Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум» №3(15). 1992 год

Город, памятники, память

Умиротворение. Художник М. Добужинский
Умиротворение. Художник М. Добужинский

Год минувший многое открыл нам в других людях и в себе. В этом, наверное, главный его итог. Августовский шок и хлынувшая затем на улицы Москвы и иных городов шалая вольница – как-то они отзовутся завтра? Политологи, экономисты вдоволь походили поперёк и вдоль поднятой темы.

Но, думается, интереснее и важнее сегодня вернуться и поговорить о первом, с чего всё и начинается в той же политике, – поговорить о человеке, о его страстях и пристрастиях, об уме и глупости. Корреспонденты «Социума» Елизавета Сивохина и Александр Кореньков попросили высказаться об этом Михаила Горбаневского, знатока Москвы, филолога и журналиста.

Михаил Горбаневский

– Как Вы думаете, какие чувства вели москвичей, свергавших вчерашних обронзовевших кумиров на Лубянке, Театральной... Жажда справедливости или желание отомстить?

– Встречный вопрос: а кто был этими «москвичами»? Я уверен, что значительная часть их никакого отношения к движению сопротивления не имела. Некоторых я знаю. Они появились только тогда, когда на шею Феликсу набросили ржавый канат. Кроме примазавшихся, были и те, кто не с чужих слов знает, что такое допросы в КГБ, изведал их на себе. Не быв у Белого дома, они испытывали и чувство вины перед теми, кто пришёл туда, и дефицит выражения своего протеста по отношению к павшему режиму. Здесь, на Лубянке, они нашли форму реализации таких настроений. Были и просто хулиганы.

Говоря же о железном Феликсе, надо принимать во внимание символичность этого образа. Свергая его, люди свергали свой страх, нанависть к режиму, обиду за поломанные жизни, несбывшиеся мечты, истоптанные души. Но при всём том иначе как вандализмом это назвать нельзя. Зубилом отколупывая куски постаментов, мы в очередной раз прошлись им по душе своей. Культура деградировала. Надо возвращаться к истокам нашей духовности, а без этого памятники будут крушить не только у здания КГБ.

Опамятоваться – значит и в себя прийти, и жизнь в чувство привести. Это подтвердят и снесённый Скобелев (досносный снимок), и «соскочивший» Долгорукий (автор рисунка: Е. Васильев),

и по-нехорошему меченый дом (автор рисунка: М. Добужинский «Октябрьская идиллия»)

– Как человек, который профессионально изучал памятники Москвы и имеет отношение к комиссии Моссовета по культуре, считаете ли Вы, что надо убрать железных идолов с улиц и площадей города?

Памятники чему – «оборванный мост», «насчёт поесть» «транспарант», «подайте, кто может», «в гробу всех видал»? Автор фото: С. Плевако

– Что ж... Создана комиссия, куда входят депутаты, историки, археологи. Проводится искусствоведческая экспертиза. Пусть они выносят рекомендации сессии Моссовета. На Крымской набережной создан парк низверженных истуканов. Это очень хорошо. Многие из этих скульптур – работы крупных мастеров.

Что касается Ленина, то он был неординарным политиком, историком. Есть памятники Ломоносову, Герцену – почему бы не быть памятнику Ленину? Он трагическая фигура в русской истории, и его из неё не изъять. А, скажем, скульптура Шадра «Булыжник – оружие пролетариата», я считаю, и сегодня не менее символична, чем ранее. Как и название метро – «Баррикадная».

– Следует ли вернуть старые памятники на их исторические места? Например, фонтан работы Витали на Лубянку, а памятник Скобелеву – на площадь перед Моссоветом (где сейчас стоит Юрий Долгорукий)?

– После установки памятника Скобелеву и до создания конной статуи князя – основателя Москвы на том же месте стоял обелиск Свободы. Исключено, что обелиск вернётся на место? Что касается генерала Скобелева, то для болгар он – освободитель, национальный герой... Но есть не нравящееся мне явление – феномен идеализации российской истории до 1917 года.

Я бы хотел привлечь к этому внимание. Ведь царизм – прогнившая и во многом антигуманная политическая структура. Примеров множество: жутчайшая коррупция, карательный Синод и так далее. И в связи с этим опять-таки надо вернуться к проблеме памятников.

– А стоит ли, на Ваш взгляд, восстанавливать храм Христа Спасителя?

– Это просто невозможно. Храм Христа Спасителя – создание уникальное, хотя бы потому, кто отделывал, кто расписывал. Ну нет, нет сейчас Васнецова, отсюда и восстановленное будет не храм Христа Спасителя, а нечто другое. Поэтому – я против.

Думаю, что самый оптимальный проект такой: быстрее закрыть бассейн, провести минимальную реконструкцию чаши, насыпать в середине остров и поставить на искусственном острове часовенку. Пусть вода очистит это место. Пусть стоит часовня в память Храму. Памятник памятнику. А на месте раздевалок построить музей храма Христа Спасителя, который бы рассказывал о самом памятнике и об Отечественной войне 1812 года.

– Названия улиц, площадей, тупиков, наконец, тоже памятники...

– Я понял вас. Я за восстановление исторических названий. Почему? Да потому что это – общая европейская культурная традиция. В старом городе географические названия – это историко-культурные вехи цивилизации, истории народа, его духовности. Вехи должны сохраняться. Город разрастается дальше, появляются новые объекты – вот им и присваивайте новые названия. Об этом столько уже говорилось.

Возвращение исторических названий строениям, улицам и другому – дело наиважнейшее. В названиях этих часто пребывает память о том, что не зафиксировано документальными источниками. Однако всякая реставрация – процесс сугубо индивидуальный. И в данном случае я противник референдумов по тем или иным реставрационным поводам. Пусть законодательные власти решают возникающие здесь проблемы на основе подробных рекомендаций специалистов.

Тем более, что в городской топонимике существует несколько слоёв. Это можно сравнить с иконой. Название могло меняться, как на старой иконе записывались более ранние слои. Каким критерием руководствоваться при этом? Древность? Но бывает, что икона XVII века ценнее, чем XVI-гo. Например, если она вышла из-под кисти Симона Ушакова.

Названия советского периода городской истории кое-где, вероятно, следует оставить. Что было, то было. Правда, нужно избавиться от культового подхода к ним. В совершенно же одиозных случаях, как было с Загорском – Сергиевым Посадом (1) – восстановление необходимо; важно не опоздать.

В 1930 году, когда дожимали Православную Церковь, Сталин с чисто азиатским коварством и совершенно сознательно дал городу Сергия Радонежского, центру русской православной религиозности, имя человека более чем далёкого от неё. В расчёты, очевидно, входило желание не только унизить Церковь, но и натравить один народ на другой, столкнуть друг с другом... В потенции название Загорск было весьма взрывоопасным. Повторю, нужен очень взвешенный подход, главный принцип которого – не навреди!

– Причём предполагается, что восстановленные названия уже меняться не будут?

– На такой вопрос может ответить только Высший Судия. Никто не застрахован, скажем, от того, что в 1992 году вернутся какие-то названия. Та же Метростроевская или площадь Дзержинского. Географические названия – это такие памятники, которые слишком легко менять и восстанавливать. Придут новые люди – они же хорошо забытые старые – и всё может вернуться на круги и названия своя.

Говоря о Москве, нельзя не заметить какую-то неисповедимую связь города и живущих в нём людей. Их судьбы сложнейшим образом переплетаются. В сопротивлении путчу очень большую роль именно в Москве сыграло такое вот чувство: «Я – москвич, москвитянин». Гордость за свой город. На улицах были не только русские. Были евреи, татары, поляки советского замеса, украинцы.

Пришли чеченцы – среди прочего и на защиту Руслана Хасбулатова. Кого только не было! Не это определяло поведение людей. И в других местах осознание связанности с историей своей земли, наверное, тоже сыграло опрокидывающую планы ГКЧП роль.

Права радиостанция «Эхо Москвы», взявшая девиз «Свободное радио для свободных людей». Стремление к свободе, которое испокон веку было свойственно народу (другое дело, куда перенаправлялось это стремление) заявило о себе однозначно. Может, оно будет гарантом неизменности разного рода названий, оснащающих город.

– Как Вы полагаете, произошло ли преодоление тех черт нашего, скажем, российского (имея в виду, конечно, не только его) характера, которые привели к 73-летнему шабашу большевизма? Какие из этих черт могут опрокинуть победу вчерашнюю в позавчерашнее безбедное застолье?

– Первая черта – равнодушие. События потрясали, извините за штамп, Москву, Питер, Свердловск; Новгород занял достойную позицию... А вот в маленьком местечке Перемышль под Калугой как, думаете, было? Оттуда приехал журналист, рассказывал: тишайше! Ожидание «вот приедет барин...», а я сам «Ванёк из деревни Огонёк, моя хата с краю» ну и т. д. – это наша неизбывная черта и очень опасная. Чем дальше, тем меньше, вероятно, она будет давать о себе знать, однако сегодня её не брать в голову в просчётах вариантов событий никак нельзя.

Вторая черта – коварство. Мы же евразийцы. И когда тебе с очаровательной улыбкой вспарывают живот, это объяснимо.

Да, мы простодушны, самоотверженны, но предательство, эта восточная традиция, умноженная и ухоженная коммунистической идеологией (с её бесстыдством и апологией насилия) ещё далеко не рассосалась. Демократии и демократам следует помнить об этом.

Кстати, Фазиль Искандер, живописуя со свойственной ему образностью оттепель конца 50-х годов, замечал, что тогда демократия надорвалась на выносе тела вождя из Мавзолея. Одного из вождей. Сейчас Ленин... Конечно, его надо (сколько об этом уже сказано!) похоронить, где он хотел – на Волховом кладбище в Санкт-Петербурге, – и отпеть. Он был крещён и до определённого возраста верил в Бога. Тем более, что воспитывался в православном духе, семья была верующая, особенно мать. Его нужно отпеть и простить, мне кажется.

Да, многое в нашей надрывной памяти связано с большевизмом и ленинизмом, но как бы там ни было, для очищения нашей духовной среды обитания необходимо проявить великодушие. Примеры такого великодушия мы видим в своей истории, мы способны на это, оно часть нашего генетического кода. Я понимаю, что эта черта и важна, и опасна, ведь те, кто замышляет реванш, замышляли его уже 21 августа, когда гэкачекисты полетели к Горбачёву за получением индульгенции.

Великодушие должно быть обязательно. Однако великодушие в рамках законности. Нужно воспитывать людей законностью: есть преступник – пусть ему воздастся по делам его. Не меньше и не больше.

Великодушие и понимание своего места в истории должно проявить и к памятникам. Памятник происходит от слова «память». Память не та, что у всех на зубах навязла, а человеческая нормальная память. Нужно, очень нужно помнить и понимать.

Стройка коммунизма, перестройка социализма, «никогдастройка» жилья всем и каждому к 2000 году... Ну как здесь не стройкукукнуться?!

Когда верстался номер...

...стало известно, что вслед за возвращением Сергиеву Посаду его исконного названия мэрией Москвы принято решение о демонтаже в столице памятников советского периода, не имеющих культурной ценности.

***

1 – Загорский (Лубоцкий) Владимир Михайлович (1883–1919) – член РСДРП с 1905 года, секретарь МК партии, убитый контрреволюционерами. В городе Сергиев Посад даже не бывал. Давая городу его имя, Сталин прекрасно знал, что отец Загорского входил в число руководителей Нижегородской иудаистской общины.

Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:

Космология ткацкого станка

Город, памятники, память

Российского отечества русская красавица