«Им помогает чёрный камень, нам – золотой нательный крест» (субъективные заметки о Средней Азии)
Срединная территория
Средняя Азия. Пространство тайн и умолчаний, сжавшееся, застывшее перед прыжком – куда, в какую бездну, в какие высоты?
В современной геополитической терминологии актуален термин «срединной территории», политическая, экономическая и демографическая стабильность которой – ключ к стабильному мировому порядку. А принадлежность срединной территории той или иной державе (или державам) определяет распределение ролей субъектов миропорядка. В геостратегическом отношении на «срединную территорию» могут претендовать три силы – Россия, тюрко-мусульманский мир и Китай.
Жизненное пространство, называемое Средней Азией, – это середина середины, волей исторических судеб несущая двукратную нагрузку. Среднеазиатские эмираты до вхождения туда России были периферией Ирана, а Советский Союз обрёк их на роль своей периферии-окраины. Средняя Азия оказалась не только буферной полосой, пограничьем между Союзом и мусульманскими странами, а местом, где скрестились новые идеи и реальность нового мироустройства.
Среднеазиатские государства – это великая абстракция, спроецированная в нынешнем своём движении к Мекке, идеальному ориентиру мусульманства. Таджикистан и Узбекистан, два соседа и спутника во вновь обретённом пути, в реальности представляют собой две во многом полярные страны, два народа. Таджики – арии (древние земледельцы), освоившие неприступные каменистые почвы гор, и узбеки-тюрки – народ торговли, первопроходцы караванных путей («французы Азии», по выражению одного западного журналиста) в продвижении к Каабе не забывающие обид, счетов, разногласий.
Иллюзии пути
Одна из точек, где интересы Таджикистана и Узбекистана сходятся, – это «вопрос России», «русский вопрос» или вопрос о перспективах существования обеих стран в «контексте России» и русского некоренного населения внутри обеих стран. Новая терминология как бы предваряет: проблемы русских не стоит отождествлять с проблемами «русскоязычных», как называют представителей некоренного населения в суверенных государствах. Внутри этого слова свёрнута мысль: за грехи Советов предстоит отвечать России, самой великой жертве тех же Советов.
Проблемы плана «быть или не быть» среднеазиатским странам внутри или вне вновь создаваемого объединённого государства, «жить или уезжать» русским, принято рассматривать в двух аспектах: экономическом, когда ведутся подсчёты и балансировка природных, энергетических, производственных ресурсов, или эмоциональном (анализируется угроза исламского фундаментализма). Между тем одна из глубинных проблем следующая: за семьдесят лет Россия утратила знание о Востоке. Восток не приобрёл знаний о подлинной России.
А в конце прошлого века выдающийся мусульманин-интеллектуал Каюм Насыри писал: «Благодаря тому, что российский человек жил на одной земле и ел один и тот же хлеб с мусульманином, эти два народа хорошо знают обычаи друг друга. И для русского поэта Николая Клюева постоянными были сравнения внутри «мусульманского контекста»: «Недаром мерещится Мекка / Олонецкой серой избе... / Горящий венец человека задуть ли самумной судьбе! / От смертных песков есть притины – / Узорный оазис-изба... / Грядущей России картины – / Арабская вязь и резьба».
.jpg)
Мозаика из мечети Вазир-хана в Лахоре
Вхождение России
Современный русский человек не знает Средней Азии. Русский среднеазиатский человек не знает собственной национальности и идеи, не знает, что есть Россия.
Непростые, во многом неправедные, жестокие, противоречивые годы, называемые перестроечными, дали, быть может, главное: они восстановили само понятие «Россия», дали ему плоть и кровь. Не сбылась мечта поэта, что «умрёт само понятье русский, как имя тасманийцев и авар». Дурная и неправедная, но вспомнившая об идеале и назначении, Россия отрезвляется и медленно разворачивается в сторону самой себя – благодаря своим горемыкам-гражданам, самым левым и самым правым, чьи надежды сходятся внутри понятия Россия.
Та, подлинная, Россия уживалась с мусульманским миром Средней Азии, постепенно находя гармоничную тональность в общении с народами иной веры и культуры, хотя входила в тот мир не только с лозунгами «братства» и иных земных милостей, а и нередко с оружием в руках.
В 1865 году генерал Михаил Черняев взял Ташкент, защищаемый афганцами (профессиональными военными), ценой их пятидесяти жизней и жизни 10-15 своих казаков. Позднее казаки и крестьяне, переселенцы из Центральной России (Столыпинская реформа), осваивали незаселённые земли вокруг Ташкента и Ферганы, проводили грандиозные мелиоративные работы (первые каналы в Голодной степи). Русские основали среднеазиатскую промышленность. Завезли семена культурного хлопчатника, поставили первые хлопкоперерабагывающие заводы. Основали виноделие (знаменитые самаркандские вина). Военные проложили железную дорог у от Ташкента до Красноводска.
При колониальном царском режиме в развитие Туркестана было вложено 50 млн рублей золотом, отдача же составила 20 млн (продолжая эту традицию, только в один Узбекистан КПСС ежегодно вкладывала 40 млн рублей, а профсоюзы 200 млн).
Православная русская интеллигенция честно служила при дворах эмиров – медики и переводчики, инженеры и естествоиспытатели не претендовали на первородство и не теряли национального и органичного облика внутри мусульманского царства.
Первый удар по русским был нанесён не мусульманами, не коренными жителями, удар пришёл из Центра. В 1918 году Я. Свердлов подписал Декрет о выселении из Туркестана русских. Объединённые маркировкой «контры» белогвардейцы, кулаки и т. д. – они в течение недели были вытряхнуты из страны. А землю, освоенную и обработанную «контрой», отдали местным беднякам. Позднее из купленного беднячества формировались отряды по борьбе с басмачами.
Коммунисты, поначалу заигрывавшие с мусульманами, уже к 1922 году посерьёзнели: начались гонения на местную интеллигенцию, духовенство. Коренное население было отстранено от руководства партийными и советскими организациями, поскольку национальный рабочий класс отсутствовал, то, следовательно, отсутствовало и пролетарское мышление. Но в конце двадцатых началась так называемая «узбекизания» партийного и государственного аппарата, и отработанная схема «начальник – узбек, заместитель – русский» действовала до последнего времени. Как и железная схема «разделения труда»: промышленность, связь, строительство – епархия русских, торговля – для коренных жителей.
Постепенно русское землячество в Средней Азии стало перепрофилироваться из интеллигенции и офицерства в промышленно-строительный пролетариат. Усилила эту тенденцию Вторая мировая война, когда из Центра были эвакуированы заводы и фабрики. а утвердилась она после землетрясения 1968-го, тогда в Ташкент прибыло около 2 млн восстановителей.
О русском и советском
Существует ряд позиций, по которым можно отличать «тех» русских от нынешних. «Те» не играли в политические абстракции и шли осваивать земли или служить эмирам с одной неромантической надеждой – разбогатеть. И отдавая долг земледельца земле или вассала сюзерену, они продолжали пребывать православными людьми, христианами, не заигрывавшими с мусульманством. Военные служили в итоге Императору – и как консультанты эмиров, и как начальники гарнизонов, и как рядовые.
Советские же русские усвоили лозунг, что они – носители великой миссии братства: «советовать», «помогать», причём без какой-либо корысти, всё только ради «отсталого брата-соседа». Они приезжали играть в жизнь, а не жить. Ложная посылка рождала последующую ложь: многие ехали, чтобы попросту пожить в тёплой и сытой стране. («Ташкент – город хлебный»). И имели на это полное право, не считая «прикрытия» «бескорыстием помощи». Ехали и за жильём.
.jpg)
Каллиграфическая композиция Хассана Массуди
В Таджикистане и Узбекистане проблем с жильём практически не было: 70% местного населения предпочитало жить на земле, а не в бетонных голубятнях. Волна «восстановителей» Ташкента после землетрясения прежде всего обеспечила жильём самоё себя. В любом уголке Подмосковья, в среднеполосье на это ушли бы годы и десятилетия.
Не нужен был им «местный» язык, но не нужна была и местная культура. Погружение же в национально-религиозные глубины мусульманства неминуемо обернуло бы к утерянному христианскому началу в самих себе.
До середины разбойно-атеистических тридцатых годов в одном только Ташкенте было 38 православных церквей с богатыми приходами – из них осталось три. Православный храм стоял даже на Памире (ныне он во владении погранзаставы). Православие никогда не было миссионерским, претендующим на чужие духовные территории. За кротость и нежелание навязываться кто только его не обвинял. Но в этом была его сила. И русские строили храмы именно для себя, не желая отторжения от отеческой веры.
Далеко от дома церковь была самой ощутимой реализацией России, материализацией родины на чужбине: русская архитектура, икона, церковно- славянское вечное слово, пение – всё это давало Россию в её высшей, идеальной подлинности и пределе. Русскость прихода, благодаря храму, – как вселенскость и космичность.
Сейчас местные русские если не породили сами, то поддерживают и живописуют мысль об угрозах, которые готовит окрыляющийся исламский, мусульманский фундаментализм.
.jpg)
С. Малютин. Теремок в Талашкине под Смоленском. 1901 г.
Ислам и христиане
Единственное место, где ощутим покой и вечность, где принимают каждого не удивляясь, – это мусульманская мечеть. Это – пространство, куда может безбоязненно войти европеец и куда он не идёт. Советская власть научила, что мусульманство – это «укрывание паранджой», это жестокие ограничения, возрождённые аятоллой Хомейни, это «джихад» и «газават».
Фотокорреспондент Дмитрий Азаров и автор этого текста имели честь быть принятыми мусульманами действующей мечети в Старом городе Ташкента. «Мы уважаем христиан», – такова была приветственная реплика муэдзина Абдульхамида. И ему понравилось, что мы назвали себя православными христианами, не собирающимися дискутировать по вопросам веры.
На территориях разных государств христиане и мусульмане веками жили вместе и живут до сих пор. Но исторически в Средней Азии образовалась сложная этнокультурная ситуация. Главное сейчас – проявить склонность к восстановлению региональных и этнических культурных ценностей и содействовать в этом друг другу. Само по себе русское население в Азии сегодня – не православное, но и коренное население в большинстве своём не мусульмане. Но по «отеческой культуре» они – христиане и мусульмане. Достаточно обратиться к истокам наших религий и попытаться преодолеть часто мнимые разногласия религиозным просвещением народа.
Но будет действительно ужасно, если такой конфликт – пока ещё между интернационалистами и осваивающими национальную идею – перерастёт в конфликт между двумя суперэтносами, между двумя религиями.
Ислам миролюбив, но нельзя путать миролюбие с непротивленчеством злу. Преподобный Феодосий Киево-Печерский сказал по этому поводу то, с чем, я думаю, согласились бы представители ислама: «Живи в мире не только со своими друзьями, но и со своими врагами, но только со своими врагами, а не с врагами Божьими».
Русским в Средней Азии предстоит думать об исламе. Но наступает время задуматься и о том, что есть русскость и Россия.
Прятаться русским за угрозу национального возмездия и счетов в Средней Азии – эффектно и нестыдно. Мало кто говорит открыто: я хочу остаться в Средней Азии вопреки всему и потому, что здесь сытая жизнь – дёшев базар, не нужно тратиться на зимнюю одежду, заботиться о топливе.
При правильном землепользовании в Узбекистане возможны два, три, даже четыре урожая в год – голод не грозит. Таджикистан (где иные природные условия) может предоставить гораздо меньше – не потому ли отток из него менее болезнен. А там, где дают корку послаще и кусок пожирнее, и есть дом не имеющего отчества пролетариата, всё так, как завещано.
.jpg)
Наша судьба – судьба другая
Ислам волей-неволей отбрасывается на периферию мирового цивилизующе-прогрессирующего процесса. Так, ислам не знает, что делать с НТР... Он пребывает как потребитель, но не созидательная сила; не ориентируется в движущейся жизни, находясь в мире разделённых начал. И в этом – вечное величие и сила ислама.
Готов человек жить внутри этого мира – живи. Живи в пространстве, где запрет на изображение человека развил орнаментальность сознания. Из орнаментальности сознания, где орнамент есть и образ, и некое целостное геометрическое строение, вышли литература, музыка, художество, в которых гостям недостаёт экспрессии и эмоции. Забудь о том, что Россия вышла из избы, смотрящей в бытовой, уличный мир раскрытыми окнами, а для взора в космос в крыше избы прорубалось окно, в которое сыпались звёзды.
Дома в Средней Азии смотрят внутрь себя, закрыты от выходов в пространство. И всё это – не хорошо и не плохо. Просто – есть. И с этим, наконец, пора считаться.
Наша судьба – судьба другая.
У нас – другая кровь. Древняя тюркская и древняя славянская текут с разной силой – следует принять это знание.
И – больше спокойствия. Не стоит волноваться, что узбеки без нас не сообразят, куда деть своё золото, которое ещё не добыто. Не нужно беспокоиться, что врачи-узбеки или военные-таджики «не вытянут» врачевание или военное дело на родном языке, что нужно, оставят из европейских языков.
Средней Азии Россия заменяла связь с жизнью, не давала затвердеть, но понимать это – дело уже мусульман.
Россия и русские помогут миру, если займутся собой. Святой Серафим Саровский сказал: «Когда человек не думает о спасении других, а спасается сам, то вокруг него спасаются тысячи». Теперь русские все свои вопросы должны обращать не к миру, а к самим себе. Русские – вопрос великого исхода. Сжатие России в пространстве должно освободить её от раздвоенности, от траты сил по ложным направлениям.
Смутное геополитическое положение Средней Азии позволяет тем русским, что готовы уйти, делать это с чистым сердцем. Те, кто останутся, будут вынуждены вернуться в русскость и перестать быть людьми советскими. И вот здесь стоит напомнить, что русскость – не есть понятие кровное, биологическое; оно – чисто духовное. Русскость – синоним православности, а христианство не есть ли идеал вхождения человека в мир не по признаку крови?
Мусульманский мир, если уж есть тенденция к его восстановлению, отторгнет советского и уживётся с русским: всё в мире тяготеет к гармонии и требует органичного равновесия.
В России заканчивается одномерное линейное мышление. И новая попытка построить мир на безнравственности не удастся, слишком много жизней и крови было положено на то, чтобы Россия начала выход из исторического тупика.
Русские найдут в себе силы вернуться на свою нищую, измученную, но славную и великую землю. Но... не из ряда ли иллюзий эти мысли, не проще ли советская несгибаемая суть: «И взирает Спас с укоризной из угла на словесный пляс. С окровавленною отчизной не печалит разлука нас».
Не хочется, чтобы было проще.
...То, чего недомудрили, недодумали политики, философы, военачальники о Срединной Азии, о мусульманах, о месте и назначении России и русских в этих субстанциях, сумел очень простыми словами сказать поэт Гумилёв: «Им помогает Чёрный Камень, нам – золотой нательный крест».
Марина Тимонина
Автор использовал мысли и комментарии
Рано Махмудовой, А. Гливаковского,
В. Махнача, М. Попова,
соавтора по работе Д. Азарова и собственные
Ещё в главе «Семья - нация - страна»:
«Охраняйте свои души и свои семьи...»
«Им помогает чёрный камень, нам – золотой нательный крест» (субъективные заметки о Средней Азии)