Крапивное семя

Россией управляют столоначальники.

Николай I

Осознав себя в качестве служилого сословия, дворянство стремилось служить с оружием в руках и пренебрегало статской службой, особенно на низших канцелярских должностях. Ветеран ряда войн XVIII века отставной генерал Л. Н. Энгельгардт, играя с маленьким Серёжей Аксаковым (1791–1859), впоследствии написавшим «Детские годы Багрова-внука», спросил его: «Хочешь, Серёжа, в военную службу?» Я отвечал: «Не хочу». «Как тебе не стыдно, – продолжал он, – ты дворянин и непременно должен служить со шпагой, а не с пером. Хочешь в гренадеры? Я привезу тебе гренадерскую шапку и тесак». Я перепугался и побежал от него». В конце XVIII – начале XIX веков, в годы беспрерывно ведущихся войн, нежелание дворянина служить «со шпагой» могло вызвать у окружающих лишь нескрываемое осуждение.

Корни пренебрежительного отношения дворян к службе за канцелярским столом уходят в XVII столетие: в то время в ней видели бесчестие и старались от неё уклониться всеми возможными способами. В XVIII столетии ситуация усложнилась. С одной стороны, дворянство продолжало проявлять не только безразличие, но и презрение по отношению к статской службе.

С другой стороны, чиновничья служба могла стать, и в ряде случаев действительно становилась для «нахалов и тунеядцев» (слова Петра Великого), укрытием от более тяжёлой и опасной воинской службы. Но власть этого не хотела. Стремясь приохотить дворян к службе государству, Пётр строго следил за тем, чтобы в статской службе было не более одной трети от каждой дворянской фамилии и чтобы никто не пытался избежать действительной службы в армии и на флоте под предлогом службы в канцелярии. Специально назначенный чиновник, герольдмейстер Колычев, «под угрозой натуральной или политической смерти» (!) обязан был смотреть за тем, чтобы «шляхетство, под прикрытием малых дел, не укрывалось по городам».

Понимая необходимость бюрократии и нуждаясь в чиновниках, царь, одновременно, весьма пренебрежительно смотрел на дворян, желающих ими стать, подозревая их в корысти и стремлении укрыться от участия в боевых действиях. «Офицерам всем дворянство и первое место» – эта примечательная заметка была сделана Петром I в записной книжке примерно в 1711 или в самом начале 1712 года. Если в воинской службе первый же офицерский чин (XIV класс Табели о рангах) давал права потомственного дворянства, то в статской службе их обретение связывалось с получением чина сенатского секретаря или коллежского асессора (VIII класс Табели о рангах). Изначально воинские чины пользовались в России более высоким социальным престижем, чем статские чины одного с ними ранга. Такова была воля Петра Великого.

Многочисленные победоносные войны, которые вела Российская империя в течение XVIII столетия, сопровождались приобретением обширных территорий, что требовало увеличить аппарат управления. Государство нуждалось во всё большем числе чиновников, а где их было взять? Канцелярские служащие, не имевшие классных чинов по Табели о рангах, и чиновники, обладающие невысокими чинами, не дававшими прав потомственного дворянства, множились за счёт разночинцев и даже людей «подлого звания».

Разночинцы не платили податей, но не имели прав личного дворянства и не были приписаны к купеческой гильдии или цеху ремесленников. «Подлые люди» платили подати и принадлежали к черни, к низкому роду-племени, к крепостным. «Подлые» – это строгий юридический термин, неоднократно употреблявшийся в указах Петра Великого для официального обозначения податного сословия, людей низшего разряда, но не характеризующий их нравственные качества: в первой половине XVIII века «с ним не связывался унизительный нравственный смысл». (Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Киев. 1912. С. 75, 543; Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка; Т. 1-4: Т. 3: П-Р. М.: A/О Издательская группа «Прогресс», «Универе», 1994. Столбец 470 (репринт издания 1903–1909 гг.); Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 13560 слов: Т. 1-2: Т. 2. М.: Рус. яз. 1993. С. 49).

Разночинцы и люди «подлого звания», ставшие чиновниками, были маргиналами XVIII века. Они находились в промежуточном социальном положении: утратив прежние социальные связи, ещё не приспособились к новым условиям жизни, не приобрели дворянских сословных привилегий и настойчиво стремились их выслужить, что было делом долгим и нелёгким. Их служебное рвение шло рука об руку с казнокрадством и мздоимством. «Присутствующие гражданского и уголовного суда явно торговались с подсудимыми. Правосудие продавалось, как вещь в торговле обыкновенная» (Записки Д. Б. Мертваго. Столбец 186).

Власть это отлично осознавала и на протяжении почти полутора столетий – со времён Петра до Николая I включительно – предпринимала неоднократные попытки оградить чиновничество и дворянство от проникновения слишком большого числа представителей «подлого народа». Екатерина II, подведя итог юридической практике предшествующих лет и законодательству времён Анны Иоановны и Елизаветы Петровны, повелела в 1790 году, чтобы чиновников-недворян представляли к производству в чин VIII класса лишь после того, как они отслужат 12 лет в предыдущем чине (дворянам следовало служить 3 года).

Если бы это сословное ограничение последовательно выполнялось, то для получения асессорского чина – «толико вожделенного» – недворянам пришлось бы служить в общей сложности не менее двух-трёх десятилетий, ибо только для получения первого классного чина (XIV класс по Табели о рангах) многим из них следовало служить 12 лет, а солдатским детям 20 лет.

Однако многочисленные запреты и ограничения проводились в жизни довольно вяло; последовательная борьба оставила бы власть вообще без чиновников на низших должностях, особенно в провинции. Руководители важнейших отраслей государственного управления постоянно стремились – «не в пример другим» – поощрять толковых и аккуратных чиновников, продвигая их в чинах, выводя в люди и не считаясь при этом с сословными ограничениями. В руках верховной власти было крайне мало рычагов для эффективного воздействия на государственный аппарат и возбуждения служебного рвения чиновников (их жалованье было ничтожно, причём многие канцеляристы и низшие чиновники служили вообще без жалованья, хотя далеко не все из них занимали «тёплые места», позволяющие иметь мзду).

Отдалённая, но весьма реальная перспектива выслужить орден (вспомним картину П. А. Федотова «Свежий кавалер») или чин коллежского асессора, дающий права потомственного дворянства, получить дворянскую грамоту и передать сословные привилегии своим детям – таков был важнейший стимул статской службы для тех, кто от рождения не принадлежал к «благородному шляхетству».

В течение полутора веков верховная власть искала ответ на вопрос: «Что делать, чтобы обеспечить комплектование аппарата управления и его эффективную работу, избегая одновременно неопределённого роста дворянского сословия?». Ответ так и не был найден. Приведём два весьма красноречивых свидетельства: мемуарное и литературное.

«По обычаю того времени старший брат мой Василий записан был в гвардию числиться, а не служить. Множество молодых дворян также льготно числились и, подобно брату моему, наслаждались отпуском; иные мелькали во фрунте, другие доучивались слегка в гвардейских школах и выходили капитанами и поручиками. < ... > Старые служивцы не слишком сердились на молодёжь, слывшую тогда под названием матушкиных сынков, ибо эти баловни привозили обилие благ земных туда, где фортуна была мачехою. < ... >

В разгуле тогдашнего быта дворянского молодые дворяне бегали от чернил и перьев, как от пугалищ. Зато люди деловые, по праву способностей своих и по знанию русского языка, не заталкивая дворян, из которых одни гонялись за зайцами, а другие офранцуживались в Париже, но, выслуживаясь, занимали значительную чреду в службе гражданской. А от этого нередко князьям и боярам доводилось обивать пороги и стоять в передних новых чиновников, вышедших, как говорится, в люди не по грамотам предков, но по личным достоинствам» (Записки С. Н. Глинки. СПб., 1895. С. 136-137).

Секретари его все хамы, все продажны,
Людишки, пишущая тварь,
Все вышли в знать, все нонче важны,
Гляди-ка в адрес-календарь.

Грибоедов А. С. «Горе от ума».

Уже в середине XVIII века чиновник стал излюбленным объектом сатирического обличения: ряд дошедших до нашего времени эпиграмм рисуют в высшей степени непривлекательный облик чиновника – взяточника и крючкотвора, изначально лишённого чувства чести и на всё готового ради поживы. (Фонвизинский Правдин был фигурой сугубо литературной, плодом писательской фантазии автора «Недоросля», в реальной жизни такие чиновники практически не встречались.) Крапивное семя – так презрительно называли не только низших канцелярских служителей, ярыжек, приказных крючков, но и чиновников вообще.

«Злое семя крапива: не сваришь из него пива! С ним водиться, что в крапиву садиться» (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. Столбец 475; Словарь современного русского литературного языка. М.-Л.; Изд-во АН, 1956, Т. 5. Столбец 1578; Фразеологический словарь русского языка. М.: Русск. яз., 1986. С. 420). Чтобы оценить всю силу презрения, которое вкладывалось в это унизительное и обидное прозвище, надо знать, что крапивником называли незаконнорождённого – пригульного ребёнка, байстрюка. Крапивное семя – это люди без роду, без племени; люди незнатного, низкого, «подлого» происхождения, не имевшие ни стыда, ни совести («Темно и скромно происхождение нашего героя», – так написал Гоголь о Чичикове.)

Необходимо подчеркнуть, что уже в конце 60-х – начале 70-х годов XVIII века в слово «подлый» стал вкладываться унизительный смысл: оно стало обозначать бесчестного, гнусного, низкого в нравственном отношении человека. Именно в это время на арене российской истории начало действовать первое из непоротых дворянских поколений, а в канцеляриях со времён Петра Великого успели смениться два-три поротых поколения приказных крючков.

У трона кипели страсти, сменялись временщики и фавориты, происходили дворцовые перевороты... Крапивное семя прочно сидело в канцеляриях и задавало тон. Для канцелярских служителей и низших чиновников к середине XVIII века государственная служба стала потомственным занятием.

«Если мы попытаемся определить, какую долю в государственном аппарате России в середине XVIII века составляли потомственные дворяне, то сразу заметим, что они были в меньшинстве среди чиновничества – 1160 человек (21,57%). Представители других сословий и групп насчитывали 4219 человек (78,43%). Таким образом, в середине XVIII века почти 4/5 бюрократии Российской империи составляли выходцы из непривилегированных сословий» (Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке: формирование бюрократии. Ч.: Наука, 1974. С. 216).

Необходимо специально отметить, что у бюрократической пирамиды было мощное основание: 3328 человек не имели классных чинов по Табели о рангах и представляли собой низшее и наиболее многочисленное звено чиновников (подьячие, канцеляристы, подканцеляристы, писцы, копиисты, писчики, писари). Потомственных дворян среди них было всего лишь 138 человек (4,15%). Именно для этой категории чиновников их профессия становилась наследственной (Там же. С. 109, 175, 215, 250, 253, 293). Перспектива получить первый классный чин по Табели о рангах и стать личным дворянином у канцелярских служителей была весьма реальной.

Правда, личное дворянство не давало им прав покупать поместья и «крещёную собственность» – крепостных крестьян. Личный дворянин не принадлежал к губернскому и уездному дворянскому обществу и не мог принимать участие в дворянских выборах. Личное дворянство не передавалось по наследству. Однако дети личных дворян, как и дети канцелярских служителей, пользовались правом поступления на государственную службу (этого права не имели выходцы из податных сословий).

Жалованная грамота дворянству, дополнения и разъяснения последующих лет, а также практика применения правовой нормы предусматривали два способа получения потомственного дворянства: как в третьем, так и в четвёртом поколении. Во-первых, если дед и отец беспорочно прослужили в классных чинах, приносящих только личное дворянство, по 20 лет каждый, то внук, достигнув 17 лет и поступив на государственную службу, мог ходатайствовать о возведении его в потомственное дворянство.

Бюрократы пишут письмо российскому Салтану. Автор рисунка: А. Агин

Во-вторых, если дед, отец и сын имели чины, приносящие личное дворянство, то их потомство имело право просить о пожаловании потомственного дворянина. Ряд сенаторов и членов Государственного Совета в этой связи считали, что чем более затрудняется возведение в дворянство, тем сие полезнее будет для государства» (Романович-Славатинский А. Указ, соч. С. 23-424; Сборник законов о российском дворянстве/Сост. Г. Блосфельд. СПб., 1901. С. 9).

Разумеется, многие чиновники-недворяне, подобно гоголевскому Акакию Акакиевичу Башмачкину, до самой смерти оставались «вечными титулярными советниками» (IX класс по Табели о рангах). Они не могли передать своим детям дворянскую грамоту, но передавали свой жизненный опыт, который дорогого стоил.

Вспомним, чему учил Молчалина его отец. «Мне завещал отец: Во-первых угождать всем людям без изъятья...» Ещё не родились ни Дейл Карнеги, ни Сирил Норткот Паркинсон, ни Лоуренс Питер, а в канцеляриях Российской империи тысячи чиновников постигали азы иерархиологии и стремились открыть свою формулу преуспеяния. Не только в искусстве «Труден первый шаг // И скучен первый путь». Опыт родителей помогал чиновникам-недворянам преодолеть «ранние невзгоды».

Чиновники во втором-третьем поколениях знали, что лишь самые усердные, бессловесные, умеренные и аккуратные сумеют преуспеть по службе и выслужить, наконец, потомственное дворянство. Ни о чём ином (кроме, разумеется, мзды) они не желали думать и поэтому в принципе не могли стать творцами или исполнителями подлинных реформ, любых попыток изменить существующие порядки, даже если эти попытки были освящены ореолом верховной власти.

В армии и на флоте постоянно происходили заметные перемены: были приняты на вооружение новые типы артиллерийских орудий (шуваловские единороги), появились нарезные ружья (штуцеры), сходили со стапелей новые корабли, постепенно менялись тактика ведения боя и форма одежды. (Монархи лично утверждали малейшие изменения в воинском мундире – «расшитом и красивом», – но до Николая I практически не обращали никакого внимания на форменную одежду низших чиновников.

Провинциальные чиновники «особенно отличались невзрачностию и неблагообразием», вспомним 11 главу «Мёртвых душ». В канцеляриях – этом сонном царстве, куда не ступала нога благородного человека, – всё оставалось неизменным в течение жизни нескольких поколений: перья, бумага, весьма примитивные формы отчётности; и лишь в образцах каллиграфии XIX века появились существенные отличия в написании ряда букв по сравнению с предшествующим столетием. «А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только – тр, тр... пошёл писать» (Гоголь).

Царь мог сместить министра или губернатора, но правители их канцелярий и все чиновники в средних и низших чинах оставались на своих местах. (Фома Фомич, один из персонажей «Горя от ума», «при трёх министрах был начальник отделенья», а гоголевский городничий «трёх губернаторов обманул!») Неоднократные попытки верховной власти осуществить в империи «революцию сверху» сталкивались с противодействием бюрократического аппарата – «грубой толщи» российского чиновничества.

По иронии истории раньше всех эту истину понял М. М. Сперанский, которого князь П. А. Вяземский назвал «чиновником огромного размера», а современный исследователь – «светилом российской бюрократии». Ещё в октябре 1811 года М. М. Сперанский в письме к А. А. Столыпину с горечью написал о своём плане реформы государственного устройства: «Я называю излишними затеями все мои предположения и желание двинуть грубую толщу, которую никак с места сдвинуть невозможно» (Русский архив. 1870. С. 884). Именно в этом заключалась важнейшая причина тех неудач, которые преследовали российских самодержцев в их реформаторской деятельности.

Статья иллюстрирована рисунками Кукрыниксов

• Журнал «Социум»
• 1995 год
• №2(45)

Ещё в главе «Просвещение - личность - общество»:

«...имя Бога должно быть забыто». Как строились и как закрывались храмы

Крапивное семя