Журнал «Социум» №10-11. 1991 год

Кронштадтский пастырь

«Мы не сильны против истины, но сильны за истину»

Из книги Иоанна Кронштадтского (И. Сергиева) «Моя жизнь во Христе», Ницца, 1928 г.

Андреевский собор в Кронштадте (ныне не существующий). Здесь отец Иоанн провёл всю свою священническую жизнь, наполненную пасторскими трудами

Долгое время память о нём была едва ли не наглухо «зашлакована» безразличием младших, переживших его современников и ближайших потомков, лицемерием не только мирских идеологических противников (это не вызывает удивления), но и представителей церкви. Знатоки его биографии свидетельствуют, что дело дошло до путаницы фактов жизни этого человека, не говоря уже о том, что сам дух его проповедей не просто предавали забвению, а подвергали всяческому искажению.

«...Протоиерей Андреевского собора в Кронштадте, мракобес-монархист, озлобленный враг революционного движения, ненавистник просвещения и передовой науки». Каково? Ни больше ни меньше. Ну чем не апофеоз «диктатуропролетарского гнева» против разной там «поповщины с чертовщиной». Эти перлы «обличительства» взяты из «Краткого научно-атеистического словаря», не единожды выпускавшегося Политиздатом. Правда, в запале здесь забыли «навесить» протоиерею по-давнишнему расхожее в отношении его – «черносотенец».

Таким вот образом «защитники» (!) «просвещения и передовой науки» воспитывали (во благонравии) строителей коммунизма.

Да только ли о Кронштадтском писалось подобным образом? Светским «озлобленным врагам революционного движения» доставалось не меньше. Эдакое «словарное» и близкое к нему сочинительство да останется на совести «словаристов». Другое дело, что нам, нынешним, приходится чуть ли не по-археологически докапываться до истины, реконструируя облик искателей истины. Каким бы ни был их путь к ней. Кем бы они ни были.

Итак, Иоанн Кронштадтский.

Икона Иоанн Кронштадтский

«Нужно любить всякого человека»

Иоанн Ильич Сергиев родился 1 ноября 1829 года в селе Сура Пинежского уезда Архангельской губернии в семье сельского дьячка, чья паства была немногочисленна и бедна. Новорождённый оказался настолько слаб, что родители долгое время пребывали в печали и немалых заботах. Нарекли младенца в честь святого Иоанна Рыльского – покровителя Болгарии. Набожная обстановка в семье, более чем скромная жизнь и суровая природа русского Севера оказали большое воздействие на формирование характера будущего служителя Божьего. Здоровье приходило в норму, но вот незадача – в годы учёбы в приходской школе проявлялись подчас и некоторая неразвитость, и непонятливость. Школу эту он закончил с трудом...

Очевидно, не ведали об этом составители словарей. Иначе не преминули бы прокомментировать сие обстоятельство и, конечно же, очень по-своему, скажем, усмотрев в нём истоки этой самой «враждебности» отца Иоанна к просвещению и наукам. Экое упущение!

Впрочем, дело с учёбой выправилось. Юный Иоанн благополучно поступает в духовную семинарию в Архангельске и заканчивает её настолько успешно, что удостаивается направления за казённый счёт в Петербург, в Духовную академию. В эти годы у него впервые родилось желание попробовать себя в миссионерской деятельности среди аборигенов Северной Сибири и Америки. Но вскоре убедился, что аборигены Петербурга и прилегающих мест следуют заветам Христа ничуть не лучше.

Закончив в 1855 году академию, Иоанн уже в сане священника приезжает в город Кронштадт в Андреевский собор (ныне не существующий!). Судьба распорядилась так, что всю остальную жизнь, наполненную пастырскими трудами, он проведёт здесь, в морской крепости на Балтике. Многие постепенно забудут его фамилию Сергиев, а сам он всё чаще станет в народе именоваться не иначе как отец Иоанн Кронштадтский. Так и будет подписываться в деловых бумагах...

По окончании Духовной академии молодой священник записал в дневнике:

«Многое узнал... Но хочу знать больше. Дух мой жаждет знания. Сердце моё не удовлетворяется, не сыто. Учусь и буду учиться...» Началась долгая пора самообразования и книжного учения о. Иоанна, в которых он значительно преуспел.

Кронштадт, расположенный на острове Котлин, в 30 километрах от Петербурга, был в те времена не только военным морским портом, но и местом высылки из столицы «порочных людей». И действительно, среди основного населения, портовых рабочих, было немало бродяг, проституток, людей социального дна.

Ютились они в лачугах и землянках, пьянствовали, попрошайничали, а то и занимались разбоем. Отторгнутые всеми, погибающие, презираемые стали паствой молодого энергичного священника.

Церковный дом в Кронштадте, где жил о. Иоанн

Иоанн сознательно выбрал место прихода, но чтобы получить его, надо было жениться и не иначе, как на дочери или родственнице ранее занимавшего это место священника. Вот и состоялось венчание Иоанна с дочерью бывшего протоиерея Андреевского собора Константина Несвицкого Елизаветой. Путь в епископат теперь был закрыт. Но своим призванием он считал миссионерство, а тут, в этом заштатном городке, и поле для этой деятельности было поистине безграничное.

Уже начало его подвижнической жизни отмечено аскетизмом в быту, ежедневными встречами с бедняками и нищими, беседами-утешениями, служением больным и немощным, уходом за ними. Вот что писал об о. Иоанне его биограф – священник И. Орнатский: «Везде он был другом несчастных. Он исцелял и вразумлял их. Он не боялся никаких болезней, безбоязненно посещал прокажённых... Везде вокруг него слышались вздохи глубокой скорби, тяжких страданий... Всюду слезы встречали и провожали его...»

Материальная помощь страждущим не знала предела. Доходило до того, что молодой пастырь нередко возвращался домой раздетым, без сапог – вещи раздавались нищим. Разной степени близости люди, окружавшие пастыря, сначала удивлялись, потом начали недоумевать. Далее пошли урезонивания, увещевания; ну а вслед за этим, как нетрудно догадаться, решено было осадить нищелюбца – экий сыскался!

Кто же мы рядом с ним? Пошли упрёки в семье. Придирки местных властей. Бывало, что и посмеивались: в своём ли уме пастырь! Необычность христианской жизни о. Иоанна раздражала, его называли юродивым, сектантом. А с первой волной популярности среди кронштадтской бедноты пошли и первые доносы на молодого священника церковным иерархам. Не обошлось и без курьёзов: чтобы «умерить христианский пыл» о. Иоанна, епархиальное начальство как-то раз решило не выдавать ему жалованье на руки, пусть, мол, попробует быть бессребреником в смысле прямого отсутствия денег в кармане.

С великими мира сего отношения о. Иоанна тоже были весьма своеобразными. Случился у него разговор с идеологом русской церкви и царедворцем К. П. Победоносцевым, вызвавшим пастыря к себе.

– Ну вот, – обронил тот, – вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите. Многие так начинали, как вы, а вот чем-то кончите?..

– Не извольте беспокоиться, – ответил о. Иоанн, – потрудитесь дождаться моего конца...

Отец Иоанн с завидным стоицизмом сносил невзгоды, недоброжелательство кого бы то ни было, в том числе и известной части своей паствы. В проповедях он говорил: «Нужно любить всякого человека и в грехе его, и в позоре... Не нужно смешивать человека... со злом, которое в нём». Завету сему был верен неукоснительно. Вот один лишь из бесчисленных примеров тому. Много лет спустя после кончины о. Иоанна некто из многочисленных подопечных его, по занятиям ремесленник, вспоминал: «Мне было тогда годов 22-23. Теперь я старик.

Я работал и пьянствовал. Семья голодала. Жена потихоньку сбирала по миру. Жили в дрянной конурке. Прихожу раз не очень пьяный. Вижу: какой-то молодой батюшка сидит, на руках сынишку держит и что-то ему говорит ласково так. Ребёнок серьёзно слушает. А мне всё кажется, что батюшка был, как Христос на картине «Благословение детей». Я было ругаться хотел: вот, мол, шляются тут... да глаза батюшки, такие ласковые и серьёзные, меня остановили: стыдно стало... Он смотрит, прямо в душу смотрит. Начал мне говорить: где дети, там всегда тепло и хорошо, и о том, что не нужно этот рай менять на чад кабацкий. А мне – не до оправдания... Ушёл он, сижу я и молчу. На душе так, как перед слезами. Жена смотрит удивлённо на меня. И вот с этого момента – я человеком стал...»

Пастырь Кронштадтский со своими сёстрами

Вскоре о молодом, явно незаурядном священнике заговорили и в Петербурге. В каждом богослужении он поставил за правило произносить проповедь. Красивых слов не искал, излагал свои мысли просто. Чаще всего – экспромтом. Сейчас, когда читаешь некоторые из его проповедей в печатном виде, поражает страстность, убеждённость, богословская эрудиция, энергия слова.

Главная мысль, которая присутствовала в проповедях молодого священника, – это то, что все люди в Боге составляют одно: ангелы, святые угодники и христиане, живые и мёртвые – все в одном сердце. В этом-то, видимо, и был секрет его способности сострадать каждому. Какое же это высокое искусство! И насколько страшна перекрёстная закрытость людей, чёрствость. Именно ограниченностью любви нашего сердца можно объяснить равнодушие, которым, как метастазами, поражено общество, современное – особенно.

У Иоанна же на всех хватало участия, сил помощи и словом и, что особенно непросто, делом – делом жизни своей. Мало кто со времени принятия христианства не только в России, но и в других странах решался на такой ПУТЬ, будучи не монахом, старцем, а священником.

Слава о. Иоанна докатилась не только до Петербурга и Москвы. О нём узнали во многих других местах России. Правда, надо сказать, о святости его впервые заговорили именно в Кронштадте, кронштадтские «низы». Поначалу весть эту в народ понесла по стране праведная старица Параскева (Ковригина). Она была послана одним из учеников Серафима Саровского послужить о. Иоанну. Во многом через неё люди узнавали и о чудотворении кронштадтского пастыря.

Было ли, скажем, в целительстве его что-то чудодейственное? Как знать. Одно ясно: этот его талант множился даром искренней любви к ближнему. Обыкновенный человек может посочувствовать, понять и помочь лишь немногим. А если несчастных – тысячи? Сверхчеловеческая задача! Участия, ободрения, дара любви к людям у о. Иоанна хватало на сотни и тысячи. И в нём стали видеть воплощение Христа. Возникло даже сектантское движение – иоанниатство, решительно осужденное и церковью, и самим о. Иоанном.

Испытание славой

Народ говорил, что о. Иоанн может вылечивать от болезней даже тогда, когда почтенные медики «умывали руки».

К нему обращались не только христиане, но и мусульмане, иудеи и т. д. Страждущие прибывали из разных стран, многие недужные потом отмечали, что приходило исцеление. Дар чудотворения можно толковать как дар от Бога его угодникам, как награду за великие молитвенные труды, пост, благорасположение к пастве.

Смиренно, буднично, кротко продолжал нести о. Иоанн свою службу в Кронштадте. Увеличивался поток тянувшихся к пастырю. Продолжала расти слава. Что она была такое для о. Иоанна? –Тяжкий подвиг. Раньше было проще: он сам шёл к людям в пределах одного своего города, и у него оставалась некоторая свобода действий и распоряжения своим временем.

Так, священник находил время преподаванию закона Божьего в гимназии и городском училище. И это – наряду с пастырством – в течение более чем 20-ти лет. Теперь учительствовать становилось невозможным. Ежедневно тысячи людей приезжали к нему в Кронштадт за помощью. А ещё были сотни телеграмм и писем, в которых авторы просили об утешении. О. Иоанн вынужден был завести секретаря для разборки почты. А о законоучительстве и мечтать было нечего.

Сура. Часовня во имя святой мученицы Параскевы, построенная на месте дома, в котором родился о. Иоанн

О. Иоанн вставал в 3 часа, с рассветом. Готовился к ведению в соборе утренней службы. Некоторое время прогуливался во дворе дома, где жил, читая свои молитвы про себя. Около 4 часов отправлялся в собор. У ворот его уже встречали ожидавшие толпы паломников. На всех времени не хватало, но с кем-то успевал поговорить. Затем обедня. Перед началом её исповедовал кого-то. Далее, не выходя из храма, начинал служить Литургию. Собор вмещал 5 тысяч человек и всегда был полон.

Раньше 12 часов служба никогда не заканчивалась. Успевал тут же просмотреть часть писем и телеграмм, которые приносили прямо в алтарь. После службы, окружённый верующими, выходил из собора и уезжал в Петербург по вызовам больных. А возвращался уже поздно вечером, иногда и спал прикорнув в поезде, пока тот шёл от столицы до пригородного Ораниенбаума. А в 3 часа утра всё начиналось сызнова. Однако священник всегда был подтянут, бодр, никогда не жаловался ни на какие неудобства.

Для современников такая жизнь представлялась сверхъестественной. А он ещё находил время для творчества литературного. Митрополит Исидор говорил о нём: «Чудотворец он уже потому, что возбудил крепкую веру в силу Божию, содевающуюся в немощи человеческой в наши неверные дни». Для него все страждущие были просто люди, независимо от рангов, происхождения, ступеней власти.

Редкие выезды в другие города (Харьков, Саратов, Самару и пр.) превращались во всенародный триумф.

Люди выражали сердечность чувств, веру, благоговение, просили у пастыря благословения. В Харькове он отслужил молебен прямо на соборной площади, а народу было тысяч 60 – зрелище невиданное. Во время путешествий по городам Поволжья люди шли по берегу канала вровень с его пароходом, становясь на колени, когда отец Иоанн подходил к борту судна.

Непоколебимую опору в вере и надежде нёс людям этот смиреннейший и скромнейший человек, подвижник с детским сердцем и живыми добрыми глазами, полными любви и благодатной радости. Однако многие, в том числе и из интеллигенции, не простили ему, когда во время революции 1905 года он призвал народ поддержать самодержавие и бороться с хаосом.

Он прощал непрощавших его. На имя отца Иоанна поступали многочисленные пожертвования. Его единомышленники считали, что через руки пастыря проходило в год до 1 миллиона рублей, адресованных бедноте. Он организовывал «народные столовые». Устроил в Кронштадте «Дом трудолюбия» со школой, церковью, мастерскими, приютом. Основал в своём родном селе женский монастырь и большой каменный храм, а также женский монастырь в Петербурге.

«Я, видно, и умру в народе»

Духовный дневник, записи отдельных изречений поверяют современному читателю сокровенные мысли подвижника русской церкви. «Во всех нас действует тайна беззакония, видимо и невидимо, и поэтому от всех требуется бодрствование, крепкая вера, сильная борьба с нападающим со всех сторон грехом – сильным, недремлющим, вооружённым обманом и соблазнами, лживыми учениями, явными и скрытыми ересями и расколами; необходимо иметь великое и постоянное мужество, терпение и упование на всесильную помощь Божию...»

Это внешние борения. Необходимы ещё и внутренние – с самим собой. Человек не свободен от греха. Он то побеждает его, то оказывается побеждённым им, «...побеждённым невидимыми духами зла, действующими на нас посредством бесчисленных наших страстей». Выход один, считал он, – «ЗАКАЛЯТЬСЯ В ДОБРЕ, ПОДНИМАТЬСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ДУХОВНОГО СОВЕРШЕНСТВА».

Кронштадтский священник с духовными чадами. Как-то случился у него разговор с идеологом русской церкви и царедворцем К. П. Победоносцевым, вызвавшем пастора к себе:

– Ну вот, обронил тот, – вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите. Многие так начинали, как вы. А вот чем-то кончите?..

– Не извольте беспокоиться, – ответил отец Иоанн, – потрудитесь дождаться моего конца...

Подобное наставление он мог и имел право преподать другим, ибо сам следовал ему. Эти слова отца Иоанна дают ключ к пониманию его жизни. «.. Я поднимал свои глаза, полные горячих слёз, к небу, откуда всегда мне приходила помощь, хотя и не всегда сразу, не всегда скоро...»

Иоанн Кронштадтский был «мысленно готов исчезнуть, чтобы видеть и иметь в себе только Бога», он как будто «растворился» в Христе, так и определив – «жизнь во Христе». «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живёт во мне Христос, принуждая изгонять из сердца и малейший зародыш греха».

Да, по своим политическим взглядам он был монархистом и считал самодержавие единственно возможной в России властью. Он грозно предрекал: «Царствие Русское колеблется, шатается, близко к падению. Откуда эта анархия, эта революция, этот социализм, эта нелепая коммуна, эти забастовки, разбои, убийства, хищения, эта общественная безнравственность, этот царящий разврат, это огульное пьянство?..»

Так он видел то «революционное движение», противником которого называли его «словарные» ортодоксы от псевдонаук. Отец Иоанн писал далее: «Горе тебе, лукавый, непокорный, неблагодарный человек! Все бедствия нынешние... из-за тебя...» И ещё: «...если в России так пойдут дела, безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стёртые правосудием Божиим с лица земли за своё безбожие и за свои беззакония... Виновато и высшее правительство, потворствовавшее беспорядкам... беззаконность в моде, ею щеголяют. А оттого непрестанные у нас аварии с морскими и даже с императорскими судами... Так и впредь будет при слабом управлении! Бедное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать?!»

Не за эти ли слова «прогрессивное» социалистическое безбожничество устами своих «учёных» атеистов нарекло Иоанна Кронштадтского «мракобесом»?

Был ли отец Иоанн черносотенцем? Этот ярлык пытались навесить на него не только после смерти, но и при жизни. Вот что он писал в 1903 году о погромах: «Прочёл я в одной из газет прискорбное известие о насилии христиан кишинёвских над евреями, побоях и убийствах, разгроме их домов и лавок и не мог надивиться этому из ряда вон выходящему событию... Что породило это потрясающее до глубины души буйство христианского, русского народа, который вообще отличается добротой и простотой?.. Зачем допустили пагубное самоуправство и кровавую разбойничью расправу над подобными вам людьми?»

А вот о чём мечтал этот «ненавистник всего передового»: «... Пройдут все царства, все языки, все секты, расколы, суеверия, заблуждения человеческие, войны за преобладание рас, народов; не будет отдельных территорий для России, Германии, Англии и для разных племён и народов, прекратятся распри, ссоры, возмущения...»

Он искренне полагал, что только Православие «может привести христианина к святости». Но стремился к контактам с представителями других конфессий. Его книга «Моя жизнь во Христе» была высоко оценена во многих странах...

Дом трудолюбия отца Иоанна в Кронштадте

20 января 1918 года. Совнарком принимает Декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». И хотя в декрете провозгласили свободу совести, равенство всех религий, отмену всяческих ограничений, многие верующие восприняли его однозначно: запрет религии. Говорили тогда: «Отменив церковь, впопыхах и душу запретили».

Началась война за умы и души. В ней не было пощады ни живым ни мёртвым. Истязали и расстреливали священнослужителей, разворовывали и уничтожали храмы. Мощи праведников свозили в отдел «Гниения и разложения животных предметов» (!) Музея народного комиссариата здравоохранения РСФСР. Так поступили с мощами Иосифа Горленко из Курской губернии, Александра Свирского из Олонецкой, Серафима Саровского из Саровской пустыни.

В 1923 году добрались и до Иоанновского монастыря, где находилась усыпальница Кронштадтского. По Петрограду ползли слухи о её разорении. Почивший ещё в декабре 1908 года отец Иоанн раздражал новую власть как воплощение праведности и веры. Праведна для этой власти могла быть только ручища, слитая воедино с винтовкой. Веру заменяло сатанинское убеждение в том, что лишь после истребления одной части народа можно осчастливить (чем?) другую его часть.

Родные Иоанна Ильича Сергиева обратились к властям с прошением о выдаче им гроба и предания мощей земле на одном из кладбищ города или пригорода. 28 марта 1924 года это захоронение состоялось на Богословском кладбище. Причём тайное – таковы были условия режима. Могила была безымянной, и следы захоронения затерялись.

Иоанн Кронштадтский задолго до своей смерти предсказал её дату. Сбылось и другое его пророчество: «Я, видно, и умру в народе». Да, он безмогильно растворился в нём.

В 1990 году этот христианский подвижник был канонизирован Православной Церковью.

Здание Иоанновского монастыря. Ныне Пюхтицкое подворье

Наталья Макарова, Олег Соловьёв

Журнал «Социум» 1991 год № 10-11

Ещё в главе «Мышление - вера - нравственность»:

Западничество как образ мышления реформаторов
Кронштадтский пастырь