К России о России
Россия одарила бескрайними просторами, ширью равнин, вольно пронизываемых взором да ветром, зовущих в лёгкий, далёкий путь. И просторы эти раскрыли наши души и дали им ширину, вольность и лёгкость, каких нет у других народов. Русскому духу присуща духовная свобода, внутренняя ширь, осязание неизведанных, небывалых возможностей.
Мы родимся в этой внутренней свободе, мы дышим ею, мы от природы несём её в себе, и дары её – способность из глубины творить, беззаветно любить и гореть в молитве, и опасность её – тягу к безвластью, к беззаконию, произволу и замешательству...
Нет духовности без свободы – и вот благодаря нашей свободе, пути духа открыты для нас: и свои, самобытные, и чужие, проложенные другими. Но нет духовной культуры без дисциплины; и вот дисциплина есть наше великое задание, наше призвание и предназначение. Духовная свободность дана нам от природы; духовное оформление задано нам от Бога.
Да, благодушен, лёгок и даровит русский человек: из ничего создаст чудесное; грубым топором – тонкий узор избяного украшения; из одной струны извлечёт и грусть и удаль. И не он сделает, а как-то «само выйдет», неожиданно и без напряжения; а потом вдруг бросится и забудется. Не ценит русский человек своего дара: не умеет извлекать его из-под спуда, беспечное дитя вдохновения: не понимает, что талант без труда – соблазн и опасность. Проживает свои дары, проматывает своё достояние, пропивает добро, катится вниз по линии наименьшего сопротивления.
Ищет лёгкости и не любит напряжения: развлечётся и забудет; выпашет землю и бросит; чтобы срубить одно дерево, погубит пять. И земля у него «Божия», и лес у него «Божий»; а «Божье» – значит, «ничьё»; и потому чужое ему не запретно. Не справляется он хозяйственно с бременем природной щедрости. И как нам быть в будущем с этим соблазном бесхозяйственности, беспечности и лени – об этом должны быть теперь все наши помыслы...
...Не разрешена ещё проблема русского национального характера, ибо доселе он колеблется между слабохарактерностью и высшим героизмом. Столетиями строили его монастырь и армия, государственная служба и семья. И когда удавалось им их дело, то возникали дивные величавые образы: русские подвижники, русские воины, русские бессребреники, претворявшие свой долг в живую преданность, а закон – в систему героических поступков, и в них свобода и дисциплина становились живым единством. А из этого рождалось ещё более высокое – священная традиция России – выступать в час опасности и беды добровольцем, отдающим своё достояние и жизнь за дело Божие, всенародное и отечественное...
***
Россия поставила нас лицом к лицу с природой, суровой и захватывающей, с глубокой зимой и раскалённым летом, с безнадёжною осенью и бурною, страстною весною. Она погрузила нас в эти колебания, срастворила с ними, заставила нас жить их властью и глубиной. Она дала нам почувствовать разлив вод, безудерж ледоходов, бездонность омутов, зной засухи, бурелом ветра, хаос метелей и смертные игры мороза. И души наши глубоки и буреломны, разливны и бездонны, и научились во всём идти до конца и не бояться смерти.
Нам стал, по слову Тютчева, «родным древний хаос»; и «безглагольные речи» его стали доступны и понятны нашим сердцам. Нам открылся весь размах страстей и все крайности верха и низа, «самозабвенной мглы» и «бессмертного солнца ума» (Пушкин), сонной вялости и буйной одержимости, бесконечной преданности на смерть и неугасимой ненависти на всю жизнь.
Мы коснулись, в лице наших Святых, высшей ангельской праведности и сами изведали природу последних падений, безумства, злодейства и сатанинства. Из этих падений мы вынесли всю полноту покаяния и всю остроту совестных угрызей, сознание своего «ничтожества» и близость к смирению...
Но соблюдём же наши дары и одолеем наши соблазны. Чувство беспредельности, живой опыт ночной стихии, дар пророческой одержимости – дала нам наша родина. Отречься от этого дара – значило бы отречься от неё и от себя. А о том, как понести и оформить этот дар, не падая и не роняя его, как очистить его от соблазнов, как освятить его молитвою и пронизать Божиим лучом, – об этом нам надо болеть и радеть неустанно... Ибо это есть путь к исцелению и расцвету всей русской культуры.
* * *
Созерцать научила нас Россия. В созерцании наша жизнь, наше искусство, наша вера... У зрячего глаза прикованы к дали; у слепого очи уходят вглубь.
О, эти цветущие луга и бескрайние степи! О, эти облачные цепи и гряды, и грозы, и громы, и сверкания! О, эти тёмные рощи, эти дремучие боры, эти океаны лесов! Эти тихие озёра, эти властные реки, эти безмолвные заводи! Эти моря – то солнечные, то ледяные! Эти далёкие, обетованные, царственные горы! Эти северные сияния! Эти осенние хороводы и побеги звёзд! От вас прозрели наши вещие художники. От вас наше видение, наша мечтательность, наша песня, наша созерцающая «лень»...
Красота учит созерцать и видеть. И тот, кто увидел красоту, тот становится её пленником и её творцом. Он мечтает о ней, пока не создаст её, а создав её, он возвращается к ней мечтой за вдохновением. Он вносит её во всё: и в молитву, и в стены Кремля, и в кустарную ткань, и в кружево, и в дела, и в поделки. От неё души становятся тоньше и нежнее, глубже и певучее; от неё души научаются видеть себя, своё внутреннее и сокровенное. И страна даёт миру духовных ясновидцев.
* * *
Россия дала нам богатую, тонкую, подвижную и страстную жизнь чувства. Что есть душа без чувства? Камень. Но разве на одном чувстве можно строить характер народа?..
Носясь без руля и без ветрил, по воле «чувств», наша жизнь принимает обличие каприза, самодурства, обидчивости, подполья, неуравновешенности и ожесточённости. Но сочетаясь с природной добротою и с мечтою о беспредельности, она создаёт чудные образы добродетели, гражданской доблести и героизма.
Есть чему поучиться Западу у русского Востока. Есть переходящая мудрость и доблесть в нашей истории.
И пусть не говорят, что «русская культура началась всего лишь один век тому назад», что русский народ малограмотен, что он и думать-то как следует не научился... Духовная культура совсем не исчерпывается культурою рассудочной, напротив, от плоского и самоуверенного рассудка истинная культура разлагается и гибнет. Но есть ещё культура сердца, совести и чувства, есть культура созерцания. видения; есть культура служения, самоотречения и жертвенности; есть культура веры и молитвы; есть культура храбрости и подвижничества.
Этой-то культурой строилась и держалась Россия. И когда она (позже других народов) приступила к разумному и научному оформлению своих накопленных в духе богатств, то ей было откуда черпать свои содержания; и самобытность её созданий прославилась по всему миру. Наших кладезей и рудников, наших подземных озёр и горных жил никто и никогда не сможет отнять у нас.
И заменить их было бы нечем, ибо их не даст никакой рассудок и их не заменит никакой «ум». Мало того: без них самый ум есть глупость; без них рассудок уводит науку в несущественность и мертвенное крючкотворство; без них философия становится праздной и кощунственной игрой ума.
.jpg)
Россия одарила бескрайними просторами, ширью равнин, вольно пронизываемых взором да ветром, зовущих в лёгкий, далёкий путь. Автор фото: Н. Самойлов
* * *
И ещё один дар дала нам наша Россия – это наш дивный, наш могучий, наш поющий язык.
В нём вся она – наша Россия. В нём все дары её: и ширь неограниченных возможностей; и богатство звуков, и слов, и форм; и стихийность, и нежность; и простота, и размах, и парение; и мечтательность, и сила; и ясность, и красота. Всё доступно нашему языку. Он сам покорен всему мировому и надмирному, и потому властен всё выразить, изобразить и передать...
Это язык острой, режущей мысли. Язык трепетного, рождающегося предчувствия. Язык волевых решений и свершений. Язык парения и пророчеств. Язык неуловимых прозрачностей и вечных глаголов.
Это язык зрелого самобытного национального характера. И русский народ, создавший этот язык, сам призван достигнуть душевно и духовно той высоты, на которую зовёт его – его язык.
Иван Ильин
Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:
К России о России