Лев Карсавин: спирали судьбы – спирали мысли
Из всех больших российских мыслителей, создавших собственные философские системы, Лев Платонович Карсавин, несомненно, может претендовать на первенство по степени своего забвения на родине. Познакомиться с его философскими трудами – дело почти невозможное: все они, кроме одной-двух брошюр, вышли за рубежом более полувека назад и с тех пор не переиздавались. И всё же, чтобы одно из вершинных достижений русской мысли столь долго оставалось неведомым, вероятно, нужны более глубокие причины, чем недоступность книг.
Судьба Карсавина непроста, и только пристальный взгляд сумеет разобрать за её перепутьями истинные пружины. Нелегка для восприятия и его мысль, любящая хитроумные ходы, насыщенная парадоксами, иронией и самоиронией. Однако сегодня, всерьёз обращаясь к наследию русских философов, мы должны видеть в этом не столько частные особенности каждого из них, сколько некий плод отношений с эпохой. Карсавина занимали классические темы русской духовности: Бог, человек, бессмертие, нравственные коллизии человеческого существования, судьбы России. Чтобы верно понять его духовный и творческий путь, надо различить в его мысли и верность традиции, и спор с нею, и попытку нового, своего слова.
В отличие от многих старших соратников по русской религиозной философии (Н. Бердяева. С. Булгакова, С. Франка) Карсавин не испытал в своей жизни коренной смены убеждений. В молодости у него не было даже кратковременного периода увлечения общественной и политической деятельностью, хотя ещё совсем недавно в среде русской интеллигенции миновать это было почти невозможно.
Со сменой общественных настроений новую притягательность приобрели наука и культура, где сразу во многих сферах зарождался мощный подъём. К поколению Карсавина принадлежали участники символистского движения в литературе, создатели новых течений в живописи, философы, с самого начала стремившиеся не только к проповеди неких истин, но и к владению методом, к высокому профессионализму (П. Флоренский, И. Ильин, Г. Шпет, Ф. Степун).
***
Лев Карсавин родился в семье известного танцовщика Мариинского театра Платона Карсавина в 1882 году в Петербурге. Сестра будущего философа Тамара пошла по отцовским стопам и стала впоследствии знаменитой балериной. А Лев «пошёл в мать», склонную к размышлению и серьёзному пению. Она была племянницей А. Хомякова, основоположника славянофильства. Это родство много значило для неё. Она верила, что её сын унаследовал от дарований великого родича и в будущем продолжит его дело. Ожидания оправдались: философия Карсавина прочными нитями связана с Хомяковым...
.jpg)
Л. Карсавин с женой Л. Кузнецовой на кумысолечении в Башкирии. 1908 год
Окончив историко-филологический факультет Петербургского университета, Лев Карсавин становится историком-медиевистом, учеником знаменитого профессора И. М. Гревса и, по отзыву учителя, «самым блестящим из всех». Его область – религиозные движения во Франции и Италии в эпоху позднего Средневековья. Во время двухгодичной командировки за границу он усердно занимается в библиотеках и архивах.
Итогами этих штудий стали «Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII веков» (1912) и «Основы средневековой религиозности в XII–XIII веках, преимущественно в Италии» (1915). Если первая из этих книг вполне отвечает привычному типу капитальной исторической монографии, то вторая книга никак в рамки этого типа не укладывается.
Автора занимает проблема реконструкции мира средневекового человека, его мышления и психики. Он стремится увидеть картину прошлого не плоско-фактографически, а объёмно, в её внутренней логике. Карсавин во многом предвосхищает и подход, и выводы будущей культурологии, впервые вводя в рассмотрение тe пласты материала и ту проблематику, что станут предметом особого интереса исследователей полвека спустя, в 60-е и 70-е годы.
Вместе с тем и культурология только промежуточный этап в творческой эволюции мыслителя. Чем дальше, тем сильней сказывается философский склад его ума. Расширяя сферу своих размышлений, он обращается к общим проблемам исторического познания, философии истории, непрерывно приближаясь к области чистой метафизики. В это время в его трудах возникают ещё две важные темы: религиозная и национальная.
В работе «Восток, Запад и русская идея» (1922) Карсавин утверждает народный и творческий характер революции, полемизируя с отпевавшими страну пессимистами. «Ожидает или не ожидает нас, русских, великое будущее? Я-то, в противность компетентному мнению русского писателя Л. М. Пешкова, полагаю, что да и что надо его созидать». С другой стороны, осмысление происходящего было для него невозможно вне религиозного подхода.
.jpg)
Л. Карсавин после высылки из России. Берлин. 1922–1923 годы
Обращению к этой теме содействовало то, что в новой России Церковь из прежнего полуказённого института стала притесняемой и гонимой. Человек вольнолюбивый и непокорный, Карсавин был готов противостоять любому диктату и всегда предпочитал двигаться против течения. И если прежде он, хотя и принимая основы христианского миросозерцания, был, казалось, далёк от роли богослова и проповедника, то после революции в нём происходит заметная перемена – Карсавин становится профессором Богословскою института и читает проповеди в петроградских храмах.
В эти годы он выпускает труд «Saligia, или... душеполезное размышление о Боге, мире, человеке, зле и семи смертных грехах», где с первых же строк избирает стиль духовной беседы. В советской прессе карсавинские рассуждения оцениваются как «средневековый фанатизм», «учёное мракобесие», «сладкоречивая проповедь поповщины», а то и просто как «галиматья».
Осенью 1922 года философу, вместе с рядом других христианских мыслителей, пришлось покинуть пределы родины: большевики изгоняли за границу цвет русской мысли. Для Карсавина изгнание стало тяжким ударом. Он был принципиальным противником эмиграции и, оказавшись на Западе, не nepeставал повторять: «История России совершается там, а не здесь».
Его жизнь за границей следовала типичной эмигрантской reoграфии: Берлин, затем Париж и протекала в не менее типичных мытарствах (в череде которых был и эпизод, когда Лев Платонович пробовал быть статистом на киностудии, и увидевший его режиссёр предложил ему роль... профессора философии). Обстоятельства изменились лишь в 1928 году, когда Каунасский университет в Литве пригласил его занять кафедру всеобщей истории. Литва становится его домом до самого ареста в 1949 году.
В это тяжёлое время Карсавин сумел целиком развить свою философскую систему. Его размышления неизменно строились на фундаменте христианского миросозерцания. И закономерно, что первым значительным философским трудом мыслителя стала большая работа «Философия истории» (1923). В этой книге отчётливо обозначены занятые им онтологические позиции: Карсавин движется в русле российской метафизики всеединства, основы которой были заложены А. Хомяковым и В. Соловьёвым.
Метафизика всеединства – главное из возникших в России оригинальных философских учений. Всеединство понимается здесь как некоторый идеальный или гармонический лад бытия, когда бытие являет собою совершенное единство множества: в совокупности его элементов каждый тождествен целому, а отсюда и всякому другому элементу. Это – не обычное понятие, которому можно дать логически строгое определение. Это – неисчерпаемый объект философской рефлексии.
Карсавин по-новому подошёл к решению исходной проблемы всеединства, требующей указать в реальности его основной прообраз. Для предшественников основной моделью всеединства был «мир в Боге», трактуемый как совокупность замыслов Творца обо всех вещах и явлениях. Карсавин же искал образы более конкретные. Его также не устраивало, что принцип всеединства характеризует реальность в её статическом аспекте как некое прерывание.
Ему всегда было свойственно видеть реальность в динамическом развитии. И он дополняет принцип всеединства принципом «триединства» единосущных, взаимоупорядоченных ступеней этого развития, существенно обогащая этим прежние интуиции русских философов о всеединстве. Согласно Карсавину, исходное единство, пройдя через саморазъединение, вновь самовоссоединяется. Философ сближает свою концепцию не столько с триадой Гегеля, сколько с идеями его дальнего предшественника Николая Кузанского (1401–1464). Но важный оригинальный момент, вносимый Карсавиным, заключается в том, что всеединство представляется как бы «моментальным срезом» триединства.
Для своей новой онтологической структуры он отыскивает и новую «базисную модель», отличную от «мира в Боге» прежних систем. Такая модель была дана мыслителем в книге «О личности» – синтезе всей его философии. Ключевая идея этого труда заключается в том, что онтологическая структура триединства-всеединства осуществляется в личности. Превращение философии всеединства в философию личности – важнейшее, что внёс Лев Карсавин в старую русскую традицию.
Разумеется, перед нами христианская философия личности. В согласии с догматами понятие личности прилагается в первую очередь не к человеку, а к Богу. Человек же личность несовершенная, зачаточная, но цель и смысл его жизни состоят в приобщении к полноте божественного бытия, а стало быть и в становлении истинной личностью.
Карсавин замечает, что даже в современном разговорном понимании – это, скорее, предмет стремления, нежели обладания. Так, сегодняшние наши понятия выдают свой религиозный исток: желание обмирщённого человека быть личностью – гаснущий отсвет христианского идеала обожения.
После Второй мировой войны Лев Платонович Карсавин возобновляет преподавание в Вильнюсском университете. Однако для советских властей он был и оставался лицом подозрительным. Он так и не принял коммунистической идеологии, не отказался от христианских воззрений – и судьба его была решена: в 1949 г. он был арестован.
После следствия и суда в Ленинграде он был осенью 1950 года этапирован в Абезь, инвалидный лагерь вблизи гулаговского комплекса Инты (у него открылся туберкулёз).
* * *
Вглядываясь в судьбу того или иного мыслителя, нередко испытываешь отупение того, что ход, особенности этой судьбы несут отпечаток личности, отпечaток духа. Карсавин был мыслителем и человеком парадоксального склада и мужественного жизненного стиля. Таким он остался до конца. За два неполных года в бараках Абези он создал не менее десяти сочинений, включая изложение своих главных философских идей в сложной, изысканной стихотворной форме. Конечно же, эти каторжные писания невелики объёмом, но глубина и острота мысли в них поразительны.
В лагере Лев Карсавин нашёл верного и талантливого ученика, им стал молодой инженер А. Ванеев, который пришёл к вере будучи в заключении и в долгих беседах с Карсавиным прошёл целый курс христианского просвещения. Он оставил свои воспоминания «Два года в Абези», и благодаря этой книге о лагерном периоде жизни философа мы знаем лучше и подробнее всего. Вот лишь одно свидетельство его об Учителе.
«Во всём, что говорил Карсавин, меня притягивала некая особая, до этого неведомая существенность понимания. Карсавин умел говорить, нисколько не навязывая себя. О вещах, самых для него серьёзных, он говорил так, как если бы относился к ним шутливо. (...) Когда же он углублялся в себя, взгляд его приобретал сосредоточенность, не замыкался в себе, а проходил через окружающее насквозь, как бы за пределы видимого. Так же и в том, что он писал... Наше «здесь» становилось для него прозрачным, но никогда не призрачным. Именно в этом способ духовной работы Карсавина. В его умозрениях мир остаётся самим собой и ничего не теряет, но подвергается новому осмыслению».
Лев Карсавин скончался 20 июля 1952 года в изоляторе для безнадёжно больных, в инвалидном лагере у полярного круга.
Сергей Хоружий. Авторский дайджест
Ещё в главе «Личность - культура - ноосфера»:
Лев Карсавин: спирали судьбы – спирали мысли