Журнал «Социум» №9. 1991 год

Вариации на тему: «Что делать?»

«Que fa ire? Faire-то que?» – так вопрошал один незадачливый литературный герой. Иными словами, что делать, дорогие сограждане? Делать-то что?

Сегодня мы, кажется, перешли черту, за которой вариации на тему: «Что делать?» чуть ли не удручают, раздражают. И всё же есть те немногие, кому не наскучило биться над ответом, кто не потерял веру в то, что за выверенным ответом на этот сакраментальный вопрос можно начать взвешенные реформационные шаги. И среди них Николай ШМЕЛЁВ – известный писатель, публицист и экономист-рыночник, убеждённый в том, что переход от экономики сумасшедшего дома к экономике здравого смысла неизбежен и неотвратим.

Предлагаем вниманию читателей своего рода синтетическое интервью с Н. Шмелёвым, выстроенное на основе разножанровых материалов автора, опубликованных в последнее время в ряде отечественных газет и журналов.

Нет вопросов?.. Вот и хорошо! Тогда перейдём к ГКЧП!

– Скажите, не огорчает ли Вас то, что идея рынка в нашей стране кем только не дискредитируется?

– Рынок дискредитировать нельзя: ничего лучшего человечество пока не знает. И как бы мы ни вертелись, что бы ни придумывали небывалое, вымученное, искусственное (и потому обречённое на гибель уже при рождении своём) – никуда от рынка не деться. Мы за свою короткую историю перепробовали все модели кабинетного хозяйствования. И всё оказалось неэффективным. Смогли создать ядерную бомбу, ракеты. Но ничего большего не смогли.

Ну, разочаруемся мы в рынке, хотя и не видели его. А взамен что? Опять лагерная система? Да не будет она действовать (может быть, на карточках как-то просуществуем ещё несколько лет). Не выдержит она гонки технического прогресса. Обречёт страну на каменный век.

Стоимость, цена, деньги, процент – это такие же объективные законы, как закон сохранения энергии, закон земного притяжения. И нет ничего другого. Другое – это только лагерь. Вертухаи и заключённые со своей пайкой и своими нарами. Может быть, и без колючей проволоки, но всё равно это будет лагерь. А лагерь может выкопать только... котлован. Нет, конечно, толпу можно настроить против кого угодно – рыночников, биологов, евреев. Она найдёт, кого терзать. Но идея рынка всё равно вечна.

Рисунок: М. Златковский

Либо сила, либо рубль – иного выбора в экономике не было и нет от века, от Адама. Не мы первые (и не мы последние), кто пытался сделать ставку на силу. Египетские пирамиды навсегда останутся в истории не только памятником человеческому тщеславию, но и сотням тысяч впустую загубленных человеческих жизней.

Рим сгнил и погиб прежде всего потому, что сгнила экономическая база его – хозяйство, основанное на рабском труде. Или другие примеры. Пугачёвщина не образумила русское дворянство, и оно в конце концов получило то, что по тупости своей и животному эгоизму заслужило сполна. Коллективизация и сталинские лагеря сплошь усеяли нашу страну человеческими костями, но экономически не дали ничего.

И все попытки наших идеалистов (либо авантюристов – кому какое слово больше нравится) сломать экономические законы, заменить рынок палкой, изгнать из жизни или изуродовать до неузнаваемости рубль, прибыль, конкуренцию, объективные цены и рыночное равновесие, процент и кредит, акции и облигации, биржу, валютный курс, обратимость рубля и здоровый, сбалансированный бюджет – все эти попытки, как мы убедились, тоже ни к чему не привели.

– Ещё три года назад вы предлагали сделать крупные займы на Западе, порядка 15–20 млрд рублей. Закупить на эти деньги товары и тем самым снять социальное напряжение, создать благоприятный фон для проведения реформ в экономике. Тогда это не выглядело утопией. Но при нынешней ситуации – какие миллиарды помогут нам? Да и кто рискнёт дать их?

– При всём этом, и не вопреки, а, скорее, благодаря этой ситуации, не вижу иного выхода, кроме займов. Без поддержки мира, без массированной инъекции, которая должна нести двойную функцию, психологическую и экономическую, нам не обойтись. Психологически – дать людям хоть малейшее ощущение, что жизнь не вниз идёт. А экономическая сторона – вся конструкция реформы.

Чтобы вывести рубль из паралича (наряду с другими мерами), без такой инъекции не обойтись. Брать средства можно под залог. Он может быть разным – и золотой запас (разве лучше просто сбывать золото за границу?), акции предприятий, концессии, – начиная от подъёма топляка на Оби и кончая добычей нефти на Мангышлаке, где с нашей технологией всё равно мало удаётся выкачать... Говорят, никакой лекарь извне не поможет. Только он один – да, не поможет. Но в том тупике, в который мы себя загнали, без него вылечить нашу экономику уже невозможно.

В практическом плане эта проблема может стать на ближайшие год – два центральным вопросом нашей внешней политики. Либо мы сумеем уговорить западных партнёров оказать нам на кредитных условиях коллективную экстренную помощь (причём без иллюзии, только под общегосударственную программу последовательных политических и экономических реформ), либо мы неизбежно и очень скоро придём к тому, что сделал Сталин в 1947 году. Многие западные лидеры это понимают, и перспектива хаоса в Советском Союзе всё более пугает их. Ведь если наше чудище рухнет, оно за собою в яму весь мир потащит!

Изоляционизм ни к чему хорошему не приводит нигде. Он как чёрная дыра, в которую проваливается всё. Нам надо распахивать двери. Весь мир, все страны давно переплетены, как черти хвостами. В этом даже нет ничего интересного, это обычное рядовое явление. И нам тоже нужна эта «проза» – нормальное, скучное, неинтересное движение капитала туда и обратно через наши границы.

– Кстати, Россия уже приняла закон, разрешающий инофирмам держать рублёвые счета в наших банках. Пожалуйста: приезжайте к нам со своим товаром, торгуйте на рубли, а вырученные деньги инвестируйте во что угодно. Много товара – цены начнут падать.

– Ну, конечно же, это элементарные вещи! Но союзное правительство и вообще Центр по-прежнему (к сожалению) приносят экономику в жертву политике, отжившей идеологии. А для рубля безразлично, какую высшую метафизическую цель преследует общество: это может быть царство небесное ещё здесь, на земле, а может быть и стремление просто жить, пока живётся.

Главное в том, намерено ли общество жить, работать, кормить себя и продвигаться понемногу вперёд, по возможности не отставая от других. А мы всё ищем какую-то идею, чтобы всех уж охватить, чтобы все по одному плану стройными рядами шагали к счастью. Никогда это не удавалось и не удастся. Но, видимо, пока ещё не созрели, раз не перестаём терзать друг друга: ты за капитализм или за социализм? Ты за белых или за красных? Вместо того чтобы посмотреть на жизнь трезвыми глазами и увидеть, в какой нищете живём. Господи!

Мы же самым бездарнейшим образом просто, как бурсаки Помяловского, проедаем свои недра. За те 200 млрд. долларов, которые мы получили за нефть после 73-го года, можно было бы покрыть страну дорогами от Владивостока до Бреста, построить хранилища, заводы по переработке сельхозпродукции. А мы просто меняли тонну нефти на тонну зерна.

До сих пор зерно – наш импортный приоритет. Но зачем государству покупать где-то за границей зерно по 120–140 долларов за тонну, когда можно самим обеспечивать себя, причём по цене вполовину ниже мировой? Дайте только гарантии, что все дополнительные поставки зерна государству выше уровня, скажем, 1988 года будут оплачены крестьянам в валюте, и эта валюта останется в их распоряжении. И разве это не реальный источник экономии валюты, за счёт которого можно было бы решить проблему импорта промышленного ширпотреба? Всё это так, если исходить из крестьянского здравого смысла.

Мы же руководствуемся многочисленными «нельзя», которые десятилетиями с таким упорством вколачивали в нас. Потому что в отличие от нормальных стран у нас политика диктует, какой быть экономике – социалистической или капиталистической. Но это всё досужее занятие кабинетных интеллигентов, которые где-то когда-то вырвались на площадь, стали играть в политические игры.

Существует экономика здравого смысла и экономика сумасшедшего дома. К сожалению, творцы последней не знают даже азов, понятных каждому крестьянину. Как слепые сквозь дебри пробираемся к тому, что в общем-то не требует не то что высшей математики, алгебры – простой арифметики. Так, увы, наш мир устроен.

– Выходит, прав был Чаадаев, который пророчил, что нам на веки вечные определено судьбой служить всему миру примером того, как не надо – думать и поступать?

– Я не хочу верить в то, что прогноз Чаадаева был верный. Думаю, что мы не глупее других. Правда, действительно в нас ещё сильны остатки тоталитарного и коллективистского подхода, какой-то изуверской веры вместо здравого смысла, вместо норм так называемой «мещанской» морали. А ведь эта «мещанская» мораль вся практически укладывается в Христовы заповеди, может быть, ещё с добавлением: трудись и не пей, в свинью не превращайся. У нас же честный добросовестный труд стал в глазах людей если не позором, то, во всяком случае, чем-то весьма близким к юродству.

– Так в чём же причины: в национальной традиции, исторической случайности, в несовершенстве людей или это небесное проклятье за какие-то грехи?

– Думаю, что разбираться предстоит не одному поколению. Конечно, у нас тяжёлая, можно сказать, трагическая наследственность: иллюзии социалистов-утопистов XIX века и предреволюционных лет, азарт и вседозволенность «военного коммунизма» (с кратким отрезвлением в 20-е годы), ужас, лагеря и безудержный произвол сталинской поры, мертвящее оцепенение эпохи «застоя», когда всем и на всё стало наплевать.

Нашу экономику долгие десятилетия корёжили как хотели все, кому не лень, и по живому телу народной жизни долго рубили топором со всего размаха. Что это было? Только ли безграмотность недоучившихся семинаристов, ветеринарных фельдшеров, безусых гимназистов, выгнанных отовсюду за неуспеваемость? Или же злая воля патологических властолюбцев, для которых все страдания народа были лишь средством урвать с общественного стола свой кусок пирога? Не берусь ответить на этот вопрос.

Но факт есть факт: минимум три поколения нашего народа выросли в уверенности, что экономический успех страны зависит от доброго и умного Генсека, от понятливости и поворотливости наших министров, от усердия плановиков, от хороших декретов и постановлений – в общем, от чего угодно, только не от того, что определяло и определяет этот успех везде в мире: от кроветворческой способности экономического механизма страны и от свободы кровообращения по его артериям и венам.

Положа руку на сердце, ответим на вопрос: много ли людей у нас понимают, что законы природы и законы экономики – это одно и то же? Царит полная безграмотность в элементарных экономических вещах, какое-то жалкое представление об экономике: чем больней мы ей сделаем, тем лучше она будет работать. Как только появляется что-то мало-мальски разумное, перспективное, тут же идут в ход топоры. Жестокость во многом идёт от безграмотности. Слава Богу, что хоть живы пока, хотя и покалеченные и повредившиеся умом.

Вторая наша болезнь – зависть. Это, к сожалению, результат ставки на худшие человеческие инстинкты, на всё подлое, что только есть в человеке. Реставрировав всё самое худшее в людях, мы поставили их в скотское положение. Когда человек должен добывать пакет молока для ребёнка, выстаивая многочасовые очереди, он поневоле теряет самоуважение. И не винить его за это надо, лишь жалеть. Ничего не достигнуть без создания мало-мальски приличных условий жизни. Тогда значительная часть зла отсохнет сама собой.

Народ устал ждать, устал бояться. Пока он не получит какого-то осязаемого знака надежды, какого-то положительного сдвига в повседневной жизни, преодолеть общественный кризис будет невозможно. Все надежды здесь связаны в первую очередь с экономикой, во вторую – с политической борьбой.

Наши шесть перестроечных лет были переходом от экономики сумасшедшего дома к экономике Белого дома. Посмотрим... Нет, поплюём на ладошки и... Говорят, в СВОЁМ ДОМЕ и стены помогают

– Вы как-то сказали, что из экономической трясины нас может вывести только крепкая государственная власть, нацеленная на добро. Но ведь понятие добра относительно. Центр, например, считает, что, любыми способами сохраняя единство Союза, он несёт добро республикам. А у народа этих республик совершенно иное представление о добре. Так какой же должна быть власть?

– Она действительно должна быть крепкой – без крайностей и истерик. При всём моём из юности идущем либерализме и отвращении к любым формам тоталитарности и насилия я искренне стал государственником, сторонником государства.

Силы, равной ему, я не вижу ни в одной из наших нынешних политических ассоциаций. С большой грустью, например, смотрю на то, какими беспомощными оказались левые демократы. Они не владеют реальной жизнью, не знают, что с ней делать. Очень много разговоров, дискуссий. Ну, принял Верховный Совет России немало хороших, принципиальных законов о земле, о предпринимательстве, но ведь это лишь бумага.

Мы перестарались с Советами народных депутатов и породили беспомощные, аморфные дискуссионные клубы. Правда, не очень уверен, что конструкция кабинетного правления Президента лучше. Совершенно неясно, зачем, например, там фигура премьер-министра. Для того чтобы проводить акции по типу печальной памяти обмена пятидесяти- и сторублёвых бумажек? Во-первых, моральная сторона. А во-вторых, экономическая целесообразность. Представьте себе: у вас в ванной комнате хлещет вода из крана – сорвало резьбу.

Видимо, надо всё-таки сначала закрыть кран, а уже потом вытирать лужу. Так вот, Павлов борется с лужей, а кран у него хлещет вовсю. И даже повышение цен лишь чуть-чуть уменьшит поток денег. И доплаты на продовольствие остаются, и дотации на всех наших убогих и нищих, на наши неэффективные предприятия. И военные расходы не снижаются, а растут, и помощь всем нашим псевдодрузьям сохраняется. Кран будет хлестать! Население – беднеть.

Как долго ещё в универсальных магазинах универсальными будут только очереди?

– Наше правительство, видимо, не может или не хочет признать, что есть иные способы решения проблем, кроме грабительских. Хотя в нынешних условиях, когда, по прогнозу ряда экономистов, падение производства должно достичь 25 процентов, пора бы перейти на новый уровень мышления...

– Увы. Пока вся логика правительственных мер – резкий рост розничных цен, карточки, развёрстки – ведёт к непоправимому, раскручивается гиперинфляция. И я не удивлюсь, если уже в конце года правительство действительно использует сталинский зверский способ обмена денег 10:1. Иного выхода не будет, кроме как беспощадно ограбить всех.

А ведь есть другие пути. Приватизация и всемерное развитие предпринимательства. Конечно, процесс глубокой приватизации основной части государственного сектора (а будущее – за ней) займёт десятилетия. С учётом степени монополизации нашего государственного сектора и гигантских размеров ведущих промышленных предприятий, неповоротливых, как бронтозавры, быстрой отдачи можно ждать лишь от мелких и средних предприятий. Открывайте свои свечные заводы, пекарни – никаких запретов. Возможно, на первых порах это был бы хаос. Но творческий хаос, из которого что-то позарез нужное нам выросло бы на рынке.

Но дело не только в свободе, но и в целенаправленной поддержке кооперативного и частного предпринимательства. Речь идёт не просто о законах. На всех уровнях государственной структуры должна быть провозглашена политика открытого поощрения всех видов законной предпринимательской деятельности: никакой административной волокиты в регистрации, кредитные и налоговые льготы, открытая защита правоохранительных органов. Предприимчивые люди должны поверить государству, что оно их в очередной раз не обманет, что оно защитит их. Лишь в этих условиях мы можем рассчитывать на какое-то видимое и естественное оживление потребительского рынка.

– Но ведь никакая приватизация и «зелёная улица» предпринимателям не спасут нас, пока рубль парализован?

– Конечно, и для меня, скажем, обострение межреспубликанских проблем имеет не только политические, национальные причины. Главное – неработающий рубль. Жизнь в натуральном хозяйстве.

Ну что реально, например, Москва и Ленинград могут предложить в обмен за сметану, хлеб, мясо? Ракеты, приборы? Кому это нужно? Потому всё и разваливается.

Восстановление дееспособности рубля – главное условие успеха экономической реформы и выхода нашего хозяйства из кризиса. Основные причины паралича денег – немыслимые размеры бюджетного дефицита и гора накопившихся «пустых» денег у населения и предприятий. Условно их можно разделить на две половины. Одна часть лежит относительно спокойно.

Другие деньги – «горячие». Постепенно «спокойные» деньги превращаются в «горячие», и их давление на потребительский рынок всё нарастает. Пока ещё в переводе на твёрдую валюту «горячие» деньги стоят не так много – миллиардов 30 в долларах. Их можно найти и давление снять, предложив людям товар. Но логика здравого смысла по-прежнему не работает. Как, собственно, и в системе цен. Страшное наследие сталинского режима – это изуродованная система цен, ценовые пропорции, которые были безграмотно искорёжены с конца 20-х.

Искусственно завысили одни цены и занизили другие, и экономика существовала среди этих кривых зеркал. Единственная услуга, которую могла бы ещё оказать административная система, – это разбить кривые зеркала, вернуть нормальные здравые пропорции ценам: пусть мясо по 8–10 рублей, но тогда и ботинки за 20. Но сейчас ведь у нас далеко не так... И по-прежнему из сорванного крана хлещет денежный поток, а правительство всё так же вытирает «лужу».

Мы всё время «стесняемся» спросить с тех людей, которые несут ответственность за состояние экономики. Они, эти люди, пересаживаются из одного кресла в другое, полагая, что это должно избавлять их от ответа.

– Когда читаешь Ваш «Спектакль для господина первого министра», невольно думаешь: почему у герцогов и королей были такие умные советники, а у нас...

– Это огромный вопрос. Триста миллионов людей, а наверху одна и та же колода – 36 карт. И других нет. Я, конечно, уверен, простите за образность, что у нас где-нибудь в Малаховке сидит у себя на даче граф Витте, глушит водку и ждёт, когда его позовут. Ведь не такое уж в стране безлюдье на таланты.

Ещё я верю, что люди всё же не самоеды, не враги себе, что, по крайней мере, упоминаемый здесь не раз здравый смысл им присущ. Я исхожу из того, что великая страна и великий народ не погибают от собственной дурости. Погибают от каких-то внешних вмешательств. И если этого не будет, мы рано или поздно выберемся на нормальную дорогу. Весь вопрос: какой ценой? Будет ли это скоро, или мучиться нам ещё не одно десятилетие? И, конечно, самый суровый вопрос, на который у меня нет ответа и который, быть может, всех нас сейчас объединяет: «С кровью или без крови?».

Я бы хотел, я готов страдать сколько угодно, но только бы не лилась здесь больше кровь, потому что тогда возвращение в сумасшедший дом неизбежно. И надолго...

Журнал «Социум» 1991 год №9(9)

Ещё в главе «Семья - нация - страна»:

Кому сегодня легче – «отцам» или «детям»?
Можно ли помирить СССР с историей?
Вариации на тему: «Что делать?»
География