится только в отношении русских.
И это в условиях, когда в ряде республик бывшего СССР прошли кровавые этнические погромы, когда текут потоки беженцев (между прочим, в Россию, а не из неё). Напротив, в русской России сколько-нибудь масштабных этнических столкновений не было, не говоря уже о полном отсутствии даже намёка на национально-дискриминационное законодательство при полном беспределе в вопросе национальных суверенизаций на её территории.
России сегодня настойчиво предлагается отказаться не только от статуса великого евразийского государства (а таковым, в случае преодоления кризиса, она может быть), но и от исторического бытия в качестве единого народа.
Реализовать устремления многих и многих геостратегов Запада (включая Альфреда Розенберга и Адольфа Гитлера) сегодня тем более просто, что русская Россия разгосударствлена, денационализирована, пребывает в состоянии экономического истощения и демографической депрессии. Депрессии, обусловленной, заметим, не только чудовищной убылью населения вследствие Гражданской, Великой Отечественной войн, но и демографическим донорством русской России, сформировавшей костяк индустриальных рабочих и инженерно-технических кадров в ближайшем зарубежье.
.jpg)
Запатентованный ещё большевиками кроссворд «тюрьма народов». Проветривайте свои «клетки», господа! Автор рисунка: Е. Крыловская-Бутлевская
Россия... ФИНАЛ?
Русские иностранцы в Прибалтике, Молдавии, Средней Азии – это лишь внешний круг расщепления того единого национального тела, на восстановление которого Русь потратила века тяжкой исторической работы после освобождения от ордынских ханов.
Уже внутри Российской Федерации расщепление русских (как единого народа с общим государством – Россией) идёт в форме суверенизации автономий. При этом русские, составляющие здесь то половину (Татарстан), то больше половины населения (Коми, Якутия, не говоря уже о Карелии), под лозунгами суверенизации утрачивают историческую и государственную идентичность; ибо их государством становится теперь не Россия, а территориальное образование, названное именем другого народа.
Отсюда остаётся один шаг до начала дробления собственно русской России (национальный состав её в иных областях мало чем отличается от автономий). Понятие Россия при этом упрощается, лишается духовной глубины, а государство быстро превращается в Центр, как произошло с Союзом, по отношению к которому нарастают настроения фронды, отталкивания и неприятия. Нет нужды говорить о том, какой обвальной деструкции подвергнется при этом сложившееся за века культурно-историческое «я» нации.
В этом случае можно будет говорить об исторической смерти русских как великого исторического народа, со своей, резко выраженной физиономией и своим, особым и сильным, голосом в концерте мировых культур. Реальное же его существование, конечно, будет продолжаться неопределённо длительное время. При этом могут выявиться самые разные варианты. Так, скажем, возникшие креольские республики (Сибирь и Дальний Восток), поглощённые экономическими связями со своими ближайшими соседями – Японией, Китаем и юными «драконами», вполне вероятно, отвернутся от разорённой и униженной материнской земли – Центральной России.
Креольский вариант не исключён и для южных, более богатых, земель России, где всё большую роль играют казацкие движения с прогрессирующей в них тенденцией к обозначению себя как особого этноса и утрате общерусского сознания.
Однако геополитический и государственный крах России будет означать отнюдь не воцарение всеобщего мира на евразийских просторах, но, наоборот, полную замену здесь недавно ещё казавшейся ледяной, застойной статики горячей динамикой. Это повлечёт за собой превращение жёсткой структуры в поле взаимодействия разнонаправленных и сталкивающихся между собой тенденций и векторов геополитического движения.
Участь русских, оставшихся на материнской земле, а также оказавшихсяза рубежом, представляется неприглядной: и здесь, и там их ожидает резкая маргинализация. Она коснётся населения разорённых и деградированных областей Центральной России, которые, с утратой выходов к морю и особенно с суверенизацией добывающих сырьё районов Поволжья и Сибири, войдут (уже входят) в штопор необратимой деиндустриализации, что приведёт к утрате всего громадного потенциала, созданного трудами и жертвами нескольких поколений людей. Уже сегодня гибнут космическая и другие высокотехнологичные отрасли промышленности, что превращает в безработных люмпенов специалистов высокого класса.
Регион превратится в поставщика дешёвой рабочей силы для более обласканных судьбой соседей, а также в переправщика специалистов-ядерщиков и оборонщиков для стран третьего мира. И это также не фантазии, это уже идущий процесс. Россия, среди прочего, превращается в инкубатор рекрутов для армий сопредельных государств.
Однако вряд ли превращение 150-миллионного народа или даже какой-то его части в народ-изгой сулит мир и покой соседям России. В случае если процесс раздробления русского народа станет необратимым, то неизбежная маргинализация нации, сопровождающая всё это, вполне возможно, приведёт к развитию в русском поле национально- освободительных движений классического левого типа по образцу движений 50–60-х годов в странах третьего мира (с вероятной сильной неокоммунистической компонентой).
Другой вариант – развитие русского ирредентизма, то есть движения за воссоединение разорванного народа (по образцу итальянского Рисорджименто), с включением всего потенциала исторической памяти, национального достоинства и одновременной выработкой программы обновленческих, демократических реформ. Очевидно, всеобщего (российского) мира не будет и в этом варианте, хотя, развиваясь, движение станет тяготеть к энергичным формам ненасилия, по образу освободительной борьбы в Индии, в период руководства ею Ганди.
И, наконец, в случае, если духовный, энергетический потенциал народа исчерпан настолько, что он окажется неспособен на сколько-нибудь сильную форму протеста, произойдут не только маргинализация, но деградация и криминализация населения. В связи с реальностью превращения бывшего Союза в транзит для мировой торговли наркотиками, можно предположить и развитие здесь каких-то вариантов медельинской модели, естественно, генерирующей вокруг себя нестабильность и глубокое перерождение всей социально-политической ткани страны.
Любой из этих трёх вариантов не оставляет никаких иллюзий по поводу того, что расчленение России и неизбежное при этом превращение русского вопроса в глобальную проблему планетарного характера, в язву человечества, говоря словами русского философа Ивана Ильина, может каким-либо образом вести к всеобщему миру и процветанию на планете.
Так или иначе времени, отпущенного на осознание истинных масштабов и глубины русского вопроса, остаётся не так уж много.
Ксения Мяло. Из журнала «Родина»
Ещё в главе «Семья - нация - страна»:
Боевые холопы. Пращуры штрафников
Национальный апокалипсис. Полемико-футурологические размышления