Гений блага (Сперанский: первый теоретик государства в России)

Подступы к реформам

«Задача государственного деятеля состоит не в том, чтобы воздвигать плотину, которая разрывается потоком общественного развития и которая может быть залита уничтожающим приливом. Задача государственного деятеля состоит в том, чтобы проложить путь этому потоку, на котором всё станет плодородным и, кроме того, с помощью этого потока привести в движение мельницу», – так писал в начале века выдающийся австрийский правовед Евгений Эрлих (1).

И сегодня, когда мы переживаем очередную эпоху великих реформ, нам, разумеется, далеко не безразличен опыт и судьба таких государственных деятелей, опыт и судьба реформаторов. Ведь жизнь народа, как отмечал В. О. Ключевский, никогда не порывает со своим прошедшим, а любой разрыв есть только новая её метафора. И поэтому не случаен в наши дни рост интереса к П. А. Столыпину, эпохе Александра II, М. М. Сперанскому.

Интерес к Михаилу Михайловичу Сперанскому, правда, ещё не столь глубок и фундаментален, но важно, что он есть, что он пробудился и, будем надеяться, не замкнётся в академических кругах. Для него пришла пора переместиться с периферии нашего исторического сознания в его центр. Пришла пора и для нас узнать жизнь, деятельность и идеи этого великого государственного мужа и политического мыслителя, этого крупнейшего реформатора.

На исходе великого для России XIX столетия, когда было с кем сравнивать, Ключевский, достаточно трезвый и достаточно скептический по отношению к Сперанскому человек, отдавший всего себя осмыслению отечественной истории, заметил, что со времён Ордина-Нащокина (2) у русского престола не становился другой такой сильный ум (3). А. С. Пушкин, обладавший редкой исторической интуицией, говоря о прекрасном начале царствования Александра, назвал Сперанского Гением Блага.

Площадь исцоканная...

Историческая драма нации

Для того чтобы уразуметь смысл деяний Сперанского, необходимо обрисовать тот исторический контекст, в котором они осуществлялись.

В конце XVII – начале XVIII веков в нашей стране произошли громадные по своему значению и последствиям события – Московская Русь как бы распалась на два мира, на два типа цивилизации. Говоря языком В. О. Ключевского, из древней (то есть допетровской – Ю. П.) России вышли не два смежные периода нашей истории, а два враждебные склада и направления нашей жизни, разделившие силы русского общества и обратившие их на борьбу друг с другом, вместо того чтобы заставить их дружно бороться с трудностями своего положения (4). Об этом же весьма убедительно ещё до Ключевского писали И. В. Киреевский и А. И. Герцен. Причём существование двух враждебных складов оценивалось им (с различными мотивировками, разумеется) как основная характеристика русской жизни, как её главное противоречие.

Очень точно о драме раскола России на две субкультуры сказано у современного историка и культуролога А. М. Панченко: «Всякое изменение и социального, и культурного статуса нации есть историческая драма. Драматическим было и крещение Руси...»

Б. А. Успенский сопоставил реформу Владимира с реформами Петра: «Здесь возникает разительная аналогия с процессами европеизации при Петре I, одним из моментов которой также было насильственное обучение». Такая аналогия, действительно, резонна, но драматизм христианизации не идёт ни в какое сравнение с драматизмом и даже трагизмом европеизации. Во втором случае общество буквально раскололось, раздвоилось, оказавшись в состоянии войны – отчасти социальной и прежде всего идеологической» (5).

Таким образом, Россия после Петра представляет собой два склада жизни, два типа цивилизаций. Первый склад – многомиллионная, в основном крестьянская, масса, находящаяся в крепостной зависимости или у помещика, или у государства. Этот склад вплоть до конца пореформенного периода хранит в себе заветы тёмной старины. Он прочно укоренён в средневековой культуре Руси. Буквально всё отличает его от другого главного склада русской истории XVIII–XIX столетий: отношение к жизни и смерти, времени и пространству, труду и досугу, любви и семье, власти и собственности, праву и морали.

Второй склад включал в себя европеизированные верхи России: аристократию, дворянство, чиновничество (чернильное дворянство, по выражению Герцена) и некоторые иные социальные группы. Его отличительные черты – относительная неукоренённость в национальных традициях, в значительной мере искусственный и насильственный характер формирования, ориентация на европейское просвещение и стиль существования.

Сердце изоханное. Авторы рисунка: Кукрыниксы

В целом это была попытка создания европейской культуры на русской почве. Отсюда и определённая поверхностность и неподлинность, искусственность второго главного склада русской жизни.

Но исторический контекст реформаторской деятельности Сперанского не ограничивается только противостоянием двух цивилизаций. В это самое время (конец XVIII – начало XIX веков) начинается и набирает силу русское просвещение (6).

Конечно, и этим исторический контекст эпохи не исчерпывается. Однако, думается, остальное хорошо известно и многократно описано другими исследователями. Что же касается раскола России на две субкультуры и проблемы русского просвещения, то это не только две, на мой взгляд, определяющие характеристики послепетровской отечественной истории, но и явления, во многом обусловившие мысль и деятельность Сперанского.

Михаил Михайлович Сперанский родился 1 января 1772 года в семье бедного приходского священника, не имевшего даже родового прозвища. В 1790 году он окончил Владимирскую семинарию, где, кстати, благодаря необыкновенным способностям и получил фамилию Сперанский (от лат. SPERARE – надеяться). Для продолжения образования как лучший ученик он был отправлен в Петербург в главную Александро-Невскую семинарию, выполнявшую тогда функции духовной академии.

По окончании её он преподавал математику, физику и красноречие; а через три года был переведён на кафедру философии и назначен префектом этого учебного заведения (то было знаком большого отличия, поскольку префектами всегда ставились только духовные лица). Имеются сведения, что иерархи мечтали увидеть в нём великого пастыря Русской Церкви (7).

В январе 1797 года Сперанский круто меняет свою судьбу, оставляет семинарию, отвергает предложения принять монашество и вступает в статскую службу. Его зачисляют в канцелярию генерал-прокурора Правительствующего Сената (8) с чином титулярного советника (IX класс по Табели о рангах). В конце 1799 года Сперанский – потомственный дворянин, землевладелец, уже статский советник (V класс) – награждён орденом. Стремительная карьера! И удивительно то, что удалась она в обстоятельствах весьма и весьма неблагоприятных – и эпоха была неустойчивой, и сам император не благоволил молодому чиновнику. В чём же причина поразительных успехов недавнего профессора семинарии?

«Сперанский, – говорит В. О. Ключевский, – принёс в русскую неопрятную канцелярию XVIII века необыкновенно выправленный ум, способный бесконечно работать (48 часов в сутки) и отличное умение говорить и писать. По всему этому, разумеется, он был настоящей находкой для канцелярского мира. Этим подготовилась его необыкновенно быстрая служебная карьера. Уже при Павле он получил известность в петербургском чиновном мире» (9).

12 марта 1801 года на престол вступил Александр I. Через неделю Сперанский становится одним из статс-секретарей государя – совершён новый прыжок по служебной лестнице. Вскоре он получает чин действительного статского советника (IV класс) и назначается начальником экспедиции по части гражданской и духовной в Непременном совете. Он правая рука П. Д. Трощинского, в первые месяцы нового царствования бывшего ближайшим сотрудником императора.

Трощинский поручает ему составление всех манифестов, указов и тому подобного, которыми так озобиловало дней Александровых прекрасное начало. В эти месяцы Сперанский, пока, правда, как исполнитель и редактор, проходит школу практического либерализма. Он деятельно участвует в освобождении России от мрачных ужасов зимы, от наследия романтического нашего императора, а также в ликвидации некоторых наиболее одиозных институтов и процедур, сохранившихся ещё со времён августейшей бабки.

Вот краткий перечень государственных дел, к которым приложил руку Сперанский: восстановлено действие Жалованной грамоты и Городового положения; уничтожены стеснения и ограничения в пропуске едущих в Россию и отъезжающих из неё; уничтожена Тайная экспедиция; строго запрещена пытка; учреждена комиссия для пересмотра прежних уголовных дел; священнослужители освобождены от телесного наказания; уничтожены виселицы, которые были поставлены в городах при Павле; подсудимым возвращены права и средства представлять все нужные к их оправданию доказательства; издан ряд постановлений по облегчению условий внутренней и внешней торговли; отменено запрещение ввозить из-за границы книги и ноты; вновь разрешена работа частных типографий, закрытых при Павле; запрещено президенту Академии наук принимать для напечатания в ведомостях объявления о продаже людей без земли; образована комиссия составления законов и так далее. Сперанский также пишет указ от 8 сентября 1802 года об учреждении министерств, кардинально изменивший систему центрального государственного управления, и редактирует проект грамоты Александра I русскому народу. Последнюю император хотел обнародовать в день своего коронования. Она, по словам С. М. Середонна, должна была стать magna charta России (10).

Сперанский в «мозговом тресте» Александра I

Вообще начало царствования Александра достаточно хорошо известно, как в целом известен и непростой характер самого императора. При всех оговорках Александр I всерьёз хотел провести глубокие реформы социально-политической системы России. Причём многое из того, что происходило в Отечестве, он видел в реальном, подлинном свете. Ещё будучи великим князем, в последние екатерининские годы Александр Павлович писал В. П. Кочубею: «Наши дела в неимоверном беспорядке; грабёж со всех сторон (11); порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя стремится только к расширению своих пределов». Вспомним, что эти слова принадлежат человеку, которому нет и двадцати.

Однако диагноз поставлен точно. Тот же Кочубей через много лет в записке, поданной Николаю I, так характеризовал настроение и мысли, которыми был проникнут Александр и его ближайшее окружение в самом начале восьмисотых годов: «Он понял, что для России, сделавшей в течение столетия огромные успехи в цивилизации и занявшей место в ряду европейских держав, существенно необходимо согласовать её учреждения с таким положением дел.

Он сознавал, что учреждения, которые были хороши лет 100–150 тому назад, не могут годиться для государства, которое, всё более и более развиваясь, испытывает потребности, неведомые в прежние времена, и вообще требует перемены в управлении и суде... Этими истинами, несомненными для людей вполне беспристрастных... был всецело проникнут и государь» (12).

В июне 1801 г. начинает действовать Негласный комитет – «мозговой трест» Александра I, объединивший наиболее выдающихся его личных друзей (В. П. Кочубей, Н. И. Новосильцев, П. А. Строганов и А. Чарторыйский). Комитет, как известно, стал центром обсуждения и подготовки различных проектов реформ. Кроме того, он оказывал существенное влияние на весь ход государственных дел. Сперанский стал одним из ведущих консультантов этого комитета.

К нему нередко обращались за справкой или за советом. Причём уже тогда мысль Сперанского оказывалась гораздо более радикальной, чем проекты либеральных друзей императора (13). Это, к примеру, проявилось при подготовке проекта манифеста о правах Сената (август 1801 года). «В проекте манифеста, – говорит А. В. Предтеченский, – любопытно его заключение, написанное Сперанским».

В нём выражалась уверенность, что Сенат, утверждённый на неподвижных основаниях закона, приобретёт авторитет в глазах населения преследованием злых, покровительством добрых и своею непреклонностью силе притесняющей. «Он воцарит с нами истину, – такими словами заканчивался манифест, – и непреложным её исполнением заставит любить закон, почитать его выше всего на земле и бояться единой его власти». Более отчётливой формулировки мысли о подчинённости самодержавной власти закону нельзя было ожидать в высочайшем манифесте.

Смелость Сперанского вызвала, вероятно, немалое смятение среди лиц, окружавших молодого царя. Трудно себе представить возможность прокламирования этой мысли в столь определённой форме в документе, исходящем от монарха. Когда через год появился манифест 8 сентября 1802 года, возвещавший права и обязанности Сената, в нём не осталось и следа не только от формы, в которую была облечена мысль Сперанского, но даже от неё самой (14).

Но как бы там ни было, карьера Сперанского продолжается и по-прежнему идёт вверх. 8 сентября 1802 года последовало назначение Сперанского производителем дел при министерстве внутренних дел. Министром стал граф В. П. Кочубей. 23 января Сперанский был назначен директором единственного тогда департамента. Фактически он был вторым человеком в самом влиятельном министерстве. И здесь, на этом новом месте, деятельность Сперанского была грандиозной по объёму. Им подготовлены и написаны проекты всех (!) многочисленных постановлений министерства за период 1802–1807 годов. Он также составлял годовые отчёты министра императору.

М. А. Корф подчёркивает: «Отчёты министра Государю – /.../ плод пера Сперанского – стали впервые печататься в общее сведение и, восхитив в то время всех чем-то новым и небывалым в нашей администрации, ещё и теперь, спустя более полустолетия, могут, по методу их составления, назваться образцовыми» (15). Нет сомнения, что во многом благодаря Сперанскому министерство внутренних дел далеко опередило другие и стало на первую ступень во вновь образованной машине государственной администрации (16) .

По мнению другого биографа Сперанского, за указанное пятилетие (1802–1807) Министерство внутренних дел совершило очень многое благое и не мало и такого, что имеет и историческое значение (17). Разумеется, к тому, что имеет и историческое значение, следует отнести в первую очередь указ о свободных хлебопашцах, положение о евреях, разрешение вольного соляного промысла, преобразование медицинского дела, одесское porte franco и реформу почтовой службы.

В эти же годы Сперанский пишет ряд работ, которые сразу делают его одним из первых политических мыслителей России начала XIX века. Важнейшие среди них: «Отрывок о Комиссии Уложения» (1802), «О коренных законах государства» (1802), «Размышления о государственном устройстве Империи» (1802), «Примечание о Сенате» (1802), «О постепенности усовершения общественного» (1802), «О силе общего мнения» (1802), «Ещё нечто о свободе и рабстве» (1802), «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России» (1803), «О духе правительства» (1804), «Об образе правления» (1804), «Предварительные рассуждения о просвещении в России вообще» (точная дата не установлена, но, несомненно, относится к первым годам царствования Александра I).

Начальство-духознатцы, вам сразу б догадаться, что не парфюмом нежным из хаты шибанёт.

Авторы рисунка: Кукрыниксы

Стать выше своей эпохи

Надо сказать, что эти произведения удивительным образом передают дух эпохи александровского либерализма – эпохи бесконечных подступов к радикальным преобразованиям и скромных, но прогрессивных реформ и нововведений. Эпохи, когда, казалось, все занимались составлением проектов, когда Петербург и Москва полнились ожиданием чего-то совершенно небывалого. Эпохи горячечной (но не по-павловски, не обречённой в своём романтизме и самодурстве, как бы предчувствующей близкий конец), а, напротив, самоуверенной, убеждённой в необходимости и близости перемен.

Эпохи интенсивного заимствования идей, расцвета европеизма на русской почве и одновременно формирования национального самосознания. Эпохи, когда ещё был жив век Екатерины, но уже нарождалась николаевская Россия и престарелые дельцы позапрошлого царствования сотрудничали с юными (пока) бюрократами завтрашнего, когда Чацкий, Фамусов, Скалозуб и Молчалин уже говорили на разных языках, но ещё понимали друг друга – они ещё не выучили роли, которые уже готовила им история.

Так вот, вся эта эпоха, бывшая своеобразным, неповторимым сочетанием разнородных и разнонаправленных идей с не менее противоречивой практикой, бывшая соединением несоединимого, вся она, лживая, фальшивая, много наобещавшая, но мало сделавшая, и вместе с тем подготовившая расцвет русской культуры и в общем предопределившая русский XIX век, есть один из основных источников творческого вдохновения Сперанского.

Однако в написанных им произведениях Сперанский выше своего времени. И как раз именно к нему неприложимо утверждение Державина, что тогда все окружающие Государя были набиты французским и польским конституционным духом. Да, он прошёл школу европейской политической и не только политической мысли, но робким учеником и подражателем не был. Он прокладывал свою дорогу – в итоге она окажется одной из наиболее перспективных дорог русской социально-политической и правовой мысли.

Работы Сперанского первого пятилетия александровского царствования, безусловно, намного перекрывают большинство из того, что тогда писалось в России по политическим проблемам. Они выгодно отличаются и глубиной понимания исторической судьбы России, и железной логикой мысли, и своим блестящим стилем, и солидной подготовкой автора, и широтой кругозора. От многого, высказанного в них, Сперанский позднее откажется, что-то пересмотрит, модифицирует. Но главное – поставить русскую политическую жизнь на твёрдую почву законности, ограничить самовластие и деспотизм, придать силу общественному мнению и тому подобное – всё это останется в его идейном багаже навсегда.

Продолжение в следующем номере

Юрий Пивоваров

Всюду царит произвол, смягчаемый, однако, всеобщим разгильдяйством.

М. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

***

1 – Е. Erlich. Die Tatsachen des Gewolinlleitsrechts. 1907, S 41

2 – Ордин-Нащокин Афанасий Лаврентьевич – государственный деятель и дипломат эпохи Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича

3 – Ключевский, В. О. Сочинения в 8-ми тт. – М., 1959, т. 5., с. 2018

4 – Ключевский, В. О. Неопубликованные произведения. – М., 1988, с. 363

5 – Панченко, А. М. Эстетические аспекты христианизации Руси. «Русская литература». Л., 1988, N9 1, с. 50

6 – См. об этом мою статью «Карамзин и начало русского Просвещения». «Социум», 1993, N9

7 – А. Н. Фатеев, М. М. Сперанский. Биографический очерк. – Харьков, 1910, с. 7

8 – Эта должность в те времена являлась важнейшей в государственном аппарате империи

9 – Ключевский, В. О. Сочинения в 8-ми тт. – М., 1959. Т. 7, с. 216

10 – С. М. Середонин. Граф М. М. Сперанский. Очерк государственной деятельности. – СПб., 1909, с. 2

11 – Об этом времени несколько десятилетий спустя А. С. Пушкин скажет: «От канцлера до последнего протоколиста всё крало и всё было продажно». Но могло ли быть иначе, когда сама Фелица, она же «небесна благость во плоти» (Державин), утверждала следующее: «Если он командовал полком, а теперь, на старости, нуждается, то, стало быть, он был плохим полковником».

12 М. А. Корф, М. А. Александр I и его приближённые до эпохи Сперанского. «Русская старина». – СПб., 1903, № 1, с. 30-31

13 – Того же мнения придерживается и А. В.Предтеченский: «Сперанский был неизмеримо более дальнозорок, чем «молодые друзья» (императора. – Ю.П.). Он видел и завтрашний день России, слышал поступь истории явственнее, чем кто-либо из лиц, окружавших Александра, и... был радикальнее их». – Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в М., 1957, с. 205

14 – Предтеченский, А. В. Указ, соч., с 118-119

15 – Корф, М. А. Жизнь графа Сперанского. – СПб., 1861. Т. 1, с. 99

16 – Там же, с. 99

17 – С. Н. Южаков, М. М. Сперанский: Его жизнь и общественная деятельность. – СПб., 1905, с. 23

• Журнал «Социум»
• 1994 год
• №1(32)

Ещё в главе «Просвещение - право - власть»:

Как обществу не впасть в неправду и уродство

Гений блага (Сперанский: первый теоретик государства в России)

Нападение на защиту (Адвокатура выжила, но сумеет ли она вернуть былые традиции?)