Без царя в голове
Был на Руси царь, да теперь не скоро будет. А без царя русская земля не правится. В Европе правится, а в России не правится. Почему? То ли потому, что мы плохие европейцы, то ли потому, что мы право править понимали иначе.
Чем славна Европа? Римским правом, то есть содержанием различия между публичным правом и частным в Дигсстах Юстиниана. Но не проросло римское право в русском сердце. Нет для него у нас онтологических корней. А без этих корней не держится ни гуманизм Возрождения, ни кодекс Наполеона. Что мешает? Соборная личность, то есть единодушие многих. У любящих трансцендентное одна душа, и все они одинаковы в своём соборе.
Но если мы плохие европейцы, то не потому, что мы хорошие азиаты. Мы и в азиаты не вышли. Ведь у них Бог, а у нас Богочеловек. Они растворились в мироздании, а мы откупились от него искуплением Христа.
.jpg)
Автор рисунка: Е. Каждан
Право всего лишь уверяет русского человека в истине. Но он-то знает, что истина на деле – это правда, а не право. Стоять насмерть можно за правду, а не за логическую истину. В России про правду слышали, а кривду видели. И теперь даже дурак знает, что право кривде не помеха. Конечно, без правды жить легко, да умирать тяжело.
Или править. Править – значит исправлять неправое, прямить кривое. Вот рукопись. Её нужно править. Это делает редактор. Вот дорога. Её правит дорожник. А вот страна, которой некому править, и ею правит всякий, кому не лень. Правят криво, без соблюдения должного. А ведь править – это ещё и взыскивать и оправдывать. Право не правит. Править – это ещё и давать направление, вести. В слепом царстве слепых ведёт тот, кто кривее кривых.
Кто же слепой? Кто без царя в голове. Не всяк царя видит, а всяк его знает. Что знает? Ум. Русское сознание сближает царя и ум. Свой ум – царь в голове. Быть без царя то же, что быть без ума. Царству без царя никак нельзя. Без царя оно не царство, а так, Евразия какая- нибудь.
Например, была Россия и было государство в его географической громадности. К громадности Россию привела не шизофреническая дизъюнкция, а имперская конъюнкция. Вся территория империи принадлежала русскому народу, во главе которого стоял царь. Но голову эту срезали, и конъюнкция распалась.
Государство ещё жило, а хозяина в нём уже не было. Вернее, жило тело русского государства. Пока оно жило, у него выросло много новых голов. Правда, среди этого многоголовия не оказалось русской головы. Роль русских в государстве переменилась. Оно стало им чужим.
.jpg)
Со-жители, говорят евразийцы, должны сожительствовать. Но не сожительствуют народы Евразии – России. И не потому, что их что-то разъединяет, а потому, что их ничто не объединяет. Автор рисунка: А. Никольский
Евразиец Н. Трубецкой заметил это, но не огорчился. Пусть будет много голов и одна партия. И в разных головах – однопартийная идея. Он выбрал партию, а не царя. Выбрал и проиграл. Евразийцы промахнулись и вновь Россия стоит перед шизофреническим выбором: одна партия на всех или один царь. Или распад того, что Г. Вернадский называл единым всеевразийским государством.
Это государство создали скифы, но ненадолго. Оно распалось. Это же государство держали гунны и не удержали. Оно упало и рассыпалось на Русь, половцев, печенегов, хазар, авар, камских болгар. Затем пришли монголы и начали всё с самого начала. Начали хорошо, кончили плохо. Их держава делилась долго и выделила Золотую Орду, Персию, Китай. Из Золотой Орды, как из матрёшки, высыпались Русь, Казань, Сибирь, Крым, киргизы и узбеки.
То есть не мы первые строили единое евразийское государство. И не мы последние, хотя Вернадский думал, что мы последние. У всех оно распалось. Распадётся и у нас. Почему? Потому что нет одной головы. Вернее, была одна, как партия, да без царя в голове.
А без царя нас ждут не пути, а одни перепутья. Россия – витязь на перепутье. Она налево пойдёт – себя потеряет, направо пойдёт – государство развалит, прямо добра лишится. Со-жители, говорят евразийцы, должны сожительствовать. Но не сожительствуют народы Евразии – России. И не потому, что их что-то разъединяет, а потому, что их ничто не объединяет. То есть нет силы имперского покоя, успокаивающей беспокойных. Империя нужна не для рая потребляющих, а для покоя успокоившихся.
Объединять может и разделение. Например, труда. Но это объединение происходит за нашей спиной. Если что-то мы и можем рассмотреть, то только хвост феномена, ускользающего в неизвестном. Да и то боковым зрением. Империя – это возможность полного обзора. Но достигается эта возможность не системой рефлексивных зеркал, как в парикмахерской, а знанием целого, чувством принадлежности к тому, у чего нет ни зада, ни переда. Это символическое знание и есть царь. Иначе говоря, объединять можно и вне зависимости от случайности разъединительного синтеза. Возможен имперский способ объединения, который строится в феномене сознания и действует в предположении полной ясности царского обзора.
Россия не избушка на курьих ножках. Она империя по смыслу своему. И русские – имперский народ, то есть народ кругового обзора. Национальное государство – не лучшее изобретение истории. Оно ставит национальное государство в зависимость от неизвестного, от того, что у него за спиной. Что неизвестно? Предел деления. То, что останавливает произвол самоопределения. За спиной национального государства дыхание империи. Это дыхание проявляется в требовании ограничить национальный суверенитет и право на самоопределение.
Вот этого предела не заметили евразийцы. Они хотели каждой нации дать государство. И дали. Но русские остались без государства. На них не хватило. И тогда евразийцы выдвинули идею, чудовищную по силе разрыва имперской природы человека, – создать государство для русского народа. Русские стали сепаратистами. Этот сепаратизм создан людьми без царя в голове.
Время перестало славянофильствовать. Оно теперь евразийствует. Евразия создана для империи.
Ещё в главе «Наука - политика - практика»:
Без царя в голове