Дети в расколовшемся мире. Исповедальные сетования
«Великий немецкий поэт сказал: "Если мир расколется – трещина прежде всего пройдёт по душе поэта". А я думаю: прежде всего пройдёт она по судьбам детей». Так устами героя одной из своих повестей Виктор Астафьев перефразировал Генриха Гейне. Правы, по-видимому, оба.
...И вот мир «раскололся». Не будем вдаваться в дискуссию – хорошо это или плохо. Пойдём от факта. Исторические перемены, происходящие в России, ранят души многих подростков.
Взгляд на эту «трещину» с точки зрения педагога с опытом – в статье Елены Романичевой.
Чтобы хоть кто-нибудь услышал...
«Счастье – это когда тебя понимают», – эта фраза из любимого многими кинофильма «Доживём до понедельника» стала крылатой. Когда-то этот удивительный фильм был открытием и не только кинематографическим. Да и сейчас, увидев знакомое название в программе ТВ на неделю, мы с нетерпением ждём новой встречи. Но, в очередной раз усаживаясь перед экраном, мы, наверное, до сих пор мало представляем, сколь серьёзны и до сих пор актуальны проблемы, над которыми мучаются герои фильма.
Давайте вспомним одну из сюжетных линий. В качестве контрольного сочинения ученикам-старшеклассникам предложено несколько тем. Первая – о драме Островского «Гроза», вторая – о Базарове и, кажется, Рахметове, а третья – о счастье. И практически весь класс с редким единодушием берётся за последнюю. Пишут о самом сокровенном, пишут, зная, что сочинение прочтёт далеко не самая любимая учительница, которая не простит такого душевного стриптиза, и... всё равно пишут.
А теперь задумаемся, возможно ли такое сегодня. И да, и нет. Да – потому, что нынешние старшеклассники, выросшие в новых социальных условиях, фактически при новом строе, далеко не такие наивные, как их кинематографические предшественники, и, лишённые многочисленных иллюзий, тем не менее вновь и вновь берутся за эту тему. Нет – потому, что число решившихся написать такую работу значительно сократилось.
Не возьмутся за неё те, кто в современном мире чувствует себя вольготно, кто уже нашёл себя и своё место в жизни. Они взирают на всё несколько иронично, потому что деньги (и неплохие!) они уже зарабатывать умеют. Они крепко стоят на ногах и скептически смотрят на тех своих сверстников, которые почему-то мучаются какими-то «вечными» вопросами.
Таких преуспевающих подростков сейчас довольно много, может быть – большинство, хотя едва ли это лучшая часть поколения. Они подавляют тех, других, но другие всё равно есть, и они всё равно пишут о счастье, пишут, чтобы хоть кто-нибудь прочитал. А многие не просто пишут, а ещё приходят поговорить. Иногда сами, а чаще делают всё возможное, чтобы позвали, заинтересовались, чтобы задали такой простой человеческий вопрос: что с тобой? За десять лет работы в школе убедилась: всё большему и большему количеству думающих подростков не дают ответы на волнующие их вопросы ни книги, ни сверстники, ни даже родители. Они кидаются к тебе и хватаются как за последнюю надежду: может быть, вы выслушаете, может быть, вы поймёте?
После таких откровенных разговоров, к сожалению, на сердце остаётся горький осадок: слушать-то выслушаю, а вот помочь ничем не смогу – это выше учительских сил. И не только потому, что не хватает времени. Его-то как раз на такое обычно хватает. Всё дело в том, что это не просто разговор, а отчаянная попытка найти у взрослого человека ответ на вопрос: что делать дальше? Как жить?
Ответить на него подчас просто невозможно, потому что вмешиваться в чужую жизнь, тем более в жизнь ребёнка, – исключительное право его родителей и... никого больше. А ты всё-таки чужой человек, даже если самый дорогой и любимый учитель. Ты не имеешь права давать советы, потому что ребёнок ждёт от тебя не только слова́, но и действия, совершить которое ты также не имеешь права, ибо из всей многогранной жизни подростка знаешь только эту ситуацию и можешь своим поступком нарушить заповедь «Не навреди!»
Каждый такой разговор причиняет боль и иного рода: этот ученик пришёл, а его сосед по парте? Сам не пришёл, «его не услышал никто», а у тебя не хватило времени, сил и желания услышать, а в результате твой ученик, человек, которому, может быть, нужна помощь, остался со своими проблемами наедине. Каждый раз утешаю себя мыслью: на всех тебя всё равно не хватит, у них есть родители, они помогут. И здесь «срабатывает»: стоп!
А почему со своими проблемами ребята пришли к тебе, в общем-то чужому человеку, почему самым сокровенным поделились именно с тобой? Почему не с родителями, ведь они ближе?! Почему открыть и излить свою душу подросток готов любому взрослому за исключением собственных родителей? Не доверяет? Боится? Считает, что не поймут? И тут с новой остротой встаёт всё тот же коварный вопрос: а имеет ли право учитель или любой другой взрослый на его месте брать на себя решение вопросов, которые по сути адресованы папе и маме? Решить он их всё равно не может, да и подросток, откровенно говоря, тоже это понимает и тем не менее идёт и рассказывает о себе всё самое-самое. Потому что рассказать больше некому.
Литература или практическая этика?
Однажды, обсуждая этот феномен в учительской среде, неожиданно для себя обнаружила совершенно потрясающий факт: практически каждый учитель в своей жизни сталкивается с таким, на первый взгляд совершенно необъяснимым, откровением. Например, доктор педагогических наук И. С. Збарский, стоявший у истоков знаменитой второй московской школы и работавший там вплоть до её «разгрома», вспоминает, что, давая буквально на первых уроках своим новым ученикам сочинение «Мои уроки литературы», в ответ получал потрясающие по силе откровения работы и отнюдь не о литературе.
Об этом же писали в своё время известная журналистка Ирина Овчинникова, в прошлом тоже преподаватель литературы, и ныне покойная питерская учительница Наталья Долинина. А ведь принимать исповеди – тоже профессия. И овладеть ею дано далеко не каждому. Чем может закончиться такая исповедь для ребёнка – увы, ни для кого не секрет; вот отрывки из неё появились в газетной статье на педагогическую тему, вот сюжет использовал драматург или сценарист, вот об этом совершенно неожиданно заговорили за дружеским столом, где оказались – тоже совершенно неожиданно – заинтересованные лица.
Страдает и та, и другая сторона. Ребёнок – оттого, что его предали; и, уж поверьте, больше он не решится говорить с кем бы то ни было на больную тему. Взрослый – оттого, что привыкает преступать границы дозволенного. А ведь взрослые шли на это из лучших побуждений. Неслучайно говорится: благими намерениями...
Конечно, на это можно возразить, что время «откровений» уже в прошлом, что всё разительно переменилось: дети другие, учителя тоже... Да, это так, но проблемы, к сожалению, остались. Быть может, как ни для кого другого, это очевидно для учителя литературы. Читаю статью известного московского учителя Льва Айзермана о тех уроках, которые он проводит со своими учениками, и диву даюсь: о литературе ли разговор?! Не подменяют ли его ученики в своих сочинениях (а отрывки из ребячьих работ автор приводит очень часто) размышления о героях размышлениями о себе самих?
А может быть, прав был Евгений Ильин, известный учитель литературы из Санкт-Петербурга, когда называл свои уроки литературы «уроками открытой этики» и прямо на классной доске обозначал такую, например, тему: «Как протянуть руку своей матери? (По пьесе А. П. Чехова "Вишнёвый сад")».
Отстаивая свои педагогические принципы, он утверждал, что подросток жаждет, чтобы его научили «делать жизнь с кого», и одновременно не признаёт морализаторства, поэтому и художественное произведение, и уроки по его изучению – прямо-таки идеальный способ учить жизни. Но что делать, если учитель не использует методику Ильина («Литература как учебник жизни») и предпочитает заниматься собственно литературой, а не «открытой этикой»? Или разговор о литературе на уроке литературы не уместен?
Если не только учитель, но и любой среднестатистический взрослый согласится с тем, что «Война и мир» – величайшее художественное произведение, созданное гением, а не «руководство для желающих жениться», и поэтому некорректно рассуждать о том, «как ждать ребёнка», апеллируя при этом к тексту романа. (Заметим, что подобные темы уроков – не плод воспалённого воображения и даже не пародия, а лишь напоминание о том, как такой подход к изучению литературы пропагандировался на всю страну по первой программе телевидения лет восемь-десять тому назад.)
Но что же делать, когда нет палочки-выручалочки в виде урока литературы?! Отмахнуться от проблем своих учеников? Уклониться от обсуждения или сделать вид, что вообще не замечаешь их озабоченности? Пусть подросток сам решает, в чём смысл жизни и как быть счастливым? Не секрет, что для многих сегодняшних школьников эти вопросы уже решены. Счастье – это много денег, лучше в долларовых бумажках. Быть счастливым – быть их обладателем. И рассуждать тут нечего. Так думают дети, так думают многие родители, так думает значительная часть общества. Может быть, именно поэтому и традиционные конфликты «отцов» и «детей» приобретают подчас уродливые и примитивные формы. Может быть, поэтому многие подростки из так называемых неблагополучных семей уже давно живут совершенно самостоятельной жизнью, что вполне удовлетворяет все «заинтересованные» стороны.
Отцы и дети: страх перед будущим
Странно, а порой и страшно другое: всё чаще и чаще такую потребность в исповеди перед чужим человеком испытывают дети из очень благополучных (как правило, не в материальном отношении) семей, где родители любят своих детей, а те платят им взаимностью, где не ушли в прошлое воскресные обеды и семейные чаепития по вечерам, а совместный отдых – это просто норма жизни. Почему же, живя в таком уютном Доме, дети не хотят делиться своей болью? Почему готовы идти с ней к старшему другу, учителю, чужому взрослому? Причин тому, думается, несколько.
Как правило, такое происходит в семьях «средней» интеллигенции, тех самых студентов 60-х, которые выучились, живя на нищенскую стипендию, потом получали пресловутые 130 р. инженера или научного сотрудника, носили 10 лет один костюм, пели под гитару песни Юрия Визбора и Булата Окуджавы, ходили в походы, стали очень хорошими людьми и классными специалистами. Именно такие сейчас не у дел.
На зарплату инженера нельзя прокормить семью, да и когда она последний раз была, эта самая зарплата? Им приходится перебиваться случайными заработками да редкими подачками от государства, потому что в пятьдесят неожиданно выяснилось, что они никому не нужны, потому что не сумели приспособиться к этой жизни. Их дети, кажется, вопреки здравому смыслу не идут мыть машины или торговать газетами, а настойчиво грызут гранит науки, штурмуют некоммерческие отделения вузов, при этом выбирая те, которые понадёжнее: МГУ, МФТИ, МПГУ, МИФИ, ибо свято верят в престиж не денег, а образования, не «прикида», а интеллекта.
Только вот со своими проблемами к родителям идут не очень. Ведь трудно смотреть в глаза отца, если в них тоска и боль, и докучать маме, которая придумывает очередное блюдо из картошки и гадает, чем заткнуть дыру в семейном бюджете. Родители при этом испытывают комплекс вины перед своими детьми: недодали что-то, не смогли обеспечить... И не надо думать, что дети этого не видят. Не осознают – может быть, не называют «комплексом» – безусловно, но даже если и не понимают состояния своих родителей, то – чувствуют его.
В этих семьях живёт постоянный страх перед будущим. Поэтому не только дети не могут говорить со своими родителями, но и родители с детьми. Им впору самим переложить на чьи-либо плечи свои проблемы. Что сказать подросшему сыну или взрослеющей дочери? Не повторяй моих ошибок. Иди не в инженеры, а в менеджеры, учись делать, а не зарабатывать деньги, чтобы к старости не остаться у разбитого корыта.
Надо добавить, что в этих семьях самая незначительная неурядица в жизни ребёнка воспринимается как трагедия, катастрофа. А дети хотят быть счастливыми. Они хотят, чтобы им помогали справляться с трудностями, а не усугубляли их. Хотя в этой ситуации они взрослеют гораздо раньше, всё-таки остаются детьми: им нужно внимание и понимание, освобождение от постоянного гнёта бытовых мелочей и материальных проблем, им нужно общение не только со сверстниками, но и со взрослыми, которые, с одной стороны, живут их проблемами, а с другой – способны взглянуть на них несколько отстранённо.
.jpg)
Вы такие нестерпимо разные,
И такие, в сущности, примерные...
Автор фото: Д. Коробейников
Хватит ли тебя на всех?
Может быть, именно поэтому среди думающей и ищущей молодёжи многие обратились к православной церкви или, к сожалению, не к ней, а к некоторым весьма сомнительного свойства конфессиям. В церкви они удовлетворяют не только свои потребности в духовном общении, но – и это едва ли не главное – в исповеди. Это путь многих, но, разумеется, не всех. К тому же такое решение обычно запаздывает, ведь, как правило, к вере человек из нерелигиозной семьи приходит, когда ему уже за 20.
Если бы мы жили в обществе, построенном по образу и подобию американского, к которому мы так вожделенно стремимся, то тогда со своими проблемами подростки шли бы к психоаналитику, как поступают и взрослые члены этого общества. У нас же дети пока идут к учителю, к тому самому беспощадно высмеиваемому и постоянно унижаемому «советскому» учителю, который и не благодаря, и не вопреки, а вне всякой зависимости остаётся верен своей профессии, своим ученикам. Он берёт на свои плечи непосильный груз личной ответственности за судьбу человека, который в общем-то случайно оказался его учеником. И этот груз не всегда ему по плечу, и не всегда, а точнее – никогда он не способен взвалить на свои плечи беды всех своих учеников.
В последнее время особенно остро стоит проблема трагического непонимания старших младшими. Ведь родители были воспитаны на тех ценностях, от которых сейчас остались «рожки да ножки»: их отменили почти в одночасье, забыв подумать о том, что будет с теми людьми, которые на них выросли. Я не грущу о пресловутых коммунистических лозунгах, отнюдь нет. Но не одно поколение россиян выросло в твёрдом убеждении, что во всём можно положиться на государство: оно призвано заботиться о своих гражданах и никогда не позволит им оказаться на улице. Отменив социалистическое государство, мы пошатнули основы жизни многих людей.
Человек же, лишённый поддержки, веры во что-либо, сам опорой для других быть не может. Убегая без оглядки из социалистического «рая», мы все, «что надо и не надо, позабыли». Позабыли, что растить и воспитывать детей может лишь человек, твёрдо стоящий на ногах, убеждённый в незыблемости мироустройства, а вырастить счастливого ребёнка может только счастливый взрослый, без боязни смотрящий в будущее.
.jpg)
Осенняя, простудная,
Печальная пора,
Гитара семиструнная,
Ни пуха, ни пера!
А. Галич
Вот и получается, что дети подчас взрослей собственных родителей, они более приспособлены к постсоветской жизни, ибо уже с ранних лет вынуждены преодолевать в себе «собесовскую» психологию и учатся полагаться в жизни только на самих себя, на кого угодно ещё, но только не на общество, не на государство, так как воспитаны в твёрдом убеждении: государство обязательно обманет. И в таком убеждении их воспитывают их же собственные родители, на своём опыте это испытавшие. Но дети есть дети, и поэтому опять со своими проблемами идут к взрослым, как правило, к учителю, ведь он постоянно соприкасается с ними и зачастую может посмотреть на мир их глазами, а значит – понять.
Получается «страшный» парадокс: любимые, домашние дети бегут из дома (не в прямом – в переносном смысле). А ведь Дом – это опора, это тыл, который так необходим каждому из нас. А если он есть и одновременно его нет? Если в Доме, некогда уютном и любимом, стало холодно и страшно? И совсем не обязательно идти на улицу, на чердак или в подвал, можно просто привыкнуть жить дома без Дома. Это значит потом, в недалёком будущем, не суметь создать его для своих детей.
Хочется спросить вас всех. Не затеняют ли нам глобальные проблемы в масштабе страны: скажем, приватизация, борьба ветвей власти, вывод войск из Германии, скандал с АО «МММ», «умиротворение» в Чечне – проблему, на первый взгляд, более мелкую: воспитание счастливых людей? А счастье, как помним, возможно только, когда тебя понимают.
Обновляющемуся обществу, перестраивающемуся государству не мешало бы понять: ему нужны счастливые граждане. И нет сейчас заботы важнее. И это не только проблема их питания и одежды, жилья и образования.
А в первую очередь – создание комфортной психологической атмосферы, которую ребёнку не может дать ни один, даже самый великий педагог, ни одна, даже самая лучшая школа, только – родители. Если подростку неуютно Дома и он со своими проблемами уходит оттуда, ему плохо и на земле, где он живёт, ему плохо в своём Отечестве. Так кто же из него вырастет? Уже вырастает? Вырос?
И хотя каждый из нас вроде знает о себе: «нет никакой моей вины», но всё-таки, всё-таки...
Ещё в главе «Семья - дом - отечество»:
Вечные собеседники. Над Россией смутная погода...
Учительство России на рубеже веков (материальное и правовое положение)
Ещё одна из жизни российского учительства. Сегодняшняя
Дети в расколовшемся мире. Исповедальные сетования
И вечный кайф, учёба только снится. Черномырдин подписал школьникам вольную