К философии праздника
В каких бы цивилизациях мы ни жили, какие бы традиции ни исповедовали, праздник был, есть и остаётся необходимой и незаменимой школой для человеческой души. Праздник изымает человека и человеческие коллективы из того привычного и иссушающего душу состояния, которое Маяковский назвал когда-то «сплошной лихорадкой буден». Впрочем, верно и то, что, переходя из духовных пространств праздника в пространство буден, мы привносим в будни опыт благоговения, опыт переживания святыни и красоты.
Феномен религии и вместе с ней церковности есть феномен глубоко социальный. В религиозном опыте человеческая душа и интеллект восполняют недостаточность, ущербность, несостоятельность повседневной жизни, пытаются отыскать малопонятные внешнему взору, но насущные для человеческого опыта связи, структуры, смыслы.
Не случайно русские богословы XIX–XX веков говорили о соборности как о смысловой и структурообразующей основе общественной жизни людей. Что есть соборность? Скорее всего, надо было бы определить её как ту одухотворённую всеобщность человеческих отношений, когда индивид не подавляется человеческим множеством, а входит в принудительную, но насущную связь с другими людьми.
Где каждый бесконечно ценен не только по факту человеческого своего естества, но и по неповторимости своего внутреннего опыта.
Неповторимость – свойство живого. Но сколь неповторима самосознающая, любящая, страдающая и даже изредка радующаяся человеческая душа!
Праздник – в христианском его понимании – имеет именно такое важное соборное измерение. Не случайно некоторые праздники имеют название соборов: собор Пресвятой Богородицы, собор Архистратига Михаила... В праздник люди собираются вместе – люди, такие непохожие и такие нуждающиеся друг в друге.
Конечно же, в человеческой социальности много автоматического и подневольного, подчас сдерживающего нас от звериного разнуздания, а подчас и бессмысленно гнетущего нас. Но празднику свойственно выявлять иные связи между людьми – связи, достойные свободных и мыслящих существ.
Не случайно же в канун Великого поста, в Прощёное воскресенье, люди просят друг у друга прощения за недостойные поступки, мысли и чувства. А в Светлое Христово Воскресение мы обмениваемся знаками любви – троекратным целованием. И поётся в пасхальной стихире:
...просветимся торжеством,
обнимем друг друга,
назовём друг друга братьями
и ненавидящим нас
всё простим ради Воскресения...
В пасхальной радости открывается нам таинство братства между людьми. Сумеем ли мы удержаться на высоте этого открытия или снова падём в грязь мизантропии и злобы – особый разговор. Но согретое солнцем пасхального праздника понятие о братстве людей должно поддерживать наше человеческое достоинство во всех испытаниях: и в тех, которые претерпеваем безвинно, и в тех, которые сами накликаем на собственную голову.
Праздник предполагает самоочищение души. Это значит – встать выше злобных и скверных мыслей, уметь скептически отнестись к жадным, похотливым и властолюбивым притязаниям нашего маленького «я», уметь светло и искренне подойти к другому человеку.
В разных религиях и культурах этой фундаментальной и неупразднимой проблеме самоочищения уделяется огромное внимание: молитвы, аскетические упражнения, медитации, посты, наконец, даже психоаналитические сеансы...
В этом плане для христианина драгоценен такой элемент его предпраздничного или даже праздничного опыта, как исповедь. Приступая к таинству исповеди, христианин должен задавать себе вопрос: каков я перед Богом, перед людьми, перед самим собой?
В исповеди он учится оценивать себя, критиковать себя, выводить себя из круга повседневной рутины и не списывать свои постыдные мысли и дела на всякого рода детерминизмы. Умение выявить в себе грех, то есть объективную вину перед Богом, проявляющуюся в злых помыслах и поступках, христианство считает одним из важнейших показателей достоинства человека.
Человеческое достоинство не статично. Это процесс непрерывного внутреннего возрастания зрячей душевной чистоты. И праздник может оказаться радостным удостоверением этого процесса. В такие дни люди говорят, что дышится легко.
Как известно, человеческому времени присущи три основных измерения: прошлое, настоящее, будущее. Первое измерение охватывает собой пережитые человечеством тысячелетия; второе – сверхкраткие, тающие в бесконечно малом, почти что не фиксируемые, но чрезвычайно ценные для человеческой практики и души мгновения; третье, на наших глазах вырастающее из второго, – всю массу несущегося на нас, ещё несформировавшегося, неизведанного, почти что непредсказуемого опыта.
В плане духовном все три измерения необходимы и равноценны, ибо без каждого из них наша человеческая действительность не полна и, не побоюсь сказать, уродлива.
.jpg)
Прочь ушёл сомнений вал. Праздник... ёлка. ...карнавал!
Скульптор Д. Митлянский
Разные измерения времени привлекают к себе людей различного интеллектуально-духовного склада. Прошлое притягивает к себе тех, кому дороги консерватизм и традиции, настоящее – эмпирические, житейские натуры, будущее – людей новаторской, прогрессистской ориентации.
И все эти человеческие типы имеют огромную и незаменимую ценность в нашем общежитии и культуре. Не побоюсь даже сказать: они ценны не столько сами по себе, сколько в своей взаимодополняемости, в своём взаимодействии.
Но ведь и равноценность трёх измерений времени коренится не в них самих, но в их общем контексте, имя которому – Вечность. И смысл христианского праздника как раз в том-то и заключается, что всё живое многообразие нашего мира возвращается в этот столь насущный для каждого из нас, но столь трудно дающийся нашему фрагментарному восприятию священный контекст. Вспомним же стихи Пастернака о рождественской ёлке:
Будущего недостаточно,
Старого, нового мало.
Надо, чтоб ёлкою святочной
Вечность средь комнаты стала,
Чтобы хозяйка утыкала
Россыпью звёзд её платье,
Чтобы ко всем на каникулы
Съехались сёстры и братья...
Рождественская ёлка – модель озарённого звёздами Космоса, более того, модель Вечности вторгается в суету и прозу нашей жизни. Она недвусмысленный свидетель той истины, что за круговращением сезонов и лет, за необратимостью времён угадывается их вечный контекст.
Ибо, как ещё заметил великий мыслитель христианства Аврелий Августин, человеческой душе свойственно за дробностью и многообразием жизни, за разрывами времён угадывать присутствие того, что не имеет в себе временного предела – присутствие Вечности и Святыни.
И это, пожалуй, едва ли не самый главный урок нашего прикосновения к духовным пространствам христианских праздников.
Евгений Рашковский. Из журнала «Азия и Африка сегодня»
Ещё в главе «Сердце — разум — дух»:
К философии праздника
Всем и каждому у нас одна дорожка...
Книга, написанная нами самими...
Ставка на человека (штрихи к портрету лидера и основанной им компании)