Журнал «Социум» №8. 1991 год
Власть – всё, идеи – ничто
...Октябрьская революция была искусственно организованной революцией – по книгам и рецептам как предшественников Ленина, так и его самого. Успешной она оказалась в силу исторической конъюнктуры: страна переживала величайший государственный и общенациональный кризис из-за беспрецедентной в истории войны...
...Ленин знает, что без общенационального кризиса в стране невозможна насильственная революция... Война – та ось, вокруг которой вращается вся революционная стратегия Ленина. Ленин отлично знает: кто путём насилия пришёл к власти, тот может удержать её тоже только путём насилия. Отсюда Ленин заимствует мимоходом и в другом смысле выдвинутую Марксом формулу о «диктатуре пролетариата».
Сам Маркс «о диктатуре пролетариата» не писал ни книг, ни даже статей. Да, Маркс употребил слова: «диктатура пролетариата» в частном письме в Вейдемейеру в 1852 году: «Классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата». Через двадцать с лишним лет Маркс повторяет эту формулу на полях проекта Готской программы (в то время закрытого партийного документа – ред.). Этой одной или двум строчкам Ленин посвятил целую книгу «Государство и революция», а вот другому фундаментальному замечанию Маркса на полях того же проекта – что в странах, где существует всеобщее избирательное право и отсутствует военщина (а именно в Англии и Америке), к социализму можно прийти демократическими путями, – Ленин посвятил только одну фразу, объявив это положение Маркса устаревшим в «эпоху империализма»...
Интересна сама история замечаний Маркса, которую избегают излагать советские марксоведы. В конце мая 1877 года марксистская партия Вильгельма Либкнехта и Августа Бебеля («эйзенахцы») и лассальянская партия «Всеобщее германское рабочее объединение» решили объединиться в одну общую социал-демократическую рабочую партию Германии в городе Гота, где была принята её первая программа, получившая название Готской программы. Её проект, составленный совместно марксистами и лассальянцами, был послан на ознакомление Марксу.
Вот на полях этого проекта Маркс и записал: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть не чем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». Когда Маркс писал эти слова, перед его глазами был, как он указывает, режим абсолютизма и «военный деспотизм» в прусской Германской империи, но Маркс подчёркнуто исключал из этого замечания страны демократии – США и Англию.
Был и ряд других замечаний, мелких и придирчивых, в адрес последователей более популярного, чем Маркс, лидера германского рабочего движения – покойного Фердинанда Лассаля. Все эти замечания были названы самим Марксом замечаниями на полях (Randlosse) и посланы лично Либкнехту, Бебелю и Ауэру с требованием вернуть их обратно после прочтения. Интересно, что они были опубликованы Энгельсом только через восемь лет после смерти Маркса – в 1891 году.
Важно привести здесь комментарии Энгельса к ним... Вот что пишет Энгельс: «Можно себе представить, что старое общество может перерасти мирно в новое – в странах, где власть сосредоточена в руках народного представительства, которое на основе конституции может сделать, что надо, поскольку имеет за собою большинство народа, – в демократических республиках, как Франция и Америка, и в монархиях, как Англия...
Если это так, то наша партия и рабочий класс могут прийти к власти только под формой демократической республики. Она даже и есть специфическая форма диктатуры пролетариата, как показала Великая французская революция... Что, на мой взгляд, надо включить (в новую Эрфуртскую программу, – А. А.) – это требование концентрации всей политической власти в руках народного представительства (Karl Marx, Kritik des Gothaer Programms. Dietz Verlag, 1965, s. 88–89).
Энгельс расширил круг государств, в которых социал-демократы могут прийти к власти через парламенты, но исключил из этого круга Россию, как государство абсолютной монархии. В феврале – начале марта 1917 года произошла Февральская революция, свергшая монархию Романовых и установившая режим неограниченной демократии. Вне всякого сомнения, что Энгельс включил бы демократическую Россию в число держав, где социал-демократы к власти могут прийти мирным путём.
Рисунок: И. Смирнов
Что же делает Ленин? За два месяца до большевистского переворота он пишет, ссылаясь на Маркса и Энгельса, целую книгу, доказывая, почему надо уничтожить демократию в России, чтобы построить социализм, – книгу «Государство и революция», имеющую подзаголовок «Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции».
Поначалу можно подумать, что перед вами академический трактат на указанную тему, на деле – классический памфлет с апологией диктатуры и анафемой демократии. Ленин готовится к уничтожению русской демократии и провозглашению в России «диктатуры пролетариата». Для этой цели ему важно поставить к себе на идеологическую службу Маркса и Энгельса.
Для этой же цели он вынужден произвести над их учением небольшую хирургическую операцию, исключая из марксизма всё, что не укладывается в концепцию ленинизма, объявляя всё, что внесли в марксизм марксистские теоретики западной социал-демократии, антимарксистскими творениями. Ленин пользуется не трудами Маркса, предназначенными к публикации или опубликованными, а его частными письмами, которые не подлежали огласке; он манипулирует цитатами Маркса, допуская передержки и фокусы по классическому методу софистов; он намеренно игнорирует всё то, что не укладывается в рамки поставленной им цели...
Ленин отличался редким талантом вкладывать в уста своих учителей мысли, до которых они сами не доходили, но которые давали ему повод делать это самому от их имени... Яркими образцами такого рода манипуляций и изобилует книга Ленина «Государство и революция», которую он писал в подполье в марте-сентябре 1917 года, но опубликовал после своего переворота – в 1918 году. Вот некоторые примеры:
1. Мысль об «отмирании государства», когда к власти приходит рабочий класс, принадлежит Марксу. Конкретизация этой мысли – Энгельсу в его «Анти-Дюринге», в котором он утверждал, что после национализации средств производства государство отмирает, подчёркивая, что «государство не «отменяется» (это выпад против анархистов – А. А.), оно отмирает».
Ленину страшно не нравится такое мирное «отмирание» при отсутствии «скачков... бурь... революции» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 17). Ленин говорит, что так толкуют Энгельса все оппортунисты и ренегаты. Ленин приписывает Энгельсу то, чего он никогда не писал и не говорил. Например: «На деле здесь Энгельс говорит об «уничтожении» пролетарской революцией государства буржуазии, тогда как слова об отмирании относятся к остаткам пролетарской государственности после социалистической революции.
Буржуазное государство не «отмирает», по Энгельсу, а «уничтожается» пролетариатом в революции. Отмирает после этой революции пролетарское государство или полугосударство» (т. ЗЗ, стр. 18). В явном противоречии с Энгельсом Ленин делает вывод: «Смена буржуазного государства (то есть демократической республики. – А. А.) пролетарским невозможно без насильственной революции» (т. ЗЗ, стр. 22). Только после ленинской «пролетарской революции» это полугосударство, собственно, превратилось, по его же словам, в «новый тип государства» – в полное тоталитарное государство беспримерной в истории концентрации, централизации и абсолютизации власти. Получилось всё наоборот.
Энгельс писал: «Вместо управления людьми будет управление вещами». Вот уже восьмое десятилетие ленинское «полугосударство» тотально распоряжается и людьми и «вещами». Такое управление сегодня в Советском Союзе называют на убогом жаргоне канцеляристов административно-командной системой и приписывают её рождение тоже не Ленину, а Сталину. Но ведь административно-командный стиль – атрибут и привилегия любой бюрократии в любом государстве, так что ни Ленин, ни Сталин тут не были оригинальны. Оригинален их тоталитаризм.
2. Ленин утверждает, что «учение о классовой борьбе, применённое Марксом к вопросу о государстве и о социалистической революции, ведёт необходимо к признанию политического господства пролетариата, его диктатуры, то есть власти, не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооружённую силу масс» (т. ЗЗ, стр. 26).
Если таково учение Маркса, то почему надо доказывать это на десяти страницах, вместо того чтобы привести хотя бы одну цитату из самого Маркса? Потому что таких цитат о власти, «не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооружённую силу», у Маркса нет.
3. Ещё грубее поступает Ленин с Марксом, когда прибегает к цитатам из его работы «18-е брюмера Луи Бонапарта». Ленин пишет, что «все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а её надо разбить, сломать. Этот вывод есть главное, основное в учении марксизма о государстве» (т. ЗЗ, стр. 28).
У Маркса речь идёт о разрушении и сломе машины абсолютистского государства, чтобы закрыть путь к реставрации старых порядков. Маркс пишет, что «все перевороты усовершенствовали эту машину, вместо того чтобы сломать её. Партии, которые, сменяя друг друга, боролись за господство, рассматривали захват этого огромного государственного здания как главную добычу при своей победе». А вот комментарий Ленина: «Мысль Маркса состоит в том, что рабочий класс должен разбить, сломать «готовую государственную машину», а не ограничиваться простым захватом её» (т. ЗЗ, стр. 37).
Маркс ни одним словом не обмолвился о рабочем классе, у него речь идёт о революционных демократических партиях, которые руководили не социалистическими, а демократическими, буквально народными революциям.
Это видно даже и из письма Маркса Кугельману (апрель 1871 года), которое цитирует Ленин: «...не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, а сломать её», «и именно таково предварительное условие всякой действительной народной революции на континенте» (т. ЗЗ, стр.37). Это Маркс писал, расшифровывая тезис из «Брюмера» о демократических «народных революциях», которые терпели поражение из-за того, что не сломали старой «бюрократически-военной машины».
Русская «народная революция» в феврале 1917 года... установила в стране демократический строй с неограниченными политическими свободами и гражданскими правами. Ленин же упорно, настойчиво доказывает необходимость уничтожить этот демократический строй путём насилия, опирающегося на вооружённые силы повстанцев, ложно ссылаясь на тезис Маркса, в котором Маркс говорит о сломе старой «бюрократически-военной машины» старых абсолютистских режимов. О сломе государственной машины демократической республики ничего ни у Маркса, ни у Энгельса, разумеется, Ленин не нашёл.
...Интересно, что Ленин как бы мимоходом приводит высказывание Энгельса, которое, собственно, опровергает все главные тезисы «Государства и революции». Энгельс, говорит Ленин, «признаёт, что в странах с республикой или с очень большой свободой «можно себе представить» (только «представить!») мирное развитие к социализму» (т. ЗЗ, стр. 69). Но Ленин неумолим, «...постоянно забывают, пишет он, что уничтожение государства есть уничтожение также и демократии» (т. ЗЗ, стр.82).
Уничтожить государство Ленину не удалось, тем успешнее ему удалось уничтожить демократию. Ближе к концу книги Ленин выставил новый тезис, который нам хорошо знаком больше из Прудона и Бакунина, чем из Маркса и Энгельса: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства» (т. ЗЗ, стр.95). Ленин, вероятно, хотел сказать, что при коммунистическом государстве не будет свободы, но когда будет свобода, то тогда уже не будет самого коммунистического государства. Опыт Советского Союза говорит в пользу этого тезиса.
Ленин, конечно, обладал как теоретическим талантом, так и стратегическим умом, чтобы разработать и пропагандировать свою собственную концепцию о «взрыве» и «разгроме» государственной машины демократической республики через насильственную революцию, но когда он предпочёл это сделать не от своего имени, а от имени марксизма, восстали такие выдающиеся марксисты, как Карл Каутский и Роза Люксембург.
Если на то пошло, то Ленин был отнюдь не первым коммунистом, который писал о «взрыве» и уничтожении государственной машины демократии, об уничтожении самого государства через насильственную революцию. Лидер голландских левых, будущий деятель Коминтерна А. Паннекук писал ещё в 1912 году в Neue Zeit, что «борьба пролетариата есть не просто борьба против буржуазии из-за государственной власти». В этих словах весь будущий Ленин, хотя Ленин замечает непоследовательность этого автора.
Однако Каутский ответил Паннекуку (а стало быть и Ленину): «До сих пор противоположность между социал-демократами и анархистами состояла в том, что первые хотели завоевать государственную власть, вторые – её разрушить. Паннекук хочет и того и другого» (т. ЗЗ, стр. 112). Ленин утверждает: «Против Каутского марксизм представлен именно Паннекуком в данном споре, ибо как раз Маркс учил тому, что пролетариат... должен разбить, сломать этот аппарат» (т. ЗЗ, стр. ИЗ), что неверно, как мы видели выше.
.jpg)
Рисунок: П. Сигут
Другим предшественником Ленина был Бухарин, который писал в 1916 году то же, что и голландец, когда утверждал, что надо взорвать государство и что вообще социал-демократии необходимо подчёркивать свою принципиальную враждебность к государству. ...Идеи Паннекука и особенно Бухарина Ленин не только развил дальше, но и положил их в основу своей стратегии «взрыва» февральской демократии и установления однопартийной диктатуры большевиков...
На стороне официальных советских идеологов, критиковавших своих оппонентов на Западе, всегда было одно преимущество: они критиковали работы, которые не имел права читать советский человек. Поэтому ему преподносились отдельные, вырванные из контекста цитаты, выпускались авторские аргументации.
В ленинской России было запрещено переводить на русский язык, например, книги серьёзного теоретика марксизма Розы Люксембург, в которых критиковался большевизм. ...Роза Люксембург с первых же дней возникновения большевизма по плану Ленина из «Что делать?» разгадала, какой будет партия, созданная по ленинскому методу, она писала: «Создание централизации на двух принципах; слепое подчинение всех организаций до малейшей детали одному центру, который за всех думает, создаёт и решает, а также строгое разграничение между ядром партии и окружающей её революционной средой.
То, за что борется Ленин, представляется нам механическим привнесением организационных принципов бланкистского заговора рабочих кружков в социал-демократическое движение рабочей массы. Ход мыслей Ленина направлен на контроль партийной деятельности, а не на её оплодотворение, на сужение, а не на расширение, на раздробление, а не на объединение».
Комментируя эти слова Розы Люксембург, другой марксистский теоретик Карл Каутский пишет, что Р. Люксембург разгадала всю сущность будущего ленинизма уже на его начальной стадии возникновения, но «конечно, не могла она ещё тридцать лет назад предвидеть все губительные действия, которые таились в утробе ленинизма... Диктатор является в высшей степени ревнивым богом. Он не терпит другого бога около себя.
Ленин был того мнения, что весь пролетариат беспрекословно должен повиноваться его руководству. Кто в партии не верил в его божественную непогрешимость, тот пожинал его пламенную ненависть... Отсюда и невозможность для Ленина, как и для всякого другого, кто хочет быть диктатором в партии, работать коллективно с другими товарищами по партии, которые иногда думают иначе, чем диктатор».
Отсюда Каутский приходит к выводу: «Если диктатура проникла в партийный организм, то партия духовно нищает, ибо диктатура вынуждает творческие, духовные силы партии к отказу от духовной независимости или исключает их из партии». Прямым следствием ленинского фанатизма и необузданности его диктаторской воли Каутский считает и трагедию гражданской войны, последовавшей за разгоном Учредительного собрания. Вот его слова: «Если бы не разгон Учредительного собрания. (1918 год – ред.), Россия не подверглась бы всем ужасам и опустошениям гражданской войны.
Как богата сделалась бы страна, сколько процветания принесла бы социалистическая перестройка трудящимся. Как быстро пошло бы экономическое и духовное обогащение масс, как выросло бы доверие между рабочими, крестьянами и интеллигенцией, как росла бы социалистическая продукция – на путях к созданию царства свободы, равенства и братства». Таковы комментарии Каутского к выводам Люксембург.
За несколько месяцев до своей трагической гибели в январе 1919 года в ряде статей, которые потом составили книгу «Русская революция», Р. Люксембург развивает свои мысли дальше. В названной книге поражают проницательность анализа и необыкновенный дар предвидения. Она как коммунистка безусловно разделяет программу Октябрьской революции и признаёт, как она говорит, её «выдающихся руководителей – Ленина и Троцкого».
Признаёт она и «диктатуру пролетариата», но её понимание сущности этой диктатуры абсолютно противоположно тому, как понимают «диктатуру пролетариата» Ленин и Троцкий. Вот рассуждения Розы Люксембург: «Свобода только для сторонников правительства, только для членов партии не есть свобода. Свобода – всегда только свобода думающих иначе».
Люксембург говорит, что Ленин и Троцкий исходят из предположения, что революционная партия уже имеет в кармане готовый рецепт, как построить социализм, как создать новую хозяйственную, социальную и правовую систему, но в этом их заблуждение.
Она пишет: «Мы знаем приблизительно, что именно сперва надо убрать, чтобы открыть путь к социалистическому хозяйству, но каковы тысячи больших и малых шагов, которые надо для этого предпринять, – этого мы не знаем... Социализм невозможно построить изданием декретов... Вся масса должна в этом участвовать, иначе он будет декретирован дюжиной интеллектуалов. Безусловно, нужен общественный контроль, иначе обмен опытом останется достижением закрытого круга бюрократов нового правительства.
Каковы будут результаты такой системы и что надо делать? Автор утверждает: «Коррупция неизбежна... Никто не знает этого лучше, чем Ленин. Но в выборе средств (против неё) он совершенно ошибается. Декреты, диктаторская власть надзирателей предприятий, драконовские штрафы, господство ужаса – это всё паллиативы. Единственный путь к возрождению – это школа самой общественной жизни, неограниченной, широчайшей демократии, общественное мнение. Правление методами страха только деморализует массы!».
Роза Люксембург догадывалась, что Ленин и Троцкий на это не пойдут. Тогда, пишет она, в Советской России сложится политический режим... Она не увидела этот режим, но зато хорошо знаем, что это такое, мы теперь, через семьдесят лет. Вот продолжение её рассуждения: «...Ленин и Троцкий выдвигают выборные органы Советов как истинное представительство трудящихся.
Однако с уничтожением общественной жизни во всей стране будет парализована жизнь и в самих Советах. Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы прессы и собраний, без свободы борьбы мнений замрёт жизнь во всех общественных инстанциях. Останется кажущаяся жизнь, при которой только бюрократия будет действующим элементом... Общественная жизнь постепенно засыпает... Действует лишь дюжина выдающихся партийных руководителей, и будут таскать элиту рабочего класса по собраниям, она будет аплодировать речам вождей и единогласно утверждать предложенные ей резолюции. Словом, это будет в основе своей диктатура, но не диктатура пролетариата, а кучки политиков» (стр.74–75).
Много немарксистских писателей от русского Замятина и до англичанина Оруэлла по-разному предсказывали будущую картину советского социализма, но никто с такой гениальной точностью даже в деталях не предсказал картину сегодняшнего советского социализма, как марксистка Роза Люксембург.
Идея власти затмила в голове Ленина все другие идеи: гуманистические, патриотические и даже социалистические. «Мы Россию отвоевали, – повторял он, выражаясь языком оккупанта (собственной страны!), – мы должны теперь Россией управлять». Управление это началось с братоубийственной гражданской войны и ужасающего красного террора – не во имя социализма, а во имя удержания власти любой ценой...
Из журнала «Новый мир». Отрывок из книги «Ленин в судьбах России»
Ещё в главе «Прошлое - настоящее - будущее»:
Власть – всё, идеи – ничтоВзгляд с карусели
Застолье с классиками, или кушать подано!
Оживший Китеж
