Мы лучше всех
.jpg)
Владимир Войнович
Владимир Войнович (1932 г. р.) – писатель острого сатирического дарования. Им написаны такие книги, как «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», «Иванькиада», «Путём взаимной переписки», «Москва 2042» и др. Его литературный дебют состоялся в журнале «Новый мир» Александра Твардовского. Войнович мог бы сказать о себе и своих товарищах по литературному труду Георгии Владимове, Василии Аксёнове, Владимире Максимове, чьи судьбы оказались во многом схожи: «Все мы вышли из хрущёвской оттепели».
С отстранением Хрущёва в 1964 году от власти вновь вернулись времена тотальной идеологизации культуры. Войнович изображал жизнь такой, «как она есть», не желал следовать требованиям переменчивой политической конъюнктуры и, не имея возможности публиковаться, писатель был вынужден покинуть родину.
В сущности, его лишили советского гражданства за то, что он не был лишён чувства юмора. (В 1990 году Указом Президента СССР Владимир Войнович восстановлен в советском гражданстве).
17 июля 1981 года он отправляет из Мюнхена письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС.
«Господин Брежнев!
Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж Советского государства. У Советского государства, благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу, никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого.
Я Вашего Указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем, гражданином, так и остаюсь им до самой смерти, останусь даже после неё. Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь, что после недолгого времени все Ваши Указы, лишающие нашу бедную родину её культурного достояния, будут отменены.
Моего оптимизма, однако, недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита, и моим читателям придётся сдавать в макулатуру по 20 килограммов Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книжку о солдате Чонкине».
Привязанность Войновича к родине неподдельна. Книги, написанные им в изгнании, вполне перестроечные. Они взрываются гневом в адрес многого в советском прошлом, беспокоятся о настоящем, предупреждают о возможных неверных шагах в будущем. Владимир Войнович не упускает ничего из происходящего в стране.
Мало кто не знает обаяния его доброго, хлёсткого, глубокого, хотя внешне и незамысловатого слова. Предлагаем вашему вниманию одну из недавних публикаций писателя, появившихся в СССР.
.jpg)
Шарж Александра Зиновьева. Владимир Войнович. После 1980 года
.jpg)
Автор рисунка: В. Ковригин
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были мы, и мы были лучше всех. Вернее, сначала мы были такие, как все. Вечером ложились, утром вставали, весной сеяли, осенью собирали, зиму на печи проводили, детей зачинали.
Но однажды мы решили, что мы лучше всех. Скинули царя, поставили председателя, стало у нас не царство, а председательство. Председатель согнал нас на митинг: «Отныне, говорит, товарищи, мы лучше всех. Кто за? Кто против? Кто воздержался?»
Ну, сначала были такие, которые против, их, понятно, уволокли. На мыло. Потом уволокли воздержавшихся. Назначили новое голосование. «Кто за то, что мы лучше всех?» Мы стали в ладоши хлопать. «Позвольте, – говорит председатель, – ваши аплодисменты считать одобрением нашей всех лучшести».
Мы, понятно, позволили, захлопали продолжительно. «Позвольте, – говорит, – ваши продолжительные аплодисменты считать одобрением предыдущих аплодисментов». Мы ему в ответ выдали бурные аплодисменты. «Позвольте ваши бурные аплодисменты считать одобрением продолжительных». Тут мы и вовсе впали в раж и в овации.
Да здравствует председательство, да здравствуем мы, которые лучше всех! Кричим, плачем, руками плещем, на ладонях мозоли такие набили, хоть гвозди без молотка заколачивай. Гвозди, однако, заколачивать некогда, надо же заседать на собраниях, выступать на митингах, помахивать ручками на демонстрациях.
Тут надо несколько слов сказать о наших обязательствах. Мы, конечно, и так уже были лучше всех, но, собираясь между собой, брали на себя обязательство быть ещё лучше. Один, скажем, говорит: «Беру на себя обязательство стать лучше на шесть процентов». Аплодисменты. Другой обещает быть лучше на четырнадцать процентов. Продолжительные аплодисменты. Третий говорит: «А я беру обязательство стать лучше на двести процентов». Ему, конечно, самые бурные аплодисменты и звание лучший из лучших. Но не самый лучший, потому что самым лучшим у нас всегда был наш председатель.
А вокруг нас другие люди живут. Раньше они считались такими, как мы, но с тех пор, как мы стали лучше всех, они, понятно, стали всех хуже. Ну и в самом деле. Живут скучно, по старинке. Вечером ложатся, утром встают, весной сеют, осенью собирают, зиму на печи проводят, детей зачинают, в свободное время пряники жуют. Обыватели, одним словом.
А мы живём весело. На работу ходим колоннами. С песнями и знамёнами. Лозунги произносим: выполним, перевыполним, станем даже лучше самих себя. А планы у нас серьёзные, планы у нас грандиозные. Накопаем каналов, просверлим в земном шаре сквозную дыру, соединимся с Луной при помощи канатной дороги, растопим Ледовитый океан, а Антарктиду засеем овсом. И тогда уж станем настолько лучше всех, что даже страшно.
Надо сказать, что постоянно улучшаться очень помогали нам наши философы, писатели, поэты и композиторы. Философы создали передовую теорию всехлучшизма, теорию всем понятную и – доступную: «Мы лучше всех, потому что мы лучше всех». Писатели написали много романов о том, как просто лучшее побеждает менее лучшее, а затем уступает дорогу ещё более лучшему.
Поэты и композиторы на эту же тему сочинили немало песен, которые помогали нам достичь небывалых высот всехлучшизма. Высот мы достигли, но всех планов всё же не выполнили. Землю сверлили – недосверлили, канат тянули – недотянули, льды топили – не растопили, а овёс в Антарктиде ещё не взошёл. Но наворочали много. Мы бы ещё больше наворочали, но голод не тётка. Эти-то, которые хуже всех, они своё наработали, сидят, пряники жуют с маслом. Мы на них смотрим с презрением, как на бескрылых таких обывателей, а кушать, однако, хочется.
Собрал нас председатель: «Мы, – говорит, хотя и лучше всех, но в пути немного затормозились. А чтобы стать нам ещё лучше, надо, – говорит, – догнать и перегнать тех, которые хуже всех». Ну, стали перегонять. Те, которые хуже всех, зимой ещё греются на печи да детей зачинают, а мы уже на поля вышли с песнями да знамёнами.
Они ждут милостей от природы, когда весна сама к ним в гости придёт, когда солнышко пригреет, и только тогда идут сеять, а мы дожидаться не стали и по снегу всё засеяли и этих, которые хуже всех, враз догнали и перегнали. Эти, которые хуже, по осени ещё на полях ковыряются, урожай собирают, а у нас уже всё готово и собирать нечего.
Опять зима наступила, эти пряники жуют, а мы лапу сосём как медведи. Лапа, как известно, продукт диетический. Ни диабета, ни холестерина, ни солей, ни жировых отложений. При таком питании и мозг отлично работает, всё время одну и ту же мысль вырабатывает: где бы чего поесть.
А поскольку поесть в общем-то нечего, то мозг ещё лучше работает, и стала возникать в нём такая мысль, что, может быть, мы лучше всех тем, что мы хуже всех. И мысль эта уже распространяется, проникает и внедряется в наши массы. Мы лучше всех тем, что мы хуже всех.
И хотя на митингах и собраниях мы всё ещё говорим, что мы лучше всех, но между митингами и собраниями думаем, что мы хуже всех. Ну, иногда, конечно, среди нас попадаются разные смутьяны, которые хотят нас принизить и оскорбить, намекая на то, что мы не лучше всех и не хуже всех, а такие, как все. А мы до определённого времени слушаем это и терпим, но долго терпеть не будем, уволокём их на мыло. Потому что мы всегда готовы быть лучше всех, в крайнем случае сойдёмся на том, что мы хуже всех, а вот быть такими, как все, мы – нет, не согласны.
Из журнала «Столица»
Ещё в главе «Семья - нация - страна»:
Мы вместе? Теория, за которую не платят, а расплачиваются
Мы лучше всех