Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум». №50. 1995 год

Даниил Андреев «Наше лучшее из сокровищ»

Офорт с оригинала А. Олеария. 1696 год
Офорт с оригинала А. Олеария. 1696 год

О МОСКВЕ

Перед близким утром кровавым
В тишине свечу мою теплю
Не о мзде неправым и правым,
Не о сёлах в прахе и пепле;

Не о ней, – о восьмивековой,
Полнострастной, бурной, крамольной,
Многошумной, многовенцовой,
Многогрешной, рабской и вольной!

Ведь любовью полно, как чаша,
Сердце русское ввысь воздето
Перед каменной матерью нашей,
Водоёмом мрака и света.

О, достойней есть, величавей
Города пред Твоими очами,
Жемчуга на Твоей державе,
Цепь лампад во вселенском храме.

Но в лукавой, буйной столице,
Под крылом химер и чудовищ,
До сих пор нетленно таится
Наше лучшее из сокровищ.

Поколений былых раздумья,
Просветлённых искусств созданья,
Наших вер святое безумье,
Наших гениев упованья;

Смолкший звук песнопений, петых
В полумраке древних святилищ,
Правда мудрых письмён, согретых
Лаской тихою книгохранилищ...

Не кропи их водою мёртвой;
Не вмени нам лжи и подмены!
Опусти святой омофор Твой –
Кровлю мира на эти стены!

1952

РУХ

Симфония о великом Смутном времени (отрывок)

И вновь на родовых холодных пепелищах
Отстаивает жизнь исконные права:
Сквозь голый шум дерев и причитанья
нищих –
Удары топоров и лай собак у рва.

Так Апокалипсис великой смуты духа
Дочитывает Русь, как свой начальный миф,
Небесный благовест прияв сквозь звоны
руха
И адским пламенем свой образ опалив.

Меж четырёх морей – урманов хмурых
марево,
Мир шепчущих трущоб да волчьих
пустырей...

Дымится кровью жертв притихший
Кремль – алтарь его,
Алтарь его богов меж четырёх морей.

И, превзойдя венцом все башни
монастырские,
Недвижен до небес весь белый исполин...
О, избранной страны просторы
богатырские!
О, высота высот! О, глубина глубин!

1952

***

Вижу, как строится. Слышу, как рушится
Всё холодней на земной стезе...
Кто же нам даст железное мужество,
Чтобы взглянуть в глаза грозе?

Сегодня с трибуны слово простое
В громе оваций вождь говорил.
Завтра – обломки дамб и устоев
Жадно затянет медленный ил.

Шумные дети учатся в школах.
Завтра не будет этих детей.
Завтра – дожди на равнинах голых,
Месиво из чугуна и костей.

Скрытое выворотится наружу.
После замолкнет и дробь свинца.
И тихое зеркало в красных лужах
Не отразит ничьего лица.

1937

Москва златоглавая. Старинная литография

ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ

Во имя зодчих – Бармы и Постника

На заре защебетали ли
По лужайкам росным птицы?
Засмеявшись ли, причалили
К солнцу алых туч стада?..
Есть улыбка в этом зодчестве,
В этой пёстрой небылице,
В этом каменном пророчестве
О прозрачно-детском «да».

То ль – игра в цветущей заводи?
То ль – весёлая икона?..
От канонов жёстких Запада
Созерцанье отреши:
Этому цветку – отечество
Только в кущах небосклона,
Ибо он – само младенчество
Богоизбранной души.

Испещрённый, разукрашенный,
Каждый столп – как вайи древа;
И превыше пиков башенных
Рдеют, плавают, цветут
Девять кринов, девять маковок,
Будто девять нот напева,
Будто город чудных раковин,
Великановых причуд.

И, как отблеск вечно юного,
Золотого утра мира,
Видишь крылья Гамаюновы,
Чуешь трель свирели, – чью?
Слышишь пенье Алконостово
И смеющиеся клиры
В рощах праведного острова,
У Отца светил, в раю.

А внутри, где радость начисто
Блекнет в сумраке притворов,
Где от медленных акафистов
И псалмов не отойти –
Вся печаль, вся горечь ладана,
Покаяний, схим, затворов,
Словно зодчими угадана
Тьма народного пути.

Будто, чуя слухом гения
Дальний гул веков грядущих,
Гром великого падения
И попранье всех святынь,
Дух постиг, что возвращение
В эти ангельские кущи –
Лишь в пустынях искупления,
В катакомбах мук. Аминь.

1950

Иоанн V и Пётр I. Гравюра Ф. Иоллана. 1685 год

***

Наитье зоркое привыкло
Вникать в грозящий рухнуть час,
В размах чудовищного цикла,
Как вихрь летящего на нас.

Даль века вижу невозбранно,
А с уст – в беспамятстве, в бреду –
Готова вырваться осанна
Паденью, горю и суду.

Да, окоём родного края
Воспламенится, дрогнув, весь;
Но вижу, верю, слышу, знаю:
Пульс мира ныне бьётся здесь.

По-новому постигло сердце
Старинный знак наш – Третий Рим,
Мечту народа-страстотерпца,
Орлом парящую над ним.

1950

Москва. Кремль. Собор Спаса за золотой решёткой (XVII век) – домовая церковь династии Романовых. Литография П. Бориспольца. 1836 год

Из поэмы ГИБЕЛЬ ГРОЗНОГО

Пусть мыслитель из столетий будущих,
Обернувшись, глянет на Москву –
Третий Рим в парче, в охабнях, в рубищах,
С дымной мглой видений наяву,
И наукой, незнакомой нам,
Мир былой разъемлет на слои,
Прочертив по древним временам
Магистрали новые свои.

***

Не размыла плещущая Азия,
Не затмила гордая латынь
Блеск, державность и благообразие
Этих душных, варварских святынь.
Чтоб, меж изб, сияли с высоты
Куполов златые пламена,
Как блестят нательные кресты
Сквозь прорехи нищего рядна.

***

Кремль притих. Чуть плещется вполголоса
Говор шней, юродов да старух,
Ропот смутный босоты да голости, –
По Руси шатающийся дух.
Всё о том, что будто бы Москва
Брошена ветрам на произвол,
Обескровлена, полужива
От боярских козней да крамол.

1951

Кто был Даниил Андреев как поэт? Мощь и грандиозность по-маяковски, но если только к Маяковскому добавить интеллект, совесть и русскость... Державинская державность – но если разбавить её состраданием к ближним. Высокий романтизм Гумилёва, точнее гумилёвское победительное византийство, – но уточнённое временем (в одних стихах) или уставшее от времени, или преданное временем (в других). Но если бы в Данииле Андрееве не было своего, он бы оставался мощнейшим интеллектуалом-версификатором, не более.

Что было в Андрееве такого, что дало всё-таки его стихам самобытную образность? «Своё» и «такое» – была оглушительная его московскость. Москва в тенях и мотивах, в перепадах времён, рек и горок, в замоскворечьей старине, Москва церковная, иконная, которую никак не могла сокрушить стальная и красная Москва. Москва как Третий Рим, Москва как продолжение и преодоление Третьего Рима. Всё это – тогда, в 1930–1950 годы, и в основном из Владимирской тюрьмы.

Марина Тимонина

Ещё в главе «Земля - человек - небо»:

Уважаемый читатель!

Наскребём ли мы «по уголкам» Москвы? Путешествие во времени и в пространстве в поисках души города

О хлебе насущном

Даниил Андреев «Наше лучшее из сокровищ»