Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум» №9. 1991 год

Когда господствует толпа…

Психология толпы... Эта тема занимала и занимает многих европейских и отечественных философов. Оценка ими этого явления далеко не однозначна. Именно массы – творцы и движущая сила истории, с категоричностью утверждали и утверждают одни.

Толпа есть часть хаоса, и человек в толпе теряет здравый смысл и оберечён лишь на разрушительные действия, считают другие. В последнем случае личность утрачивает способность к рассуждению и анализу, отмирает интеллект, развращаются вкус и чувство меры.

Набирают силу раздражительность, завистливость и истеричность, патологическая страстность и слепая доверчивость, беспричинный страх и ненависть. Расцветают суеверия, сотворяются кумиры. Человек, ставший массовым, превращается в дикаря.

Именно этой точки зрения придерживается венгерский социопсихолог Бела ХАМВАШ, чью статью (в сокращении) мы предлагаем вниманию читателей.

Общество, растворяющееся в массе

Мы живём в такие времена, писал Лебон полвека тому назад, когда сознательное действие личности вытесняется бессознательным действием толпы. Тогда подобная перемена казалась не только не опасной, но и желательной. Но если бы сегодня Маркс, Энгельс, Лассаль и другие восстали из небытия и увидели плоды их энтузиазма, им пришлось бы долго и тяжко размышлять.

И если была в них, а, наверное, была всё-таки хоть толика серьёзного отношения к жизни, «не этого мы хотели» – шептали бы они, потрясённые и измученные укорами совести. Каждый из них верил тогда, что пробуждает в толпе Ангела. Сегодня он увидел бы, что проснулось чудовище. На смену сознательному действию личности пришло бессознательное действие толпы.

Провозвестники «светлого будущего» смогли бы непосредственно убедиться в том, что общественное устройство есть лишь часть чего-то большего. Господство же толпы означает, что индивидуальное, ясное, разумное, осмысленное действие сменяется слепым и смутным порывом, и тогда всё человеческое бытие начинает обессиливать, погружается в смерть – этого как раз и не понимали революционеры.

Рисунок А. Проничкина

Рисунок: А. Проничкин

Толпа может быть "вещью в себе", но чаще всего — вне себя

Толпа может быть «вещью в себе», но чаще всего – вне себя

Но нашлись и те, кто понял, что означает власть толпы. Эти люди догадались, что вопрос власти имеет второстепенное значение. Меняется не общественное устройство, а миропорядок. Бессознательное действие одерживает победу, и этот процесс сопровождается приходом к власти толпы. Мир перевёртывается – люди превращаются в антиподов; и последствия такого противоестественного положения вещей сопровождаются неисчислимыми бедами.

Второе поколение социалистов (Парето, Сорель) уже прекрасно понимало, что дело не в «свободе и братстве» и не в «торжестве великих идей человечества». Они уже не так примитивно, как основатели учения, строили свои теории. Классовая борьба пролетариата и буржуазии – это лишь поверхностное явление, скрывающее разворачивающуюся борьбу разума и слепой бессознательной силы. В то время исход этой борьбы ещё не был предрешён. Парето хладнокровно констатирует, что чем дальше мысль от истины, тем сильнее тянется к ней толпа. Он назвал это явление residuum (остаток).

Residuum не имеет смысла, но побуждает к действию. Оставаясь иррациональным, никогда не может достичь какой-либо цели и остаётся бесплодным. Это типичная форма мышления толпы, хотя и не имеет ничего общего с мыслью, так же как и то, что Сорель называет мифом. Миф существует, потому что толпа не может мыслить, осознавать, соразмерять. Миф – это сгусток страсти, желания, инстинкта.

Именно второе поколение социалистов осознало, что миф, residuum – характернейший признак бессознательного действия толпы. Они поняли и то, что борьба между сознательным и бессознательным разворачивается и усиливается, и нельзя упрекать их за то, что эти вполне заурядные люди не увидели большего.

Наконец, скажем о тех, кто понял всё с самого начала. Первыми были Кьеркегор и Ницше, за ними шествовала целая когорта: Фаге, Мережковский, Панвиц, Эвола, Бердяев, Хосе Ортега и Гассет, Ясперс, – при перечислении я не соблюдаю чина и не придерживаюсь хронологии.

Все они увидели, что толпа, до сих пор пребывавшая внизу, на дне, врывается в верхние слои общества, но делает это не так, как варвары в эпоху великого переселения народов, не извне и не издалека. Ныне дикари напали на высокого, развитого человека снизу, из глубины человеческой личности. Прорывающееся бессознательное гнездится в самом человеке, подобно тому, как толпа живёт в обществе. И этот прорыв бессознательного стал новым переселением народов, вторжением варварства по вертикали человеческого сознания, снизу – вверх.

При этом изменения не были только внешними: с изгнанием развитой личности и уничтожением сложного и высокого жизненного порядка изменилось и психологическое состояние человека. На поверхность вышло низшее – выше оказался не разум, а инстинкт, не свет, а тьма, не рай, а ад, не порядок и мера, а хаос и страсть, миф и residuum. И потому всё перевёрнуто, извращено – вкусы, предпочтения, оценки, иерархия вообще.

Сравнить эту катастрофу можно лишь с разливом океанской пучины, поглотившей допотопное человечество. Но и Потоп, и великое переселение народов были событиями физическими, внешними. Теперь же личность растворяется в бессознательном, общество растворяется в толпе. Бессознательное – это бездонный океан – новый всемирный потоп.

В этом новом состоянии одинаково пагубно и то, что высшее пало, и то, что низшее утвердилось на вершине. Место толпы, место бессознательного там, внизу. Такова её судьба, отвечающая её природе. Вол, впряжённый в телегу или влекущий плуг, – это священное животное. Оказавшись наверху, он превращается в дракона, он сбрасывает с себя ярмо и начинает изрыгать пламя: Ангел света становится дьяволом. И то и другое – катастрофа, обе эти метаморфозы вызывают ужас.

Ещё и сегодня находятся люди, которые думают, что скотина достаточно долго ходила под ярмом и пришло время для неё занять место Ангела. С этим можно было бы согласиться, если бы можно было мыслить посредством желудка или принуждать деревья врастать кроной в землю. Когда кишки начинают мыслить, они составляют «кишечные» планы. Толпа приходит к власти, и торжествует «кишечное» мышление: главное – это пища, продукты, блюда, гастрономические удовольствия.

Дракон не живет, он жрёт и храпит. Когда он голоден, он отправляется грабить и убивать. Ему нужно сырьё для осуществления пищеварения. Сырьё! – вот лозунг толпы. Но и человек духа, оказавшись на дне, способен лишь на бунт. Ангел с ярмом неизбежно превращается в дьявола, вол на царском троне становится драконом.

Соучастие в одичании

Каждый из нас знаком с психологией масс и без труда может определить те её основные особенности, которые установил сначала Лебон, а впоследствии Макдугал и Леви-Брюль. Прежде всего, толпа всегда ведёт себя одинаково, при этом не имеет значения, кто её составляет – дипломаты, съехавшиеся на конференцию, академики, собравшиеся на заседание, депутаты в парламенте, школьники на уроке, избиратели на участке, присяжные в суде или публика в партере оперы. Почему? Да потому что, несмотря на качественный состав любой группы людей, сознание личности, даже самой мощной и развитой, в толпе неизбежно обессиливает, и в конечном итоге погибает.

Сущность толпы не зависит от поведения отдельных лиц и заключается в том, что толпа всегда бессознательно, то есть легко верит, всегда односторонна, реакционна, деспотична, тупа, темна, истерична: она не в состоянии взвешивать и судить, её легко убедить, ещё легче руководить ею и обманывать её. Очутившись в толпе, даже незаурядный и умный человек глупеет с каждой минутой.

Мозг отключается, прекращает свою работу, сознание помрачается, а его место занимает зыбкое колеблющееся состояние всеобщего паралича, которое характерно для толпы. Здоровый ясный разум угасает, человеком начинают править инстинкты – и личность без остатка растворяется в толпе. Ведь толпа не размышляет, не рассуждает, не любит, не стремится понять, но трепещет, неистовствует, дивится, покоряется и прежде всего, говорит Лебон, разрушает. Её победа всегда бесплодна, всегда отрицательна. Поэтому цель толпы заключается в уничтожении любой культуры.

Толпа – это состояние под-индивидуальное или, если угодно, постиндивидуальное. Жизнь человеческой души в толпе претерпевает изменения, её осознавание самой себя помрачается, и, как отмечает Леви-Брюль, человек, забыв собственное я, начинает путать себя с другими.

В коллективном состоянии он начинает верить не в то, во что он верил сам, а во что верят все вообще. Он перестаёт быть личностью и начинает отождествлять себя с чужими взглядами, поступками, а иногда и с другими людьми. Этот феномен получил название partisipation mystique (мистическое соучастие). Бессознательное, будучи неспособно даже к примитивному анализу, постоянно путает себя с кем-то другим, держится его мнения, живет его жизнью, в то время как полуразложившееся самосознание парит в мутной глубине инстинктов.

Мережковский, Панвиц, Ратенау и Кайзерлинг довольно подробно описали явление, впоследствии названное бунтом толпы, новым переселением народов, наконец, всемирным потопом в людских душах. Но, кажется, никто из них не связывал бунт толпы и помрачение самосознания человека, оказавшегося в толпе.

Между тем эта связь очевидна и нуждается в уяснении. Человечество стало огромной толпой, личное сознание обессилело и угасло, а на место сознательного действия лица приходит иррациональный порыв толпы. Психология масс предопределяет процесс агрессии варварства, движущегося по вертикали человеческого общества. Человечество как бы готово слиться в единую субстанцию, легковерную, примитивную и деспотичную, не способную ни думать, ни любить, готовую лишь трепетать и неистовствовать, но, прежде всего, разрушать.

Мы погружаемся в под-индивидуальное состояние, и самосознание каждого из нас погружается во тьму. Ни талант, ни высота духа и мысли, ни все обретенные человечеством за долгую историю знания не способны спасти человека, тонущего в этой бездне. Наступающая примитивизация, одичание ведёт свою разрушительную работу против всех без исключения. Здесь угашается дух, развращается вкус, религия превращается в суеверие, из богов творятся кумиры, на место здоровой мысли становится туманный миф и неопределённое residuum.

Процесс нарастающего одичания очевиден. Всё вышеизложенное можно прочитать в книгах названных авторов. Теперь настало время думать о будущем, о последствиях этого процесса.

Примитивный – не первобытный, дикий – не древний

Литература, избравшая предметом своего изучения человека примитивного, разрослась до чудовищных объёмов. Этнография, психология, социологические науки, история религии – все в один голос твердят, что человек примитивный был предком человека культурного.

Наши предки, говорят нам, были дикими, жили в лесу, ели себе подобных, похищали женщин и убивали, были неграмотны и, как сообщает Юнг, молясь, плевали на ладони, слюни размазывали по лицу и демонстрировали его восходящему солнцу. Наука в своём восхищении человеком примитивным a la Rousseau дошла до того, что, о чём бы ни шла речь – о греческой драме, Шекспире или о сущности молитвы и жертвы, – учёные прежде всего начинают добросовестно расспрашивать об этом папуасов и патагонцев.

Учёные путают примитивное с первобытным, дикое с архаичным. Они полагают, что человек примитивный – это юность человека высокого, более простой уровень, его незрелое и потому неразвитое состояние. И вот, приступая к исследованиям в сфере высшего человека, сначала обращаются к человеку примитивному, ибо там якобы начало и исток всего высшего. Вся наша жизнь заключена в жизни негритянской деревни.

И если дотошный исследователь вдруг обнаруживает там прообраз явления современной жизни в любой форме, – успех в науке ему обеспечен. Достаточно произнести магическое слово «эволюция» – и всем всё ясно: перед нами – явление современной жизни, ещё не прошедшее процесс развития, усложнения, отклонения.

Подобная ограниченность науки в понимании человека ничем не оправдана и, прежде всего, потому, что в мире дикаря все без исключения явления, вместо того чтобы быть проще и яснее, то есть первобытнее, напротив, неизмеримо сложнее и запутаннее, всё более туманно и неопределённо.

В примитивной жизни перед человеком вовсе не предстают в своей первозданности древние основы его бытия. Примитивный человек отнюдь не элементарен. А то, в чём обычно видят основные составляющие жизни, в чём все, потрясённые, узнают праоснову собственного существования, – всё это, первобытное и простое, начало и исток всего, мы находим не у дикаря, а у гения, у высшего человека.

Это естественно и нормально, но наука не способна отказаться от своей уверенности в том, что всё берёт своё начало внизу и движется по восходящей. Вслед за сентиментальным Руссо она верит, что основы культуры мы найдём в лесу. Объявив себя позитивной, наука стала ещё более прямолинейной и ограниченной.

И хотя она признаёт, что кафедральный собор строится не по образу сельской церкви, что столица не следует провинциальным модам, а люди с образованием не подражают в одежде и привычках папуасам, она всё же не может расстаться с убеждением, что начало всего надо искать в низших формах и принять мысль о том, что высшее – проще, яснее, понятнее. Гений ближе к истокам всего сущего, чем дикарь, и чем дальше отстоит человек от чистоты, ясности, первичной элементарности, тем более он становится неясным, сложным, смутным.

Для хорошо, то есть логично работающего разума всегда существует образец – гармония Вселенной. Разум осознаёт законы божественного миропорядка и следует им. Таким образом, разум – это способность, талант, позволяющий человеку познать космическую гармонию.

Наука же, утверждающая, что древний человек ещё не умел мыслить логически, собственно говоря, отказывает ему в способности воспринимать мировую гармонию, то есть полагает, что он жил в разладе с окружающим миром. Это верно, но только по отношению к примитивному человеку, как верно и то, что неспособный к логическому мышлению человек – это не первобытный человек, а дикарь.

Итак, примитивный – не первобытный, а дикий – не древний. Первобытное состояние человека определённо не примитивное. Примитивное состояние – это скорее результат регресса в развитии, отбрасывающего человека на доисторический уровень.

После начальственного "самороспуска" — распустившееся начальство. Но дать ни взять — по Эльдару Рязанову. Рисунок Л. Тишкова

После начальственного «самороспуска» – распустившееся начальство. Ни дать ни взять – по Эльдару Рязанову. Рисунок: Л. Тишков

Дикари – это не древние люди, а существа, остановившиеся и потому отставшие в своём развитии. Это явление остановки в развитии мы можем наблюдать и в историческую эпоху – там, где была развращена и распалась душа исторического человека.

Человек, названный примитивным, появляется в конце исторической эпохи, это человек конца истории. Он не составит народа, начинающего историческое движение, он – часть вырождающейся толпы, для которой история кончилась. Примитивное – это шлак, выметенный из мира истории, сплотившийся в единую массу, влекомый в сторону тьмы, в итоге вырождающийся.

Идол вместо бога

Оказалось, что бунт толпы есть лишь внешнее проявление восстания бессознательного в человеке, которое становится началом регресса, распада. Современную толпу ждёт внеисторическая отсталость. Она неизбежно становится примитивной, свет человеческого сознания угасает, место Бога занимают идолы и фетиши, распространяется всё дикое, ужасающее, ослепительно-поражающее, на место размышления приходит слепая вера. Человек, теряя самосознание, перестаёт отличать себя от других, он начинает отождествлять себя с тем, что ему, человеку, чуждо.

Нашествие варварства в верхние слои общества – это лишь внешнее проявление потрясающей невидимый мир человеческой души катастрофы. Становясь массовым, то есть примитивным, человечество нисходит в мрак бессознательного, где обитает примитивный человек. И не имеет никакого значения, что на этот раз речь идёт о цивилизованной примитивности или, если хотите, о машинном варварстве. Это обстоятельство носит внешний характер и никак не может повлиять на современное положение человека в мире.

Размышлявшие и писавшие об одичании человечества полагали, что оно угрожает культуре и духу человека высокого. Однако надо признать, что поток бессознательного может увлечь собой человека, только если он склоняется к низменному: превратиться в дикаря может только человек, уже ставший массовым.

Определяющим в жизни примитивного человека считают тотемизм. Тотем – это знак, или образ, или же предмет, лишённый присущего ему обычного и наделённый переносным значением. Подобные тотемы есть и у цивилизованных народов, например, памятники национальным героям, флаги, гимны.

Тотем возникает оттого, что человек, находящийся в толпе, не в силах представить и осознать значение и смысл существования народа, его общей судьбы и не может понять как значения великих событий, так и обыденной действительности жизни общества, в котором он живёт. Тотем – это формула действительности, спроецированная на соответствующий предмет, вобравший в себя душу толпы.

Тотем определяли и как гипертрофию коллективного начала. Когда в человеке личное сознание поглощается тьмой, коллективное, утверждаясь, начинает создавать повсюду тотемы, символы и знаки, и теперь уже только они существуют, они становятся его душой. Люди начинают жить атомистично, лишившись жизненно важного сообщения между собой. В человеческой жизни постепенно исчезает чувство сопричастности и единодушия и появляется потребность в каком-либо предмете, форме, где все атомы души смогут встретиться и соединиться. Такой формой и становится тотем: оставаясь искусственным заменителем, он жизненно важен для толпы, ибо сохраняет её душу.

Вместо заключения

Принадлежность к захлёстываемой волнами мирового потопа толпе означает гибель. И тогда не спасёт место, занимаемое в устройстве жизни, не спасёт богатство, светская или церковная власть, происхождение и образование, как, впрочем, и ум, знание, усилия, вера, даже талант, даже гениальность.

Толпа, не сознавая, чутко ощущает это, что делает положение человека неординарного опасным. Во всех членах толпы живёт общее тайное согласие подавлять, принуждать к молчанию, подчинять себе такого человека. Раз она тонет, погибнуть должны все. В толпе эпидемически нарастает процесс разрушения всего выдающегося и ценного. В идущей охоте под подозрением все, кто хоть чем-то выделяется.

Позволительно быть только рабом или шутом. Мы уже знаем: толпа вовсе не слабоумна, как полагал добродушный Лебон; толпа – это буйнопомешанный. Она по сию пору верит, что пришла к власти и правит миром. Находясь на краю гибели, толпа считает себя властелином мира. При последнем издыхании она продолжает искать врагов, якобы угрожающих её победе. Она не может понять того, что, когда кто-то поднимает свой голос против неё, он делает это и в интересах её членов, тогда как среди них заключён негласный союз против всех, кто опасен, кого можно и нужно истреблять.

Жизненно необходимо, чтобы каждый обдумал самое важное в нашем сегодняшнем положении. Ещё раз повторю: примитивный человек – это не первобытный человек. Он возникает как результат регресса, отбрасывания во внеисторическое состояние, как отходы, как шлак мировых катастроф. У истоков возникновения каждого примитивного народа мы обнаружим катастрофу, подобную той, которую мы переживаем сейчас в планетарном масштабе.

Первые люди на земле поднялись не из мрака материи, не из океана бессознательного, не из звериного состояния, как утверждает материалистическая наука. Первый человек был главной формой существования первобытного мира, был явлением космического масштаба. В первых людях жило ясное сознание божественного происхождения. Это было homo aeterus (человек вечный), он воплощал в себе вечное единство природы – духа – души; движение его жизни направляли сознательно избранные идеи, светоносные символы Высших Сил.

Человек никогда ещё не нуждался так в свете Божественного разума, как теперь, когда всё надо начинать заново и с самого начала.

Из журнала «Родник»

А говорят, толпа управляема! Рисунок М.Златковского

А говорят, что толпа управляема! Рисунок: М. Златковский

Ещё в главе «Мышление - вера - нравственность»:

Когда господствует толпа…

Бог новой религии