Журнал «Социум». №2(45) 1995 год

Мы родом из СССР. Нерадостные очарования (советологический лубок)

Примерно так можно резюмировать наблюдения Дэвида Шиплера из нашей не такой уж и далёкой, но всё-таки прошлой жизни.

Даже в кривом зеркале советологии можно кое-что увидеть, особенно сегодняшним раскованным взглядом. Заезжий интересант многое ухватил в советской системе образования и воспитания, но многого и не заметил. Попробуем прочитать его заметки как наследники по прямой.

«Пеленание» как способ воспитания

...Весьма оригинально в СССР относятся к детям. Ребёнка окружают беспрестанным вниманием, как щенка, потерявшегося на перекрёстке, и постоянно следят, чтобы он «далеко не уходил». Отношения между поколениями в России можно сравнить с «пеленанием» – традиционным русским способом одевать ребёнка, от чего новое поколение родителей постепенно отказывается. Ребёнка закутывают в набор ограничений, и эти тёплые «пелёнки» отнимают у него всякую независимость.

Это видно повсюду: например, в парках, где родители и бабушки с дедушками с нежным вниманием следят за детьми, постоянно мешая им играть и не давая валяться в грязи, разбить в кровь коленки...

До детей есть дело каждому. Совершенно незнакомые друг другу люди готовы ругаться и спорить по поводу недостаточно тепло одетого или предоставленного самому себе ребёнка. Возьмите с собой зимой в Москве своё дитя, оставив открытым кусочек тела, и на вас набросится гневная бабушка, и вы сами почувствуете себя провинившимся ребёнком.

Однажды я увидел двух мальчиков, которые пробирались через сугробы около Кремля. Сгребавшие снег две полные женщины в оранжевых куртках гневно закричали ребятам, чтоб те остановились. Мальчики не обратили на них никакого внимания. Поначалу мне это показалось ещё одним классическим примером абсурдного запрета: ну почему нельзя ходить возле Кремля? Только услышав разговор этих двух женщин, я понял причину их беспокойства: «Вот сорванцы, ноги насквозь промочат!».

Забота о ближнем – как взрослом, так и ребёнке – свойственна всему советскому обществу и являет собой смесь природных инстинктов и социальных «манер». В дипломатическом зале аэропорта Внуково, когда в Москву в январе 1976 года приехал госсекретарь США Генри Киссинджер, один американский дипломат, Маршалл Бремент, получил выговор за то, что стоял на лётном поле без шапки. Отругал его министр иностранных дел СССР Андрей Громыко.

Безусловно, всё это делается из самых добрых побуждений, особенно если речь идёт о детях. Даже самый официальный русский тает при виде маленького ребёнка, переходя на чудесный ласковый язык (1): «мокренький», «хорошенький» вместо «мокрый», «хороший». Не сосчитать, сколько раз советская таможня пропускала нас без досмотра, если плакали от усталости после долгого полёта наши дети.

Во время школьных каникул телевидение бо́льшую часть дневной программы уделяет детям. 106 кукольных театров и 77 цирков устраивают дополнительные дневные представления. В каждом городе огромные средства тратятся на кружки по интересам, секции, музыкальные школы и другие формы организации досуга. По всей стране в метро висят объявления, призывающие уступать места пассажирам с детьми. Около крупных вокзалов на стоянках такси для них есть даже отдельная очередь.

В нашем доме дети совершили целый переворот в личности домоуправляющего. Он оставлял без внимания все жалобы на протекающую крышу или неработающее отопление. Когда же жильцы дома, собравшись, превратили маленькую площадку для автомобилей во дворе в игровую, комендант по собственной инициативе проявил невероятную активность. Откуда-то появился целый парк аттракционов: две карусели, качели, скамейки. Всё это он с помощью двух рабочих раскрасил в яркие цвета. Когда я стал его благодарить, восхищаясь тем, что он за столь короткий срок сумел всё это достать, он улыбнулся и сказал: «Дети – наше будущее».

Наша беда – отсутствие творческого начала

...Вообще, в Советском Союзе все недостатки системы скрыты за глазурью аккуратности и упорядоченности и ребёнку дают мало возможности самовыражаться. Войдите в любой, даже прекрасно оборудованный, детский сад и вы увидите: в одном углу большие синие кубы сложены в виде красивой лодки, что пятилетнему ребёнку сделать явно не под силу; в другом – строительные блоки дети используют, чтобы строить город – по рисунку, а не просто складывать самую-самую высокую башню.

Посторонний человек, посетивший хорошую школу на Западе, довольно быстро составит себе представление о том, какие в ней учатся дети: читая рассказы, рассматривая рисунки и другие предметы детского творчества, как это привыкли делать американские родители.

Школьнику в России нечасто представляется возможность испачкать руки. Нет ничего экспериментального, такого, что говорило бы ребёнку: «Погляди на меня. Что я такое? Что ты сможешь из меня сделать?».

Ярче всего стиль образования и предъявляемые к нему требования видны на уроках изобразительного искусства. Основной упор здесь делается на реалистичное рисование или моделирование, часто исходящее из строгого образца. В одной детсадовской группе все дети лепили совершенно одинаковых пластилиновых петухов. Воспитатель был ими очень доволен. На полке лежали – лежали, а не висели – рисунки вьющегося стебля растения. И вновь все они были одинаковы, за исключением одного наброска. Смущённый директор сказал, что это рисунок новенькой девочки, которая пришла в группу всего несколько дней назад и которая скоро будет рисовать как все.

Вообще учителя испытывают неловкость за рисунки, не похожие на остальные. Мой знакомый видел, как 30 восьмилетних детей перерисовывали изображения снеговика с такой аккуратностью, как будто копировали через кальку. Один мальчик раскрасил своего жёлтым цветом, за что получил строгий нагоняй от учителя.

В уже упоминавшемся детском саду я просмотрел рисунки, которые дети делали на строительной площадке, получив задание рисовать только то, что видят. Ребята выполнили это с разной степенью умения. И только один мальчик внёс в свой рисунок элемент выдумки: прямо в центре он нарисовал золотоволосую принцессу. Я показал на неё учителю, который, решив, что мне это не нравится, поспешил заверить меня, что на стройплощадке действительно стояла светловолосая девушка.

Вымысел существует в совершенно конкретных образцах: в старинных русских сказках, мультфильмах, цирке, но, если дети пытаются фантазировать в рисунках, рассказах или играх, взрослыми это чаще всего не поощряется. Игры в детсадах, видимо, ценятся выше, если максимально приближены к реальности. Они задумываются как уроки познания мира, а не как попытка дать волю личным переживаниям.

Не могу сказать, что происходит в этом отношении в семьях, которые в любом обществе необычайно разнообразны в зависимости от интеллектуального уровня и социального статуса. Некоторые родители говорили мне, что они специально не дают своим детям фантазировать (как будто фантазия – что-то нездоровое!). Возможно, это следствие общей нелюбви к самоанализу. Погружения в подсознание в стиле Достоевского мало популярны в советском обществе.

В повседневной жизни совсем не прибегают к социологическому и психологическому анализу в воспитании детей. В отличие от традиционного западного интереса к личности – общее внимание привлечено лишь к её внешним проявлениям, а не к внутренним мотивам. Внутри может кипеть котёл чувств, которые никому не интересны до тех пор, пока они не начинают выплёскиваться через край...

Повторение – мать учения

Не пытаясь разбираться в мыслительных процессах, в советских школах все учебные предметы излагают примерно так же, как проводят уроки рисования в детском саду. Существуют ответы правильные и неправильные. На ранних стадиях своего развития дети учатся распознавать, где – какие... Вообще, в основе системы образования лежат определённость и однозначность, и к окончанию школы многие подростки вырабатывают что-то вроде иммунитета к иному толкованию и неоднозначности.

Общий стиль преподавания – педантичность, даже в предметах, свободных от груза, который лежит на общественных науках. Основной метод – выяснить, как усвоен пройденный материал, как будто ученик – сосуд, который можно в зависимости от воли учителя заполнять знаниями...

Уже во втором классе учат наизусть стихи Пушкина – скорее всего, для того, чтобы взрослые могли порадоваться, слушая знакомые строчки, произносимые звонким голосом ребёнка... Как отметил Хедрик Смит в книге «Русские», из поколения в поколение учат одно и то же: его дочь заставили выучить отрывок из Гоголя «Чуден Днепр при тихой погоде...», который в свои школьные годы учили его русские приятели – одному было 26 лет, а другому – 52. Есть старая русская поговорка: повторение – мать учения.

Метод зубрёжки применяется во многих областях и приводит к появлению в некоторых из них безупречно подготовленных специалистов. Если вы, гуляя по Москве или Ленинграду, пройдёте мимо музыкальной школы – окажетесь в волне очаровательных звуков, извлекаемых из фортепьяно и скрипки. Семи- и восьмилетние дети старательно ходят после уроков на занятия в музыкальные школы.

Они держат локти и кисти под идеально правильным углом к телу, их смычки грациозно двигаются по струнам именно с такой скоростью, с какой это необходимо для данной ноты и громкости звука.

Большинство этих людей останутся любителями: заниматься музыкой их уговорили родители, как когда-то уговорили и меня. Здесь нет традиционного американского стремления заниматься весело. Это серьёзное занятие, требующее усилия. Пока ученик не усвоит определённый урок, каким бы скучным он ни был, ни один учитель не разрешит ему сыграть забавную мелодию.

Не может быть и речи о Моцарте, пока не усвоены все необходимые этюды. Вознаграждение за труд будет позже, на экзамене, когда ученик грамотно сыграет пьесу под одобрительный шум зрителей – родителей, их детей и нервничающих учителей, которые тоже в этот момент сдают экзамены.

Результаты такого образования нам хорошо известны. Хотя СССР славится множеством прекрасных исполнителей, профессиональные музыканты в США и Израиле, где в последние годы многие советские исполнители начали свою новую карьеру, часто сталкиваются с тем, что их игра – абсолютно точна, технически безупречна, но холодна и бесчувственна, ибо у них педантичность победила внутреннюю суть...

А что бы вы хотели исправить у себя?

В московском Дворце пионеров Дебора (жена автора. – Ред.) и я встретились с группой комсомольских активистов. Они занимались в кружках изучением различных стран мира. Наши юные собеседники принадлежали к наиболее обеспеченному слою общества. Это требует от них политической ортодоксальности, в обмен на которую они – дети профессоров, учёных и дипломатов – получают всевозможные привилегии и следуют по стопам своих родителей, вступая в партию и погружаясь в относительно комфортную жизнь.

Мне хотелось понять, чем живут советские юноши и девушки. Меня усадили во главе длинного стола. Напротив сидело человек 50 в возрасте 15-17 лет. Совершенно очевидно, что они хорошо подготовились к встрече.

Значительно позже мне рассказали, что такая встреча – событие беспрецедентное. Слишком велик риск заразиться чужеродными идеями: люди в таком возрасте особенно впечатлительны. Мне показалось, что те немногие на встрече, которые вообще что-либо говорили, достаточно безразлично относились к любым точкам зрения, отличным от их собственной. Правда, чтобы контролировать их идеологическую безупречность, рядом со мной сидел человек средних лет – руководитель группы, выполнявший функции «сторожа».

«Какие пороки этого мира вы бы хотели исправить?» – задал я вопрос. После секундного замешательства ответы посыпались один за другим, и все – вдоль линий, давно проведённых советской прессой.

– Сидоров, немедленно прекрати прыгать и поговори со мной о любви!... К Родине и партии. Автор фото: С. Борисов

«Диктаторские режимы, лишение человека его элементарных прав, как в Чили и Родезии», – сказал один мальчик. «Войну, – сказала девочка. – У США столько никому не нужного оружия, а люди с голоду умирают». «Безработицу», – произнёс другой мальчик, имея в виду безработицу в «капиталистических странах». «Рост преступности в США и других западных государствах», – говорили выступавшие. – «В Западной Европе и Америке вновь возникает фашизм».

Я обратил внимание моих собеседников на то, что они говорили о проблемах только западной жизни, и спросил: «А что бы вы хотели исправить у себя?» Молчание. «Неужели вы не хотите сделать ваше общество ещё лучше?» – продолжал я спрашивать у будущих представителей правящей элиты. Ответ был один: «Надо построить коммунизм».

«У вас когда-нибудь бывают разногласия с родителями по политическим проблемам?» Все покачали головой: «Нет». – «А с друзьями?» – «Никогда». – «Но политические-то вопросы вы обсуждаете?» – «Да, но разногласий не бывает». Я попросил поднять руки тех, кто всё-таки не соглашался с родителями. Ни одного человека. Я засмеялся и сказал, что они, наверное, единственные дети во всём мире, которые никогда не спорят с родителями.

«Кто ваши кумиры?» Долгое молчание, перешедшее в чувство общей неловкости. Наконец мальчик, говоривший о своём желании «строить коммунизм», произнёс: «Ленин». Я оглядел комнату. Девочка из латиноамериканского кружка сказала: «Фидель Кастро и Че Гевара». И снова тишина.

Я предложил им задавать вопросы мне. Спросили о положении в мире. Я сказал, что, по-моему, обе сверхдержавы играют в очень опасную игру, продавая оружие и соперничая из-за сфер влияния, раздувая региональные конфликты. Реакцией на мои слова был общий шок и негодование по поводу того, что я поставил на одну доску СССР и США: «Соединённые Штаты занимаются такими вещами, но мы, русские, – нет».

Моя слабая попытка объяснить, что государства никогда не действуют просто из добрых побуждений, вызвала вспышку изумления и раздражения. Невольно я бросил вызов фундаментальному видению мира, аккуратно разделённого на хороших и плохих; присутствовавшие взрослые и дети отчаянно боролись за то, чтобы сохранить в целости привычный образ. Как это напоминало мне мои собственные взгляды 50-х годов, когда мой мир подростка был разделён железным занавесом, а Америка казалась оплотом нравственности! В этой комнате на меня с полным недоумением смотрело зеркальное отражение того наивного и милого времени.

Мои собеседники не просто играли, они набрасывались на меня с декларативными заявлениями, пытались набрать очков в споре, а не обменяться мнениями. Безусловно, их удивляла моя готовность критиковать как СССР, так и США; я не подходил под стереотип пропагандиста.

Дебора следила за выражением лиц ребят. Они были просто поражены, рассказывала она мне после встречи, но ни в одном лице не было видно даже тени согласия со мной.

В нас сильны коллективистские позывы...

В советском обществе фантазии должны обязательно содержать в себе элементы коллективистской этики. Эта концепция внедрена в ценностную структуру с такой тщательностью, что попытка её опровергнуть вызывает у многих искреннее сопротивление.

У меня есть друг – не член партии, но один из немногих истинно убеждённых марксистов, которых я встречал в СССР. Он как-то привёл мне старую русскую пословицу, по его словам, идеально выражающую суть коллективизма: «На пшеничном поле поверх остальных только пустой колос стоит». С его точки зрения, это очень глубокая мысль, затрагивающая самую суть человеческой деятельности. Она отражает трансцендентальность традиционных общинных позывов по отношению к современной коммунистической доктрине, то есть укрепляет идеологию коллективизма на русской почве...

Слово «коллектив» стало палочкой-выручалочкой. Как выяснилось, советские школьники очень большое значение придают тому, как одноклассники оценят их поведение.

Любопытные результаты приведены в книге Урии Бронфенбреннера «СССР и США: два мира детства». Он возглавлял группу исследователей, которые в каждой стране отобрали по 150 двенадцатилетних детей и предложили им набор ситуаций, в которых они должны были выбрать между правильным и неправильным поведением, например: обман на контрольной или сокрытие факта порчи чьего-либо имущества. Сначала детям говорили, что об их «поступке» никто не узнает: ни родители, ни учителя, ни одноклассники – и что их ответы занесут в компьютер анонимно. Затем – что их ответы станут известны на родительском собрании, но одноклассники о них не узнают; и в последнем случае – что узнают только одноклассники, а не родители или учителя.

Как отмечается в книге, «во всех трёх ситуациях советские дети гораздо менее охотно идут на антиобщественное, неправильное поведение, чем их сверстники из западных стран. Кроме того, эффект группы имел на советских детей влияние, совсем отличное от того, какое он имел на американских. Если американским ребятам говорили, что их одноклассники обо всём узнают, они с ещё большей охотой шли на неправильные поступки.

Советские же подростки предпочитали прямо противоположную ориентацию: одноклассники были для них так же важны, как родители и учителя, для выбора правильного поведения. Советские подростки наибольшее значение по сравнению с другими группами детей придавали внешней правильности – аккуратной одежде, соблюдению порядка и хооошему поведению – и значительно меньше тому, что надо говорить правду и искать интеллектуального взаимопонимания».

...Эти результаты показывают, как жизненно важен коллективизм в формальной системе ценностей, но оставляют открытым вопрос, в какой степени он определяет поведение. По этому поводу мои сведения довольно противоречивы. В некоторых школах я обнаруживал явное нежелание использовать коллектив в качестве инструмента для установления дисциплины. В других – молодые люди объясняли мне, что их старшие товарищи имеют в своих руках всю необходимую власть и авторитет, чтобы добиться правильного поведения и хорошей учёбы.

«Коллектив куда более важен, чем родители, – сказал мне студент-юрист. – Нам гораздо важнее, что о нас думают в коллективе, чем то, что о нас думают родители». В средних школах в повседневной практике используется коллективное «уговаривание», рассказал он мне, а в случае необходимости – и коллективное «наказание».

Представление о том, что коллектив воспитывает в человеке его лучшие качества, занимает важное место в системе советской этики. Даже если в кино и в театре показывают разрушительную силу коллектива, остаётся впечатление, что было извращено нечто весьма благородное. Идеи коллективизма не критикуют никогда. Западные ценности индивидуализма не имеют первостепенного значения. Считается, что коллектив – огромная сила, если её применять правильно. Этот тезис, безусловно, на руку советской политике лакирования реальности.

Важным моментом этой концепции является то, что за поведение и успехи ребёнка отвечают и учителя, и родители... Советские классные комнаты выглядят нешуточными помещениями для изучения основ чтения, письма и арифметики: парты и скамейки строгими рядами прикреплены к полу; стены увешаны лозунгами и портретами. Пять или шесть раз в году класс заполняется родителями, которые садятся за парты, как дети, и слушают сообщение учителя о том, как их дети учатся и ведут себя.

Институт открытого родительского собрания резко разделяет советское и американское общество. Некоторые учителя довольно жестоко раскрывают грехи ребёнка всем родителям класса. Ирина Макклеллан (русская учительница английского языка, вышедшая замуж за американца. – Примеч. перев.) испытала на себе и родительскую, и учительскую долю и считает, что эта система ужасна.

«Родители боятся ходить на собрания, потому что они себя там чувствуют как провинившиеся дети».

Недостатки такого образования не очень заметны, когда русские находятся в привычных им условиях, а не в открытых обществах Запада, куда эмигрируют... Не всем удаётся выполнить предъявляемое там требование – самостоятельно мыслить. Профессор в Иерусалиме с горечью рассказал мне, что он ведёт в группе русских студентов занятия по методике воспитания отсталых детей. Его подопечные идеально выполняют все его инструкции, но оказываются не в состоянии предложить оригинальное решение неожиданно возникшей проблемы. Как рассказывал мне другой профессор, издающий журнал в Тель-Авиве, где периодически публикуются статьи советских эмигрантов, те постоянно просят у него совета, о чём им написать, уделяя внимание поиску правильной линии поведения, а не правды.

Отличительными чертами мировоззрения становятся страх перед неизвестным, растерянность перед неопределённым. Внешний мир безопасен только тогда, когда он полностью упорядочен в сознании, внутренний мир хорош лишь при условии, что он лишён неуверенности. Главное – понимать, где и на чём ты стоишь.

Из книги «СССР глазами советологов», М., 1990 г.

***

1 – В английском языке нет уменьшительно-ласкательных суффиксов, аналогичных русским суффиксам «-чек», «-еньк» и т. д. – Прим, перев.

Журнал «Социум» 1995 год №2(45)

Ещё в главе «Жизнь - творец - искусство»:

Мы родом из СССР. Нерадостные очарования (советологический лубок)
Четвёртым в титрах значится...
Красивая решётка
Художник Иван Миляев
«Социум-вернисаж». Леонид Свинцицкий
«Социум-вернисаж». Иван Миляев
«Социум-галерея»
Выставочный зал «На Каширке»