Ад не вмещает любви. Реплика в защиту Маргариты
Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!
Михаил Булгаков
...Она «возлюбила много», а возлюбившую много и Христос простил...
– Христос не за такую любовь простил...
– Нет, за такую, за эту самую, монахи, за эту!
Фёдор Достоевский
Маргарита, бесспорно, самая активная фигура в романе, по крайней мере, среди людей. И вполне закономерно, что настойчивым лейтмотивом в хоре хулителей звучит тема: «Маргарита – ведьма». Ведьма не только на балу сатаны – вообще. И ведь находится этому подтверждение: в начале второй части она действительно названа ведьмой без указания на время как бы раз и навсегда. Однако нужно помнить, что вторая часть не имеет окончательной авторской редакции, и, следовательно, делать выводы на основании однажды проскочившего слова, без дополнительной перепроверки, по меньшей мере некорректно.
А между тем в той же второй части несколько раз говорится, что Маргарита стала ведьмой в ночь полнолуния. Впрочем, это мелочи. Гораздо важнее то, каким образом героиня попала на бал сатаны в качестве королевы-хозяйки.
На бал этот Маргарита, можно сказать, сама напросилась. «Ах, право, дьяволу бы я заложила душу, чтобы только узнать, жив он (мастер. – Л. Л.) или нет!» – подумала она, а дьявол-то тут как тут; словно по команде рядом с ней появляется Азазелло с приглашением в гости к мессиру Воланду. Да уж, такая неосторожность, даже в мыслях, даром не проходит.
Итак, Маргарита предложила в залог душу, и залог был немедленно принят; Азазелло сразу же сообщает ей: мастер жив. И на бал она идёт с совершенно конкретной целью: узнать что-либо о возлюбленном. Если отсюда перекинуть мостик прямиком к «хэппи энду», то получится, что дьявол честно и даже с лихвой выполнил условия залога.
Не говоря уже о том, что такого в христианской традиции просто не бывает, ибо дьявол a priori – отец лжи и обязательно обведёт вокруг пальца, подобный поворот событий выглядит вполне сатанински. Выглядел бы, если бы не одно «но»: совершенно непонятно, почему в таком случае и за героя и за героиню – это особо оговорено – ходатайствует посланец Иешуа, alter ego воскресшего Христа.
Залог зачастую трудно выкупить. Заложенная дьяволу душа не выкупается практически никогда, однако в данном случае свершилось чудо. Каким-то образом Маргарита свой залог выкупила. Каким? Быть может, сыграла роль «уважительная причина» сделки с сатаной – любовь к мастеру? Мысль, конечно, соблазнительная.
Слишком соблазнительная. Ибо, если допустить, что любовь женщины к мужчине и наоборот является достаточным основанием для заигрываний с врагом рода человеческого, то... Даже продолжать не хочется.
Так, может быть, всё-таки что-то случилось между сценой заключения сделки и развязкой романа? При ближайшем рассмотрении оказывается, что да – случилось. И, конечно же, тут не обошлось без любви, но уже совсем в ином смысле. Перед началом бала Маргарите было предложено полюбить всех гостей и каждого из них в отдельности.
Остаётся только гадать, насколько искренне предложено: по окончании празднества она весьма жёстко характеризует их всех как «висельников и убийц», а Воланд и его свита принимают это спокойно. Но по крайней мере одну гостью Маргарита действительно «возлюбила», и это явно не предусмотрено планами сатаны.
Фрида, несчастная детоубийца, прощённая Маргаритой в ночь полнолуния, – вот что путает все карты всесильному Воланду. И ведь Маргарита не просто прощает Фриду, она жертвует ради этого прощения тем, что составляло смысл собственной жизни, для чего она вообще пришла на этот бал, мысленно пообещав заложить душу дьяволу, – жертвует возможностью вернуть мастера или хотя бы что-нибудь о нём узнать.
То есть Маргарита на ходу меняет условия сделки и предлагает совершенно неожиданную цену: за свою душу – мир и спокойствие для другой грешной души. Именно таким образом ситуация выходит из-под контроля дьявола, ибо подобные залоги ему принимать не дозволено. Он – всего лишь князь мира сего, и только благами мира сего и может расплачиваться.
Воланд
Раз уж в подзаголовке я употребила юридический термин «защита», то позволю себе и провести её в соответствии с принятой в юриспруденции практикой – на основании прецедента. В те же годы, когда Булгаков в Москве работает над последним своим романом, в Париже пишет стихи и статьи мать Мария.
Духовный опыт этой женщины, прожившей праведную жизнь и принявшей мученическую смерть, солидное основание для оправдания путём сопоставления. Трудно предположить, чтобы Булгаков и мать Мария могли знать произведения друг друга, но многое в них поразительно сближается.
Есть у матери Марии мистерия «Анна» – произведение программное, художественно иллюстрирующее её публицистику, причём именно те работы, в которых она пытается осмыслить и обосновать свой собственный путь подвижничества – иночество в миру. Путь этот понимается как всеобъемлющая любовь ко всему земному, ко всякой твари со всем её несовершенством – изложению, этой позиции посвящено всё первое действие.
Анне даётся слово:
Садовник, Господь, потрудиться
дозволь.
Чтоб радость цвела, чтобы вянула боль.
Чтоб душу за каждое божье растенье
Мы отдавали без сожаленья.
Второе действие представляет собой по сути дела заново переписанный финал мэтьюриновского «Мельмота Скитальца». Персонаж, встреченный Анной в придорожном трактире, так и именуется – Скиталец. Он заложил душу дьяволу за триста лет жизни в своё удовольствие и с правом выкупить её, если за эти триста лет найдёт желающего заключить такую же сделку. Но вот подходит последняя ночь.
Желающих не нашлось, пред Скитальцем разверзается бездна. И единственный человек, который приходит ему на помощь – Анна, которой просто жалко старика, которую не прельщает ничто из того, что мог бы предложить сатана. Вот текст составленного ею договора:
Ни золота, ни серебра,
И ни полей, и ни садов,
И ни рабов, и ни дворцов,
И никакого я добра
Не принимаю.
Не буду войны объявлять,
Не буду мира заключать,
Противна мне господства страсть.
Над братом никакую власть
Не принимаю.
Я обещалась побороть
Земную грешную любовь.
Не закипает в сердце кровь.
Всё, чем прельщает душу плоть,
Не принимаю.
И если б ныне дух мой мог
Расстаться с телом – он готов.
Я не хочу твоих веков
И этот долголетний срок
Не принимаю.
Но заплачу я за тебя.
За душу душу дам в обмен.
Приму навеки вражий плен.
Спасу тебя, себя губя.
И подпись: АННА.
Маргарита
Отныне до конца звучит этот мотив: душу за душу. «Мне жалко стало», – говорит Анна. – Мне так хотелось, чтоб уснул он с миром...» Но движимый такими побуждениями – вне «юрисдикции» сатаны, поэтому его попытка получить причитающееся по договору пресекается Посланцем небес:
Любовью
И жертвою торгуешь ты давно ли?
И право душу отдавать за душу
Распределяешь ты с какого срока? < ... >
Суд совершён. Оправдана ты, Анна,
Твоя душа теперь в моих объятьях.
Подымемся к небесному престолу.
Всё это отнюдь не только художественный образ. Это позиция, это, если угодно, решительно отстаиваемое понимание Евангелия. У матери Марии есть статья, которая так и называется: «Вторая евангельская заповедь». В ней говорится: «Христос требовал во исполнение заповеди любви к ближнему душу свою положить за други своя. (1)
Тут нет смысла перефразировать это требование и говорить, что дело идёт не о душе, а о жизни, потому что Апостол Павел во исполнение Христова требования говорит, что хотел бы быть отлучённым от Христа, чтобы видеть братьев своих спасёнными (2) – тут-то уж ясно, что он говорит о положении своей души, а не жизни только».
Точка зрения матери Марии явно идёт вразрез с примечанием, которое даёт этой евангельской заповеди синодальный перевод, однако под пером праведницы и мученицы, положившей-таки в итоге свою жизнь за ближнего, шагнувшей в газовую камеру Равенсбрюка вместо другой узницы, всё это выглядит более чем убедительно.
Иешуа
Итак, дьявол не имеет права заключать сделки на таком условии: душу за душу, – ибо это абсолютный предел самопожертвования за други своя, наивысшее из всех мыслимых проявлений любви к ближнему, а любовь – по определению вне его компетенции. Так что булгаковская Маргарита «переигрывает» дьявола и спасается в силу того же основного закона Божьего мира, что и Анна у матери Марии – в силу закона Любви.
Кстати, мать Мария писала, что призвание к иночеству в миру ощутила во время перезахоронения своей умершей дочери: то есть это было по существу ощущение материнской любви ко всему живущему. Её Анна перед встречей со Скитальцем заступается за расшалившихся ребятишек и укачивает младенца, с которым не справляется изнурённая мать. Монахиня, своими обетами обречённая на бездетность, на какой-то миг становится матерью этим детям.
Так и Маргарита у Булгакова, будучи сама бездетной, перед балом сатаны оказывается у постельки испуганного ребёнка, которого надо успокоить и укачать, потому что мамы нет дома. Едва ли это случайно. Материнский инстинкт – универсальная основа любви, не предполагающая никаких дополнительных мотивов и объяснений.
Фрида
Маргарита абсолютно чиста не только в поступках, но и в помыслах своих: ведь она попросила за Фриду вопреки всем возможным соображениям, просто потому, что не могла поступить иначе. Именно с этим труднее всего примириться Воланду. Не случайно ему тут же приходит в голову мысль, заведомая вздорность которой для него вполне очевидна:
«Ввиду того, что возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена – ведь это было бы несовместимо с вашим королевским достоинством...». Ну очень не хочется мессиру признавать, что рядом с ним подаёт голос человеческое милосердие, вот он и пытается от него отгородиться: если не «тряпками», как обещает в раздражении, то любым другим способом.
Так или иначе, он тут же предлагает Маргарите своё объяснение её поступка, последнюю, по-видимому, возможную корысть – самолюбование: «Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?» И получает обескураживающий в своей простоте ответ: «Я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твёрдую надежду. <...> Ничего не поделаешь! Так уж вышло». Как тут не вспомнить мистерию матери Марии и слова её Анны «мне жалко стало...»
Словом, на этот последний искус Маргарита не поддаётся, оказываясь, таким образом, вне сферы влияния сатаны. Душа, отданная в залог, выкуплена. Здесь кончаются пределы ада и начинается царство Любви. Здесь пришлось спасовать «всесильному» Воланду.
Лариса Левина
Статья иллюстрирована
рисунками Нади Рушевой
***
1 – Имеется в виду евангельский текст: «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее: а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». (Мф. 16:25) Эта заповедь в идентичной формулировке присутствует во всех синоптических Евангелиях, так что в аутентичности её сомневаться не приходится.
2 – «...великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих...» Рим. 9:4
Ещё в главе «Жизнь - творец - искусство»:
Судьба бестселлера на исходе века
Ад не вмещает любви. Реплика в защиту Маргариты