Журнал «Социум» №4. 1991 год

Анатомия власти

Вопрос о власти в СССР давно не вставал столь остро и открыто, как в последние месяцы. И никогда ещё не вызывал он столько споров и разноречий. Одни уверяют, что сейчас образовался «вакуум власти».

Другие доказывают, что союзный Президент заполучил непомерную власть, какая и не снилась ни одному из его предшественников. Третьи утверждают, что наступил «паралич власти», и требуют от «верхов» проявить, наконец, силу, характер и т. д. и т. п. Не ясно ли, что давно наступила пора поговорить о сути дела не наскоком, а основательно и, насколько это возможно, системно.

Сильная власть и насилие не синонимы

Начнём, пожалуй, разговор с посылки о преимуществах сильных «верхов».

Мировой опыт говорит о том, что всякая страна в условиях перехода от авторитарно-тоталитарных режимов к демократии неизбежно нуждается в мощной государственной машине. Но что это значит? Похоже, для многих в Союзе – и не только для представителей старших поколений советских людей, воспитанных на ценностях сталинизма, – сильная власть ассоциируется прежде всего с «железной рукой», способной в два счёта «закрутить гайки» и «навести порядок». Иначе говоря, в понимании немалого числа наших сограждан твёрдая политика отождествляется с насилием и диктатурой. Для иных это не только понятно и привычно, но и психологически комфортно.

Между тем сила и насилие далеко не одно и то же. Георгий Плеханов, один из самых глубоких российских политологов начала XX века, справедливо обращал внимание российской социал-демократии на то, что «между силой и насилием лежит глубокая пропасть...» и подчёркивал, что «сознательные друзья рабочего класса должны твёрдо помнить, что насилие не тождественно силе и что насильственные действия пролетариата, при известных обстоятельствах, могут задержать развитие его силы». Об этом не мешает вспомнить и сегодня. И не только «сознательным друзьям рабочего класса».

Сильная власть – это прежде всего эффективная власть, власть, способная быстро и грамотно, без лишних потерь времени и ресурсов решать встающие перед обществом проблемы: организовать производство, собрать урожай (спасти его – как обязательный минимум), накормить людей, навести порядок на улицах и т. п. Но, чтобы быть эффективной, власть должна быть хорошо структурированной. Она должна быть основанной на законе, опирающейся в своей деятельности на закон и – что не менее существенно – принимаемой и поддерживаемой гражданами как «истинная», «законная» власть. Одним словом, она должна быть, как сказали бы политологи, легитимной.

Такой власти у нас в стране сегодня действительно нет. И какие бы метафоры ни использовать для определения сложившейся ситуации, ясно одно – налицо кризис политического руководства. Одни его проявления видны, что называется, невооружённым глазом. Другие – менее заметны, но не менее существенны для понимания сложившегося положения дел. Речь идёт прежде всего о существовании в стране нескольких, хотя и неравноценных, центров власти – не только законной, но и незаконной.

Чего-то река сегодня течёт не в ту сторону. К чему бы это?

Президент и КПСС

Главный из этих центров – Президент СССР. Получив от Верховного Совета страны дополнительные полномочия, образовав целую систему вспомогательных институтов (вице-президент, Совет безопасности и т. п.), он стал де-юре инстанцией, наделённой огромным объёмом исполнительной, а теперь ещё и законодательной власти. Как сумеет Президент распорядиться своими полномочиями – отдельный вопрос.

Прибавим к сказанному, что он по-прежнему Генеральный секретарь ЦК КПСС. А компартия, несмотря на все декларации и изменения конституционного характера, остаётся, как и ранее, мощным центром политического (а по сути государственного) руководства. Особенно ощутима её сила, вернее, сила её властвующего аппарата, в провинции. Кстати сказать, на XXVIII съезде КПСС (1990 г.) прямо говорилось о том, что «процесс разделения функций между партией и Советами пока не завершён». А академик Владимир Кудрявцев резонно отмечал в дни съезда, что «сегодня нет пока механизма передачи власти партии Советам».

Нет его и поныне. И не похоже, чтобы он появился завтра. Напротив, с разных, в том числе и с высоких, трибун раздаются обращённые к КПСС призывы перейти в наступление, показать всё ту же силу и т. п. Властный потенциал, сосредоточенный в руках партбюрократии, весьма и весьма велик. Ведь именно она вершит фактический контроль – в той мере, в какой он вообще существует, – над армией и КГБ. Добавьте к этому, что компартия сконцентрировала в своих руках огромные материальные богатства (денежные средства, издательства, газеты и журналы, санатории, лечебные учреждения, транспорт и т. п.). Немаловажно и то, что коммунистическая партия «подпирается» с разных сторон государственными структурами, ведь не только Президент Союза, но и многие председатели Советов разного уровня – это руководители партийных иерархически выстроенных образований.

С такими молодцами и отступать?!

Властные ведомства

Солидным пакетом властных «акций» владеют, как и в доперестроечные времена, хозяйственные министерства и ведомства, особенно их органы на местах. При этом немалая доля такой власти часто не закреплена законом, а зиждется на игнорировании либо даже фактическом нарушении закона, «корректируемого» подзаконными актами.

Ощутимый властный потенциал сосредоточен в руках такого ведомства, как Министерство обороны, в руках Вооружённых Сил. Традиции военных переворотов в Советском Союзе, слава богу, нет. Но ещё со времён Никиты Хрущёва армия и госбезопасность играли внешне хотя и неприметную, но немаловажную роль во многих актах, связанных со сменой политического руководства в стране.

И то, что в последние месяцы 1990 года общественность открыто обсуждала вопрос о возможности военного переворота – в той или иной форме – никак нельзя считать выражением беспочвенного беспокойства. Когда то в одном, то в другом регионе страны возникают гражданские беспорядки, перерастающие порой в национально-гражданские войны местного масштаба, спрос на десантников, на КГБ и МВД со стороны центральных, республиканских и иных органов власти весьма заметно возрастает.

Замечу в этой связи, что многочисленные выступления военных на разного рода сессиях, съездах и конференциях последнего времени отражают не только проблемы, понимаемые и с сочувствием принимаемые многими из так называемых людей гражданских.

Они свидетельствуют и о росте специфического самосознания военных, в первую очередь генералитета, как реальной властной силы, на которую, увы, многие возлагают надежду – и «вверху», и «внизу» – как на нечто единственно гарантирующее социально-политическую стабильность в стране. (При этом часто мало кто берёт в расчёт, что обеспечить «порядок» и «стабильность» вооружённые формирования могут только одним путём – путём военной диктатуры со всеми вытекающими отсюда последствиями).

Теперь несколько слов о властных возможностях КГБ. Здесь можно сказать лишь малую часть из того, что есть сказать. Пелена корпоративной тайны окутывает эту организацию и по сей день. КГБ – это пока своего рода государство в государстве, контролирующее едва ли не все без исключения стороны жизни общества и, конечно же, всю его политическую жизнь. Кто и как осуществляет действительный контроль над самим КГБ и насколько этот контроль эффективен, можно лишь догадываться. Но сомневаться в могуществе этой организации, в её влиянии на «расклад» политических сил в стране не станет ни один серьёзный аналитик.

Если хотите построить социализм, то выберите страну, которую не жалко (Бисмарк)

Избави мя от забвения, неведения и окаменного нечувствия (Иоанн Златоуст)

Нашему рабоче-крестьянскому истеблишменту совсем ни к чему как-то по-особенному напрягаться. Задолго до него все формулы власти рассчитаны. Одна из таких формул гласит: монополия правых приводит к столь же печальным последствиям, как и господство левых догматиков. В самом деле, чтобы устоять, общество должно пользоваться как правой, так и левой ногой. На одной ноге-то... ведь сами знаете!

Не должен ли вопрос верности принципам быть исследован с точки зрения верности принципов?

Как часто наши высокие депутатские собрания напоминают дебаты в доме, объятом огнём... дебаты о том, в какой цвет красить дом

После десятилетий испытания рабством мы вступили в период испытания послаблениями. И до чего же должны быть незатейливы нравы, если простая честность профессионала воспринимается как геройство

Нельзя освободить человека внешне больше, чем он свободен внутренне. Не так ли? В том числе и от способности к покаянию... Наш и очень далёкие предки (не тронутые высшими заочными образованиями) покаянием называли не стоящий никаких госпошлин суд над собой. Причём не только за дурные поступки, но и за помыслы и даже незнание

Советы и политическое пространство вне Советов

Реальным центром власти стали теперь Советы. Где-то они набрали силу и с ними приходится считаться, как, например, в Москве и Ленинграде. Уверенно заявили о себе республиканские Советы в Российской Федерации, на Украине, в Армении, Грузии, некоторых других местах. И всё-таки становление этого центра власти идёт медленно, порой болезненно и непоследовательно. В действиях Советов много импровизации, им явно не хватает профессионализма, а бывает – и чувства ответственности. И всё-таки это уже не безобидные игрушки в руках партаппарата, какими они были всего несколько лет назад.

Совсем необычны (соотносительно с политической жизнью прошлых лет) такие ныне действующие во властном пространстве силы, как народные движения, фронты и другие массовые организации. На Украине, в Балтии, ряде других регионов страны они заявили о себе как о структурах самостоятельных, готовых соперничать и с КПСС, и с Советами, способных (как подтверждают события последних двух лет) оказывать реальное, хотя и противоречивое воздействие на политические процессы в стране. Если в ближайшие годы на политической арене СССР суждено появиться партиям, способным конкурировать с КПСС, то резонно предположить, что наиболее активные из них возникнут именно на базе народных движений.

Наконец, было бы не с руки, говоря о существующих центрах (может быть, даже точнее – «сегментах») власти, не сказать о таком же не претендующем на широкую рекламу, но постоянно напоминающем о себе институте, как советская мафия, приложившая руку к социально-экономическому и политическому кризису, разгулу преступности, усилению национально-гражданских столкновений и т. п.

Ещё совсем недавно мы имели политических руководителей, которые правили нами, не приходя в сознание. Он «встрепенулся» одним из первых

«Растекание» власти

Потенциал и приоритет обозначенных властных сил в различных регионах Союза, в разных её средах неодинаковы. В одних доминирующей силой остаётся, как уже говорилось, КПСС. В других на передний план выдвинулись Советы, хотя по всевозможным, иногда не зависящим от них обстоятельствам, их авторитет в народе падает.

Есть республики и области, где пульс политической жизни определяется деятельностью народных фронтов и движений. Там, где сложилась напряжённая социальная и политическая обстановка, а местные власти утратили реальный контроль над ситуацией, возрастает роль «человека с ружьём». Что касается президентской власти, то механизмы её реализации находятся всё ещё в процессе становления. Однако нужно ли особо доказывать, что одному Президенту и его команде, какая она ни есть, какой бы она ни оказалась в будущем, справиться с кризисом, охватившим Союз, не под силу.

Нет нужды специально обосновывать и другое, а именно то, что в кризисной ситуации неизбежно появление «зон» безвластия, анархии, где законы – пустой звук, где никто не чувствует себя полновластным и полноправным хозяином, где некому и не с кого спросить за падение трудовой и производственной дисциплины, за разгул преступности и бесхозяйственности.

Надо непременно заметить, что неконтролируемое «растекание» власти в советском обществе вовсе не было спровоцировано перестройкой, как утверждают её принципиальные противники и обыватели, не утруждающие себя аналитическими упражнениями. Уже с 70-х гг. в стране шло подспудное и всё возраставшее разложение старой политической системы, в первую очередь её ядра – КПСС. И хотя ст. 6 Конституции, толкующая о месте партии в обществе, появилась именно в брежневское время, она свидетельствовала скорее о претензиях партбюрократии, нежели о реальной её способности осуществлять всю полноту власти.

Правда, чисто внешне и хозяйственные ведомства, и армия, и КГБ находились в предперестроечные годы в полном подчинении у КПСС. Однако, принимая многие важнейшие решения, партийные органы и их лидеры испытывали ощутимое давление со стороны этих секторов власти, отстаивавших не столько государственные, сколько свои корпоративные интересы.

В результате был принят ряд решений (вторжение в Афганистан, размещение ракет СС-20 по Союзу и вне его, проект поворота северных рек на юг советской территории и т. п.), которые вели к подспудному нарастанию национального кризиса, разрушению партии. Добавлю, что именно в «застойные годы» в стране шло интенсивное формирование мафии как организации, реализующей свой интерес посредством широкого использования партийных и государственных органов.

Было ли всё это замечено «наверху» до весны 1985 года? В какой-то мере да. Например, при Юрии Андропове (ноябрь 1982 февраль 1984 годов – ред.) во всех сферах государственной и, так сказать, общественной жизни предпринимались попытки «закрутить гайки» сверху донизу. Доходило и до явных нелепостей (впрочем, когда их не было). В частности, по кинотеатрам и магазинам шёл отлов «праздношатающегося», а по баням «праздномоющегося» люда. Однако ничто из предпринятого не привело, да и не могло привести, хоть к какому-то успеху, не могло остановить нарастающие беды страны.

Всем, отсчитывающим появление «других» бед от апреля 1985 года, можно сказать, что так называемая перестройка неизбежно должна была усилить и ускорить распад системы. Она придала немалый дополнительный импульс этому распаду, однако её никак не назовешь причиной подобного явления. Застарелая болезнь системы лишь вырвалась наружу и обострилась.

Передвижник. Автор рисунка: В. Буркин

Традиционное: так что же делать?

Именно потому, что вопрос не прост, на него должен быть дан достаточно внятный ответ. Сегодня нужно вести речь об усилении политической власти в стране при одновременном движении в сторону демократии и создания правового государства. Достичь в этом успеха можно лишь двигаясь одновременно по нескольким направлениям. Одно из них – легитимизация и рационализация государственной власти.

Это предполагает приостановление её стихийного «растекания», отстранение от «управленческого руля» незаконно действующих институтов при строгом ограничении рамками действующего права институтов законных. И, разумеется, предотвращение неконтролируемой концентрации власти в одних руках – какими бы ни были эти «руки» и под каким бы соусом это ни подавалось.

Необходим дальнейший пересмотр структур и функций хозяйственных министерств и ведомств и неусечённая передача присвоенной ими власти и богатств в руки граждан. Однозначна необходимость ограничения власти КГБ при законодательном подчинении его Советам. Безусловно, требуется эффективный и постоянный контроль высшего органа власти Верховного Совета СССР над армией. Не терпит отлагательства передача власти от КПСС к Советам. Процесс этот явно затянулся. Сложившаяся ситуация не только ставит компартию в неудобоопределяемое положение незаконного носителя властных функций, но и питает амбиции мощного, всё ещё хорошо организованного слоя партократов, в итоге ослабляя государственную власть.

Совершенствования и, может быть, даже радикальной реорганизации ждут Советы.

Ещё каких-нибудь два-три года назад сторонники перестройки призывали передать «всю власть» Советам. Тогда многим казалось, что небутафорское приобщение миллионов людей к непосредственной государственной деятельности на разных уровнях решит если не все, то во всяком случае многие проблемы страны, напоминающей, по известному выражению, «до смерти избитого человека».

Теперь ситуация выглядит не столь однозначно. Разумеется, работа Советов всех уровней серьёзно расковала политическую активность, «расколдовала» сознание граждан повсюду в Союзе. Однако сегодня уже мало кто не понимает, что для повседневной рутинной, но столь необходимой работы демократической, если так можно сказать, машины требуются иные властные структуры – менее громоздкие и дорогостоящие, более гибкие и профессиональные.

Профессионализация работы государственных органов (как и всего и вся в стране) ставит, может быть, в качестве первейшей задачу сбалансирования законодательной и исполнительной власти.

Власть имеет тенденцию к самовозрастанию и экспансии. Она растёт, расширяется до тех пор, пока на её пути не будет поставлена реальная материальная преграда в виде другой власти. Нужна, как говорят правоведы, система «сдержек и противовесов». Поэтому, скажем, усиление исполнительной власти, будь то на союзном, республиканском или местном уровнях, должно сопровождаться возрастанием роли законодательных и судебных органов, которые как раз и могли бы выступить в качестве такого рода сдерживающих сил.

Отметим и другую, не менее важную, сторону дела применительно к государственной власти. Это – власть, разумно сбалансированная на общесоюзном федеральном уровне. Тем более, когда одна из тенденций, центробежная или центростремительная, преобладает и стремится подавить другую.

В минувшем году многие части Советского Союза объявили о своём суверенитете. И с точки зрения общесоюзного интереса, наверное, не все проявления этой тенденции выглядят рациональными. Но факт остаётся фактом: стремление к обретению национального и государственного суверенитета очевидно. Оно вызвано как внутренними процессами в союзных республиках и автономиях, так и накопившимися «претензиями» (пожалуй, это самое мягкое слово) к центральному руководству, нереализованными потенциями наций и народностей, которых очень своеобразно, как выясняется, «сплотила навеки великая Русь».

Альтернативы демократизации?! Какие?

Игнорировать центробежную тенденцию, ощущаемую сегодня почти в каждой республике, ёрничать по поводу «парада суверенитетов» неумно. Причём в той же мере, как преступно пытаться подавить стремление к национальному возрождению, самоопределению народов силой – будь то сила закона или кулака. Это ещё больше обострит положение, добавит «головной боли» и республикам, и центру.

Только признание за всеми субъектами федерации права на поиск собственного исторического пути, только доверие к легитимным политическим силам, появившимся сегодня в республиках, и диалог на межреспубликанской и союзно-республиканской основах способны преодолеть хаос и общественную поруху.

Чтобы разрешить серьёзнейшие противоречия между интересами Союза, центра и республик, необходимо наряду со многими и такое средство, как «конструирование» современного гражданского общества. Об этом у нас много разговоров, да каких-то всё больше общих, если не бестолковых.

Много лет назад русский философ Николай Бердяев, рассуждая о судьбах России, писал: «Демократию слишком часто понимают навыворот – не ставят её в зависимость от внутренней способности к самоуправлению, от характера народа и личности. И это – реальная опасность для нашего будущего.

Русский народ должен перейти к истинному самоуправлению. Но этот переход зависит от качества человеческого материала, от способности к самоуправлению всех нас. Это требует исключительного уважения к человеку, к личности, к её правам, к её самоуправляющейся природе. Никакими искусственными взвинчиваниями нельзя создать способность к самоуправлению... Демократия есть уже превращение хаотического количества в некоторое самодисциплинированное качество».

Вот эту «способность к самоуправлению», это «самодисциплинированное качество» и воспитывает гражданское общество – общество политически свободных, экономически автономных, активных граждан, формирующих государство и наделяющих его функциями и задачами, соответствующими принципу разумной достаточности; общество, открывающее простор для всестороннего проявления гражданских инициатив в организации как частной, так и публичной жизни.

Приходится с сожалением констатировать, что гражданское общество, как и правовое государство, у нас пока отсутствует. Отсутствует по многим причинам, важнейшая из которых заключается в чрезмерном присутствии во всех порах советского социума государства. И прежде всего надзирательно-репрессивных форм его функционирования.

Самым существенным искомым в обретении нормальной человеческой жизни в стране представляется способность – пока ещё гипотетического для нас гражданского общества – нейтрализовать претензии и умерять аппетиты государства в чём бы то ни было.

В будущем гражданское общество должно набрать силу, достаточную для «противовесного» партнёрства с государством. Причём речь идёт о балансе как национального, так и общесоюзного уровня; балансе между федерацией (поскольку дело касается федеративного государства) как открытой, гибкой системой и её частями; балансе между различными формами собственности; балансе рынков республиканских и всесоюзного масштаба.

Всё это ещё впереди. А пока очень и очень многое зависит от стержневого сегодня вида баланса политических, властных сил, попытка препарирования которых и была предпринята нами с самого начала разговора.

Процессы, по нарастающей разворачивающиеся у нас на глазах, говорят о новой перегруппировке властных сил. Уходят представители перестроечного авангарда, большинство из которых занимало левоцентристские позиции на шкале политического спектра. Их сменяют лидеры из «второго эшелона», придерживающиеся, судя по выступлениям и отдельным заявлениям, центристской или правоцентристской ориентации.

Происходит постепенное, но всё более очевидное изменение политического климата в стране. Однако слава Богу – на дворе ныне не 60-е и не 70-е годы. Плавно сползти из «оттепели-2» в очередной застой вряд ли удастся. Впрочем, как знать. Отсюда – или дальнейшее развитие демократии, пусть и с неизбежно естественными для неё издержками, или диктатура с её неизбежно неестественным концом того малого и сколько-нибудь живого, что отвоёвывалось у тоталитаризма с чудовищным трудом. И не только в последние шесть лет.

Журнал «Социум» 1991 год №4

Ещё в главе «Гражданин - государство - мир»:

Анатомия власти
Жалобы обывателя
«Архитектура» Европы: что есть и что будет?