Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум». №5 (48) 1995 год

Измена

Дорогой читатель, сегодня мы достали для Вас с «Дедушкиной этажерки» вот эту маленькую, тоненькую книжечку с интригующим названием «Записки психиатра». Издана она в 1956 году.

И хотя автор её – кандидат медицинских наук Лидия Богданович, книга эта отнюдь не пособие для студентов-медиков. И не просто воспоминания врача, повидавшего в процессе своей работы множество судеб, характеров и человеческих драм. Нет, как сказано в предисловии, в центре внимания автора «постановка ряда принципиальных морально-этических вопросов большой общественной значимости на основе анализа типических случаев нервно-психических заболеваний».

И в самом деле, нет такой животрепещущей для того времени проблемы, что не нашла бы отражения на этих страницах. Религия – опиум для народа? Есть об этом очерк! Генетика – продажная девка империализма? И об этом есть! Как «стиляги» из обеспеченных семей калечат умы и судьбы простой советской молодёжи? Пожалуйста! Ложная теория Фрейда, аборт как непоправимое несчастье, феодальные пережитки в семье... А вот и очерк, который мы хотим предложить Вашему вниманию.

В своё время он пользовался большим успехом. Тому способствовали и лихо закрученный сюжет, и сама тема, звучавшая столь злободневно:

ИЗМЕНА

Когда Ольга бывала с мужем в театре или появлялась с ним в обществе, её часто спрашивали:

– Это ваш отец?

– Муж! – с гордостью отвечала Ольга. Несмотря на разницу в двадцать лет, она очень любила своего мужа.

Да и можно ли было его не любить? Он был умён, заботлив, интересен. У неё с ним было много общего. Он – главный инженер, она – конструктор. Оба работали в одном министерстве. И разве он старый, если плавал быстрее её, ходил на лыжах увереннее и был вынослив в работе, как юноша?

У Ольги были все условия для хорошей жизни. Горячая любовь мужа, уютная квартира, обширная домашняя библиотека. Они с мужем никогда не разлучались надолго. Последнее лето вместе провели у её родственников на Кубани. Когда Ольга куда-нибудь уходила, Лев Адамович неохотно её отпускал. – «Мне скучно будет, Олеся», – говорил он.

Однажды она собралась поработать в технической библиотеке.

– Олеся, ты опять уходишь? – спросил Лев Адамович и, как всегда, сквозь толстые стёкла очков Ольга увидела знакомое выражение неподдельной грусти.

– Да, мой друг. Надо приготовиться к докладу.

– Ну... иди, – неохотно согласился он и спросил, скоро ли она возвратится.

– Часа через три.

Библиотека оказалась закрытой, и Ольга вернулась.

«Сделаю ему сюрприз», – подумала она и тихо вошла в квартиру. Раздался телефонный звонок. Ольга услышала сдержанный голос мужа. Она прислушалась к приглушённым словам, но смысла не поняла.

– Встретимся у СКМ? Всё готово? Когда? Сегодня в десять? Хорошо... – и прибавил несколько слов по-французски.

«Что за странный разговор?» – подумала Ольга и решительно открыла дверь. Лев Адамович повесил трубку.

Сдержанность в голосе, странные слова, тревожное выражение лица и то, что он сразу повесил трубку при её появлении, – всё показалось Ольге необычным.

– Ты кому звонил?

– Это звонили мне по службе, – ответил Лев Адамович и крепко обнял жену; знакомое выражение радости снова засветилось в его глазах. Затем он сообщил жене, что сегодня в министерстве у него совещание.

– А ты никуда не собираешься?

– Нет. Пораньше лягу спать, – солгала она, внезапно вспомнив телефонный разговор мужа и загадочное «СКМ».

«Что-то тщательно выбрился и галстук надел новый», – ревниво подумала Ольга. Всё происшедшее было так необычно, что она решила проверить мужа. Прежде она никогда этого не делала. Эта мысль и теперь оскорбляла её. Но чего не сделает ревность!

Быстро накинув пальто и платок, Ольга осторожно вышла вслед за мужем. Был тёмный сентябрьский вечер. Моросил дождь. Изредка с деревьев слетали начинающие желтеть листья и прилипали к мокрой мостовой.

Лев Адамович торопливо шёл вперёд. У трамвайной остановки несколько раз взглянул на часы и быстро вошёл в первый вагон трамвая. Ольга едва успела вскочить на ходу в прицепной. На пятой остановке он вышел из вагона и, перейдя на другую сторону, медленно направился вперёд. Ольга устремилась вслед за ним.

«То спешил, а сейчас словно гуляет», – подумала она, стараясь не потерять его из виду.

Он пошёл ещё медленнее и вдруг оглянулся. Ольга наклонила голову и стала рыться в сумочке. «Только бы не узнал!» – подумала она, чувствуя, как горит её лицо. «Нет, не узнал», – решила она. Лев Адамович быстро скрылся в парадном большого дома. Она подождала секунду и вошла следом за ним.

Его тяжёлые медленные шаги гулко раздавались в каменных сводах подъезда.

«Может быть, он просто зашёл за кем-нибудь? Но тогда к чему это загадочное СКМ? Вот поворачивает по лестнице. Опять поднимается... Остановился! Кажется, третий этаж. Звонит. Один, два, три, четыре, пять... Странно! Почему так много звонков? Может быть, населённая квартира?»

Открылась и захлопнулась дверь. Ни одного слова не было произнесено. «Значит, его ждали... К женщине пошёл, если такая тайна...»

С бьющимся сердцем Ольга стала подниматься на третий этаж. Голова её вдруг отяжелела. К горлу подкатил клубок.

Внизу хлопнула дверь. Кто-то быстро поднимался по лестнице. Она пошла выше. Негромко разговаривали двое мужчин. Если они начнут подниматься сюда, она пойдёт им навстречу. Но голоса затихли. В просвет лестницы Ольге не удалось разглядеть людей на площадке третьего этажа. Она услышала пять отрывистых звонков. Дверь открылась и закрылась без единого звука. Ольга спустилась на третий этаж и, подойдя к двери, прочитала: «инженер Семён Казимирович Мигульский».

«Отдельная квартира, – подумала Ольга. – Почему же звонили пять раз?»

Она вышла на улицу и записала номер дома.

«Что же это такое? Может быть, холостая вечеринка? Но как он может мне лгать?»

Вечер показался Ольге ещё темнее. Сырость липла к лицу, как будто туманом застилало глаза.

Дома Ольга быстро разделась и легла в постель. Мысли путались, и она никак не могла понять, что случилось. «Семён Казимирович Мигульский», – произнесла она вслух и внезапно стало ясным загадочное «СКМ».

Она последовательно вспоминала разговор мужа по телефону и всё, что произошло дальше.

В первый раз она почувствовала себя одинокой. Стала вспоминать своё прошлое. Жизнь её сложилась так, что незаметно она потеряла друзей: Лев Адамович заменил ей всех. Теперь, когда у неё появилась мысль, что она может остаться одна, ей стало страшно.

Муж вернулся трезвым, чем окончательно сбил жену с толку. Она притворилась спящей и украдкой наблюдала, как он раздевался, лёг и долго ворочался в постели. Он был явно озабочен. Послышалось его чуть похрапывающее дыхание. Ольга смотрела на мужа широко открытыми глазами.

При слабом свете ночной лампочки его лицо выглядело бледным, страдальческим. Ольга старалась в чертах любимого лица разглядеть правду. Но даже во сне оно было непроницаемо, как маска. Тонкий, красивый изгиб рта, острый прямой нос, густые чёрные брови, высокий лоб и резкая проседь у висков – всё это было ей так знакомо!

Спустя несколько дней раздался телефонный звонок. Ольга взяла трубку.

– Льва Адамовича нет дома, – ответила она.

– Передайте ему, что сегодня в одиннадцать вечера ему надо заехать по важному делу, он знает куда... в министерство. Скажите, звонил Мигульский.

– Хорошо, – ответила она и, ослабев, опустилась в кожаное кресло.

«Ещё раз проверю», – решила она и написала мужу записку: «Звонил какой-то Мигульский, просил тебя сегодня в 11 часов вечера заехать в министерство по важному делу. Я буду у Ельцовых. Твоя О.» Телефона там нет, и он не сможет проверить.

Ольга долго бродила по улице. Вечер выдался ещё темнее, чем в тот раз, только не было дождя. К одиннадцати часам она была у дома, где жил Мигульский. Скоро показалась стройная фигура мужа. Он вошёл в парадное, а Ольга следом за ним. Как и в первый раз, послышалось пять звонков. Дверь захлопнулась. «Вот оно, министерство!»

Был момент, когда Ольга хотела позвонить, ворваться в это таинственное убежище и сразу покончить с мучительным сомнением. Удержало благоразумие. Она решила до конца действовать осторожно.

Происходило что-то странное, но с кем? А вдруг она только набросит тень на любимого человека?

У Льва Адамовича и Ольги был общий друг и сослуживец – Гвоздев. Не было человека милее Гвоздева. Простое, открытое лицо. Весёлый и добродушный, он всегда готов был помочь друзьям и товарищам. По крайней мере, Ольга была о нём такого мнения. С ним-то и решила она поделиться и узнать, нет ли любовной истории у мужа?

На следующий день в обеденный перерыв Ольга встретилась с Гвоздевым и всё ему рассказала.

– Дорогая Ольга Ивановна! – с неподдельной искренностью воскликнул он, – откуда у вас такая нелепая мысль? Дай бог, чтобы ещё кто-нибудь так любил, как любит вас Лев.

– Вы правду говорите?

– Он чист, как агнец. Я по секрету вам сообщу: готовится один проект и авторы – мы...

Ответ Гвоздева успокоил Ольгу, и она сразу заметила яркий солнечный день и голубое небо. Они шли по гранитной набережной широкой реки. Живой блеск воды успокоил её. Однако она спросила:

– Почему я никогда не видела работы мужа над проектом? Зачем такая конспирация?

– Тсс! Значит, так надо. Серьёзные изобретения до поры следует тщательно скрывать...

– Ну, тогда я спокойна!

Вы никому об этом не говорили? – равнодушным тоном спросил Гвоздев.

– Нет.

– Пока этого делать не стоит, а за Льва я ручаюсь.

Ольга признательно пожала ему руку и почти совсем успокоилась.

Прошло две недели. Поводов к беспокойству не было, но в начале октября у Ольги начался озноб и повысилась температура. Это заставило её пойти в поликлинику. Осмотрев Ольгу, врач рекомендовал исследовать кровь. В мазке крови, взятой из пальца, были найдены малярийные плазмодии.

Передавая рецепт на акрихин, врач высказал предположение, что, возможно, пациентка заболела малярией во время отдыха на Кубани, где эта болезнь ещё имеется в отдельных местах. Объяснив Ольге, как принимать акрихин, он отпустил её домой.

– Я не доверю тебя ни одному амбулаторному врачу, – заявил муж. – Ты будешь лечиться только у нашего друга Ивана Карловича Крофельда.

Вечером Лев Адамович привёз жену к доктору. Крофельд любезно улыбался, его водянистые голубые глаза выражали сочувствие. Он приставил трубку к груди пациентки, выслушал её, а затем прощупал увеличенную селезёнку. Его руки показались Ольге холодными, липкими, как и его водянистый взгляд.

– У вас тяжелая форма малярии. Надо серьёзно лечиться. Ассистентом я назначаю вашего мужа. Доверьтесь нам, и с малярией мы быстро покончим.

Крофельд вручил рецепты Льву Адамовичу и, добродушно улыбаясь, распрощался.

Вечером у Ольги повторился сильный приступ малярии. В последующие дни Лев Адамович никуда не ходил. Он много раз в течение дня давал жене жёлтые таблетки акрихина и какую-то микстуру. Прошло несколько недель. Приступы малярии прекратились. Ольга решила не принимать больше лекарств. Но Лев Адамович продолжал давать ей большие дозы акрихина.

– Надо заглушить малярию, – настаивал он, заботливый и внимательный больше обычного. – Ты ещё очень больна!

У Ольги кружилась голова, её подташнивало, дрожали ноги, плохо спала по ночам, чувствовала странное напряжение во всём теле. Принимала акрихин, но лучше ей не становилось.

В выходной день пришли в гости: два инженера и Гвоздев с доктором Крофельдом.

Накануне Ольга не могла уснуть, но, странное дело, она казалась более бодрой, чем всегда. Мало этого, она ощущала необычайное возбуждение.

После первой рюмки вина Ольга почувствовала прилив безотчётного веселья. Она хохотала, обнимала Льва Адамовича, мешала ему говорить по телефону и вела себя легкомысленно. Ольга видела озабоченное лицо мужа, слышала недоуменные вопросы гостей, но это её веселило ещё больше. Впечатления были ярки, стремительны, она не успевала их осмыслить.

Лев Адамович спешил говорить по телефону. Ольга сзади обняла мужа, и, вырвав трубку, с силой бросила её на крышку рояля. Трубка разлетелась на куски. Ольга хохотала. Вслед за резким звонком появился человек в белом халате. Он считал пульс, говорил о каком-то «экзогенном типе реакции». Слова были непонятны. Ольга задыхалась от хохота.

Человек в халате был похож на Льва Адамовича, и Ольга пыталась его обнять. Двое санитаров потащили её из квартиры. Теперь она была в состоянии гневного исступления. Она приняла санитаров за участников совещаний в квартире Мигульского и закричала, забилась в их руках. В последнюю минуту Ольга увидела около себя бледное лицо мужа. За толстыми стёклами очков тревожными и страшными казались его глубоко сидящие карие глаза, а рот нервно подёргивался.

Вырываясь, Ольга задела его очки. Они упали на пол и разбились. Затем её куда-то везли, а она словно забылась в тяжёлом сне.

...Тусклый свет лампочки едва освещал огромную палату. Ольга открыла глаза и удивилась, что муж ввернул в люстру такую маленькую лампочку. «Сейчас, наверное, очень поздно», – решила она и снова задремала. Разбудил плач какой-то женщины.

«Странно, – подумала Ольга, – кто может плакать в нашей квартире?» Хотела приподняться, чтобы выпить воды. Страшная тяжесть в голове потянула её обратно на подушку...

«Пить хочется», – подумала Ольга и протянула руку к тумбочке, на которой всегда стоял графин с водой. Рука не нашла знакомого предмета. Это её удивило ещё больше, чем маленькая лампочка в люстре.

Напрягая силы, Ольга приподнялась на постели и огляделась. В плохо освещённой комнате стоял ряд кроватей. Вокруг двигались люди в больничных халатах. «Это ещё сон, – решила Ольга, – сейчас проснусь!» Широко раскрыв глаза, она увидела то же самое и начала цепенеть от страха.

Головокружение, тошнота мешали вспомнить, как всё началось. «Где я? Как сюда попала?» Стало невыносимо душно. Громко, редкими толчками билось сердце.

К постели Ольги подошла женщина. Размахивая широкими рукавами серого халата, она поманила Ольгу и вдруг, нахмурившись, удалилась в сторону. Ольга не разглядела её лица, но горящий, напряжённый взгляд женщины поразил её. «Я в психиатрической больнице!» – в ужасе подумала она. Всё сразу стало понятно. Отсутствие тумбочки с графином, синяя тусклая лампочка, плач...

Невероятная сила подбросила Ольгу с постели. Она бросилась вперёд, к огромной двери, застучала в неё кулаками. Женщина с горящим взглядом устремилась прямо к ней и, схватив за рубашку, оттащила от двери. Ольга закричала диким голосом. Изнутри поднималось что-то мутящее, сдавливающее дыхание.

Прибежали санитарки, оттянули Ольгу от двери. Она сопротивлялась и исступлённо кричала, но скоро обессилела.

Синяя лампочка, женщина, люди в белых халатах – всё качнулось и поплыло. Во рту стало горько. Ольга вцепилась в чью-то руку, словно стараясь вылезти из душной ямы, но стремительно, неудержимо упала в тёмную глубину. Больше она ничего не слышала и не чувствовала...

В эту ночь я была дежурным врачом и меня вызвали к больной. Она лежала без сознания. Желтоватое лицо, частый, неровный, слабый пульс, расширенные, неподвижные зрачки, затруднённое дыхание – всё заставляло тревожиться. Больной сделали подкожное впрыскивание сердечных средств и осторожно перенесли в отдельную спокойную комнату – изолятор.

Подозревая острое отравление, я распорядилась произвести анализы, а больной промыть желудок и кишечник. К утру пульс несколько выровнялся, дыхание стало более глубоким. Больная пришла в себя.

– Где я нахожусь? – спросила она.

– В больнице.

– Нет... Это сумасшедший дом, – силясь что-то припомнить, возразила она.

– Это больница, и я – ваш врач.

– Как всё смешно! – вдруг рассмеялась больная и попыталась вскочить с постели.

По её напряженному лицу, по импульсивным поступкам видно было, что она ещё не в полном сознании.

В палате осталась медицинская сестра, а я ушла.

В течение последующих дней больная начала ходить, но оставалась ещё в том же состоянии. Лёгкая желтушная окраска лица не была похожа на обычную печёночную желтуху. Дежурные медицинские сёстры записывали в дневник состояние больной. Отмечалось, что она ещё плохо спит, не к месту весела, без критики расценивает окружающую обстановку и, видимо, галлюцинирует, что подтверждалось приступами внезапного страха.

Результаты специальных исследований показали наличие в организме большого количества акрихина и белладонны – яда, который в народе называют беленой. Видимо, больная без разрешения врача принимала несовместимое с акрихином лекарство, что и привело к отравлению.

– Как вы думаете, – спросила я старшего врача, – чем ещё можно помочь больной?

– Сделайте спинномозговой прокол.

– Выпустить некоторое количество спинномозговой жидкости, чтобы облегчить внутричерепное давление?

– Не только это, но если окажется отравление...

– То яд можно обнаружить в спинномозговой жидкости?

– Конечно! – твёрдо ответил старший врач.

Я сделала прокол. Небольшое количество прозрачной жидкости было собрано в стеклянную пробирку и отправлено в лабораторию.

Исследование выявило наличие в организме большого количества акрихина. Вероятно, больная принимала его без врачебного контроля. Вместо несомненной пользы, которую обычно приносит акрихин больным малярией, произошло отравление, при котором нормальная психическая деятельность нарушается. Причина болезни была найдена.

Скоро произошло знакомство и с её мужем. О сущности её болезни я умолчала. Опыт научил меня этому.

Искренность заботы мужа о жене не вызывала сомнениий. Он много рассказывал о своей Олесе. Я спросила его о дозах акрихина, которые принимала больная. Он вынул из бумажника подписанный врачом рецепт со штампом поликлиники и показал мне. Дозы были минимальные и не могли вызвать подобное состояние.

– Может быть, она принимала акрихин помимо этого?

– Это, пожалуй, могло случиться... Ей хотелось поскорее выздороветь и пойти на работу...

Он рассказал мне о начале её болезни, подчеркнул, что в течение нескольких месяцев Ольга была неестественно подозрительна, выслеживала его (он узнал это от товарища), высказывала ряд нелепых бредовых предположений.

«Может быть, – подумала я, – это начало шизофренического процесса, который совпал с лечением малярии? Но откуда и каким образом больная получила такое огромное количество акрихина?» Не верилось, чтобы так бесконтрольно лечил врач. Я позвонила в районную поликлинику к доктору, фамилию которого запомнила из рецепта. Врач сообщил мне, что больная была у него только один раз и он ей выписал минимальные дозы акрихина. Значит, имелся другой источник, из которого больная черпала акрихин.

Если произошло отравление организма, то следует не только оказать скорую помощь, но также выяснить, где, чем и при каких условиях отравлен человек. Мало того, надо не допустить и других случаев отравления людей. Условия отравления оставались неясными. С нетерпением я ждала полного возвращения сознания больной. Но оно возвращалось медленно. По мере того как из организма выводился акрихин, менялась и картина болезни. Напряжённость и веселость Ольги сменились тоскливым, угнетённым настроением.

– Вас что-то тяготит? – спросила я её. – Вы тоскуете, озабочены и поэтому плохо спите? Поделитесь со мной, расскажите о себе. Поверьте, вам станет легче.

Ольга неожиданно согласилась. Осторожными вопросами я втянула её в дружескую беседу. Она рассказала мне о страстной любви к мужу, о её «преступлении» перед ним. Винила себя за недоверие к нему, унизительную слежку. Она рассказала о друге мужа – докторе Иване Карловиче Крофельде, его методе лечения.

Рассказ больной о таинственном посещении Львом Адамовичем квартиры Мигульского заинтересовал меня.

– Удалось вам что-нибудь выяснить?

– Да, наш общий друг Гвоздев рассеял мои сомнения. – Больная сообщила мне и ответ Гвоздева.

После беседы передо мной встали один за другим недоуменные вопросы. Почему муж больной показал мне только рецепт на акрихин, выписанный врачом поликлиники, и ни слова не сказал о лечении жены у частного врача Ивана Карловича? Скрыл и то, что он руководил её лечением? Почему друг дома Гвоздев так неясно ответил Ольге на вопрос, кто эти люди?..

Надо было с кем-нибудь посоветоваться, чтобы разрешить свои сомнения.

Видимо, Ольга ещё не совсем выздоровела и доверять ей полностью не следовало.

В больнице секретарём партийной организации был старый, всеми уважаемый терапевт Пётр Андреевич К. Я рассказала ему об этом случае. Он сам вызвался побеседовать с больной.

На следующий день Пётр Андреевич так же, как раньше Гвоздев Ольгу, спросил меня:

– Вы никому не говорили о том, что рассказали мне?

– Нет.

– Прошу вас, помолчите денёк-другой и, главное, ничего не говорите мужу больной.

Непривычно взволнованный, Пётр Андреевич, пожав мне руку, ушёл.

Весь вечер и часть ночи я была в тревоге. Волнение секретаря партийной организации свидетельствовало о том, что отравление больной не случайное. Эта мысль не давала мне покоя.

Рано утром я была в больнице. Пётр Андреевич тоже пришёл раньше времени. Он плотно прикрыл дверь кабинета.

– Муж вашей больной и его сообщники арестованы. А мы с вами были на правильном пути. Наша пациентка помогла разоблачить шайку изменников Родины... Думаю, что нам придётся выступить свидетелями на судебном процессе...

– Нам?!

– Да, нам!

Рисунки из книги «Записки психиатра»

Нет, дорогой читатель, не спешите иронически улыбаться. Мы не для того снимали с «Дедушкиной этажерки» эту книгу, чтобы вместе с Вами посмеяться над нашими незадачливыми отцами и дедами – вот, мол, что писали, читали, да ещё и хвалили!..

Шпиономания, одна из характерных примет того времени, вовсе не так безобидна! Исподволь внушаемая с книжных страниц и киноэкранов мысль, что верить нельзя никому, что самый близкий человек может предать, оказаться врагом, до сих пор жива в сознании многих наших соотечественников (не верите – сходите на любой митинг!). А ещё внушалась мысль, что поймать шпиона способен каждый, если будет бдителен и внимателен, потому что шпион в принципе глуп.

И в самом деле, почему, например, Лев Адамович (кстати, имена-то какие: Лев Адамович, Семён Казимирович, Иван Карлович! Один безымянный Гвоздев случайно затесался...), так вот, почему он, владея французским языком, так старательно обсуждал свои шпионские дела по-русски? Не иначе как потому, что супруга его по-иностранному не понимала...