К читателю
Не вчера сказано: мы можем столько, сколько знаем... Так ли это? Скорее – сколько и как понимаем. Ведь чего только мы не знали! О проклятом царизме, неизменно ужасном капитализме, неустаревающем марксизме.
О нашей общенародной и не нашей (упаси, бог!) частной собственности. О прогрессивной культуре здесь и чуть ли не ущербной – «там». Да мало ли чего ещё. Чем только не потчевали советского человека за семь десятков лет. Служат ли все эти знания, весь этот набор «премудростей» пониманию наших сегодняшних библейски непростых проблем – экономических, социальных, национальных – каких угодно? Ничуть, даже напротив.
Научают ли цивилизованному мышлению и такому же образу жизнеделания в своей стране? Едва ли. Дают ли возможность «постучаться в дверь» мирового сообщества? Нет. А необходимо не только постучаться, но и с достоинством переступить порог: отделённым от мира не выжить. Это уже аксиома.
Неотвязный переизбыток идеологизированной и иррациональной учёности, острый дефицит противостоящих ей положительных знаний, а главное – конструктивных идей (невыморочных носителей которых, как и ранее, немного) – таково нынешнее состояние нашего интеллектуального пространства. Именно и прежде всего в нём решается и будет решаться судьба того, что упрощённо-символически называется перестройкой.
Это интеллектуальное пространство и есть основной предмет внимания дайджестного издания, которое вы держите в руках. Его страницы предложат читателям наиболее важную для восприятия сути происходящего в стране информацию (переосмысляемое знание). Оно позаботится об отражении жизни человека и общества через неискажённое воссоздание прошлого, адекватный диагноз настоящего, общее определение тенденций будущего (обретаемое понимание).
При этом журнал и в своих републикациях, и в оригинальных вещах будет опираться на обществоведение, публицистику и всё то, что нарабатывает массовое сознание. На обществоведение – в той мере, в какой оно представлено учёными интеллектуального прорыва; на публицистику – в тех пределах, за которыми остаётся философское и социологическое дилетантство. На массовое сознание – в границах возрождающегося в нём здравого смысла.
Сегодня это сознание «спускается (говоря словами философа советского зарубежья А. Зиновьева) с зияющих высот особой социалистической цивилизованности». Спускается так же, как когда-то сходили с высот и мировая революция, и мирное сосуществование – специфическая форма классовой борьбы, не говоря уже о высочайшем пике – «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Спускается тяжело, натужно – мученическое сознание, так и не ставшее героическим. Растратив себя на утверждение самого передового общественного строя, оно не добыло славы, разве что предостерегло так называемый несоциалистический мир от выбора несостоятельной модели жизнеустройства.
Изживая иллюзии авангардного строя, мы, нынешние, пытаемся трезво взглянуть на социализм у нас, социализм вообще, оценить элементы его в странах, традиционно обозначаемых капиталистическими. Новый виток поиска на теоретическом и прикладном уровнях предпринимается для того, чтобы создать и обустроить в стране просто нормальное общежитие – с человеческим, гражданским, а не исключительно государственным, чугунным лицом.
Исходя из этого, концепция журнала может быть определена целью теоретических и практических усилий советского социума – вернуть жизни жизнь. Имея в виду жизнь расчеловеченного человека, огосударствленного общества, заметно обезжизненной природы. И жизнь – мысли. Нужно ли говорить, что, только реанимировав недавно реабилитированную мысль, можно всерьёз, а не декларативно приобщиться к общечеловеческим ценностям.
В цепочке этих ценностей (не узкоклассовых, изолированно-государственных, блоковых или союзнических) выделяется одна – узловая, разрешающая ценность – Истина. Отнюдь не правда, подверженная манипулированию. Ведь под воздействием псевдотеоретического и партийного регламента её можно сделать конъюнктурно-податливой. Более того, низведя до полуправды, заставить в таком состоянии работать на тоталитаризм.
Впрочем, она может быть и выпущена из-под опеки, освобождена с тем, чтобы во вполне сегодняшнем духе всюду, все и со всех сторон, стали резать правду-матку (часто с закрытыми глазами и ушами). При этом редко и мало что добавляя к уразумению происходящего внутри и за пределами страны, к несуетному, а главное – истинному пониманию социального бытия, себя в нём, отношений с другими людьми в стране, в мире. К тому самому пониманию, что всегда давалось и даётся очень уж драматически.
Нужна была огромная череда разновеликих ожесточений и кровопролитий в человеческой среде – войны, революции, социальные эксперименты, истребляющие помеченный «врагом народа» народ; потребовалась нынешняя, кожей осязаемая угроза ядерного Конца Света, чтобы начать уяснять:
- что на Истину, Свободу, Добро, Красоту и многое из первоценностей самоценной Жизни не может быть преобладающего права ни у той или иной социальной группы, ни у отдельно взятой страны, ни у конгломерата стран;
- что Право не просто одна из, а каркасная ценность цивилизованного жизненного уклада – Демократии;
- что, если во внутринациональных отношениях людей универсальным может быть лишь критерий безусловного соблюдения прав человека, то на уровне многонационального сожительства в одной стране, как и на мировом, международном уровне, – соблюдение прав народов;
- что Целостность мира, Взаимозависимость разноустроенных государств – ценности всё того же ряда;
- что эта ценностная пара, как всегдашняя объективная данность, из общего ряда и не выпадала, разве что объектом внимания стала сравнительно недавно.
Ход, проблемы и особенности этих непростых и широкого диапазона уяснений журнал предлагает воспроизводить постоянно, ведя разговор на перекрестье различных взглядов, мнений, позиций. Причём во многих случаях – под углом зрения такой особой (вслед за Истиной) ценности, как Свобода, отмеченной повышенным политическим активизмом.
Провозглашённая, как известно, давним антифеодальным движением на Западе, она была подкреплена лозунгом свободы труда в России 1917 года. Однако с этим лозунгом произошло практически то же, что и с другими нашими воззваниями и программными установками. Всё было исполнено последовательно и полно, только с точностью до наоборот.
С упоением третируя частную собственность, связывая социализм с её устранением, отсутствием, мы сравнительно недавно обнаружили, что в стране как раз она-то только и есть. Ничего, кроме частной собственности... государства. И не только на движимое и недвижимое имущество, но и на подданного режима – человека, помпезно величаемого «хозяином» страны, города, завода, стройки, полей и т. д. до бесконечности.
Сегодня на общемировой шкале, отражающей уровень личного потребления современного человека, этот «владетель» обладает 77-м местом.
Не поделённая ни с кем государственная собственность и под стать ей экономика были запрограммированы на разложение и болезнетворные выбросы в общество.
Учитывая очевидность причины причин наших бед, как никогда густо представленных в советской прессе, журнал значительную часть своих усилий положит на то, чтобы продемонстрировать читателям метаморфозу, случившуюся с некогда освобождённым трудом.
Избирательность интереса связана с тем, что в этом срезе народно-хозяйственной структуры лучше всего просматривается человек – неблагополучный рабочий, раскрестьяненный крестьянин, «на босу ногу» интеллигент. Речь идёт о метаморфозе, приведшей труд к его подневольности, непрофессиональному управлению, техническому отставанию, беспрецедентно низкой стоимости, заметной люмпенизации, непроизводительности, тупиковой бесперспективности.
Воспроизвести превращения труда – значит во многом, если не в главном, объяснить наш теперешний крутой манёвр на социалистическом марше. Манёвр в сторону рынка, единственно способного вывести страну «в особо крупных размерах и без определённых занятий» (как её квалифицирует жёсткая публицистика) из тяжелейшего состояния. Переход к рынку, то есть не только экономически, но и всячески изменённой жизни, потребует не прежнего нового человека – особи, «зачатой» идеологическим способом, а всерьёз и в самом деле по-новому правообеспеченного гражданина.
Хозяин страны – это много. Нужно значительно меньше. Точнее, больше по сути, локальнее по масштабам. Человек должен стать хозяином самого себя. Иначе – суверенной личностью, что предполагает включённость в производства, государства или каких ни на есть партий. Даже не средство истории, человек – её самоцель.
Все эти не привычного, барабанно-пустого, а но-настоящему высокого стиля идеи заключались в своё время в первичных теоретических постулатах российской социал-демократии. Нам, очевидно, не следует отказываться от того, что некогда провозглашалось. Будем отходить от того, что и как делалось.
Максима «Человек – самоцель истории», избранная в качестве эпиграфа журнала, обусловит сквозное присутствие на его страницах конкретных личностей прошлого и настоящего. Этот эпиграф, вынесенный на титул издания, – одна из формул недогматизированного марксизма. Не прописываемым внешне, камертоном журнала могут быть слова (не менее чеканной формулы) русского мыслителя Петра Чаадаева: «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать её, предпочитаю унижать её, только бы её не обманывать».
Журнал с подчёркнуто человеческим профилем попытается из многообразия лиц, отношений и судеб давней, новой и новейшей истории выделить наиболее примечательные судьбы людей и идей.
Здесь сойдутся хронологически разведённые имена одного из первых российских просветителей Николая Новикова, философов Владимира Соловьёва, Павла Флоренского, князей Сергея и Евгения Трубецких, Николая Бердяева и значительного числа других. Край цепочки обозначится последним из философских классиков Алексеем Лосевым и академиком Андреем Сахаровым.
Чисто богословская линия протянется от представителей древнерусской монастырской учёности к современным религиозным мыслителям всех конфессий страны. Это необходимо сделать среди прочего и затем, чтобы хоть как-то нейтрализовать нынешнее приглуповато-умильное отношение всех рангов властей к церкви и священнослужителям после неостывшего ещё официозного неприятия.
В политологическом ряду предполагается присутствие Михаила Бакунина, Максима Ковалевского, Петра Кропоткина, Георгия Плеханова, Питирима Сорокина, Владимира Ульянова (Ленина). Заинтересованное препарирование оставленного ими наследия заставит обратиться как к свидетельствам их современников, так и к публикациям сегодняшних интерпретаторов. И тех и других – не только сторонников, но и оппонентов.
Марксизм, в неопошленном смысле этого слова, найдёт своё место в журнале, но не в качестве самодостаточного и единственного на страну учения, а в ряду других теоретических систем, школ и направлений, существующих в цивилизованном мире.
Кроме того, получит слово и объективистская советология (наша всегдашняя политическая и социологическая оппозиция на общественных началах) от Исаака Дойчера до Збигнева Бжезинского.
Обращение к этим и иным источникам компенсирует невнятность советской социальной теории догоняющего развития, поможет воспроизвести логический строй и внутренние механизмы советского социума.
Те самые механизмы, что во многом и практически всегда двигали российской историей. Главнейший из них – непрерывная конкуренция государственного и человеческого начал при подавляющей роли первого, отмеченная ещё русским мыслителем прошлого века Владимиром Соловьёвым. Несвобода и насилие всегда противостояли, противодействовали свободе и соборному согласию (общественному единению).
Однако, как бы там ни было, свобода в этом противоборстве поднималась до редких высот. Вершин независимых духа и мысли – прежде всего. Не случайно Россию – были времена – выделяли оригинальная культура и духовность с признаваемыми всюду в мире всечеловеческими основами.
В советский период государственной истории несвобода пошла дальше обычного – идея насилия стала отождествляться с идеей прогресса, обрекая страну на невозможность гражданского мира.
Страшно, что в гражданскую войну 1918–1920 гг. противные стороны – красные и белые, ставившие под ружьё преимущественно деревенскую массу, били друг друга мужиком. Не менее страшно другое – мужиком продолжали бить мужика во все последующие десятилетия как представители репрессивных органов сталинского набора (труженики застенков, гулажный персонал), так и разновеликие руководители агрономических и иных управленческих структур – почти сплошь выходцы из деревни.
Не поддающийся подсчётам урон, понесённый страной на полях и военных, и гражданских сражений, был во многом обусловлен предваряющим их изначальным объявлением войны с прошлым, с самим духом прошлого. А стало быть, прежде всего с его носителями – интеллигенцией, светской и церковной. В качестве невиннейшего средства ведения этой с односторонними потерями войны выделяется некое свежеутвердившееся, хотя и неновое изобретение – принародное (в высоких собраниях) рукоприкладство аплодисментами.
Восстановление гражданского мира в деревне – городе – стране на основе саморегулируемого рынка и сопряжённого с ним, зависящего от него демократического жизнеустройства даст нам не просительный, а паритетный статус в отношениях с другими странами мирового сообщества.
Это в перспективе, а сегодня? Есть ли у нас, что предъявить этому сообществу на входе? Да. Наши историю мысли, культуру, всю общую, причём без изъятий, историю. И послеоктябрьского периода тоже, сколько ни проклинай его по примеру приверженцев горластой нерассуждающей обыденщины.
Самая трагическая полоса многовековой жизни страны стоит того, чтобы быть не только проклинаемой. Кто не знает, что трагический опыт научает как никакой другой. И если это не всегда так, то всё равно – лучше зажечь хоть малую свечку, чем проклинать тьму. Свечу объективного, а значит и ровного света, какого не даёт рваное пламя. Мы, сегодняшние, можем разобраться в чём бы то ни было отнюдь не через иллюзию отстранённости от послеоктябрьских лет. Не дано нам избавиться от всего неразделимо своего.
Мы мощно вживлены в новостроевскую систему, спеленуты ею, до сих пор говорим на её языке. Поэтому избавляться будем не от причастности Истории, а от притерпелой вживлённости в неживое.
Ещё в главе «Жизнь - слово - дело»:
К читателю
Творец, уста явленьям отмыкающий