Журнал «Социум» №8. 1991 год

Цивилизация собственников

Перед каким выбором мы стоим

Проблема частной собственности оказалась сейчас не только в фокусе социально-политических, предпринимательских, партийных усилий и соблазнов, но в какой-то мере в центре мыслей и чувств каждого человека, вне зависимости от того, осознаёт он это или нет. Причём даже сама категория частной собственности невероятно трудна для осознания советским человеком. Она требует от граждан 90-х годов переориентации всех жизненных установок и ценностей.

Речь идёт не только о ценностях последних семидесяти лет, но также об изменении векторов и привязанностей столетних, исторически укоренённых. Вот мне и кажется необходимым заранее понять, на что мы идём. Стоит ли игра свеч? Скажу ещё определённее: речь идёт об ориентации на особую цивилизацию – цивилизацию собственников, характерную для современного (о будущем пока говорить не будем) западного мира, включая такой «Запад», как Япония или Сингапур... Но для начала – немного сухой материи.

Петербург. Конец XIX – начало XX века. Пассаж. Внутренний вид. Всё есть, и почти никого. Надо же!

Феномен Гамлета

В основе своей экономика частной собственности предполагает собственность отдельного человека на товары, которыми он обладает, предприятия и прочее. Однако в этом перечислении отсутствует нечто самое основное и корневое для нашей жизни – сознания для всей цивилизации. Это собственность индивида на свою «рабочую силу», свобода самостоятельно распоряжаться всеми своими способностями, возможностями, отвечать за свою судьбу, как своё «отчуждаемое» достояние.

Никто другой за меня не отвечает: ни община, ни сословие, ни «цех», ни государство – только право. Никто не прикрывает и не гарантирует моё бытие. Рискованность бытия предельна. Но такая свобода «распоряжаться» собой как собственностью носит в значительной мере характер свободы негативной. В «цивилизации собственников» я свободен участвовать или нет в какой-то трудовой деятельности. Свободен входить или не входить в предпринимательский поток.

Дальше, на договоренный срок, свобода заканчивается. Коль скоро я включился в эту деятельность, скажем, на заводе – в цепную связь машин, механизмов или коммерческих операций – тогда внутри потока дел и обязательств я полностью теряю свою свободу, подчиняюсь железной необходимости, оказываюсь в анонимной связке дисциплинарных цепочек. Но повторяю: входить в этот поток или стоять на берегу свободен решать только я сам.

Итак, в основе всех форм частной собственности заложена рискованная и одинокая свобода распоряжаться самим собой. Моменты решения, выбора многократно сопровождают жизнь каждого человека, и их можно было бы назвать «феноменом Гамлета». «Быть или не быть» – вот что тормозит исходный акт, а далее начинается неотвратимая цепь независимых от меня действий, преступлений, смертей... Это одно размышление.

Далее. Для обществ частной собственности характерно то, что их суверенным субъектом всегда остаётся индивид. В любых, самых социализированных формах (в акционерном предприятии, в концерне) каждый отдельный человек вступает в отношения «общественного договора» и оказывается совладельцем – со своей личной долей «вклада», риска, ответственности. Это общество одиноких людей, связь между которыми – явление их свободной воли.

В основе права, в основе всех общественных отношений – свободный договор! Сегодня и первый, и второй моменты «собственнической цивилизации» у нас исчезли начисто...

В мире частной собственности есть ещё одно роковое заклятие. Частная собственность жёстко связана с соблазном обращения любого человеческого состояния и достояния в деньги, в капитал. И наше сознание сразу начинает бешено сопротивляться. Это действительно ужасно – ориентироваться на денежный эквивалент нашего бытия, способностей, возможностей, дорогих сердцу ценностей, дома, вещей, детских подарков.

В хрустящих, воздушно перемещаемых бумажках «частный собственник», в любом его обличье, выступает как глубокий авантюрист, или, если определить более банально, прирождённый предприниматель.

Прошлое постоянно «снимается» в настоящем и авансируется в будущее. Всё накопленное и уплотнённое в прошлом может быть мгновенно утрачено или многократно увеличено. Но это означает далее, что авантюрный дух денежного эфира есть вместе с тем дух некоего равенства. Все равны в риске предпринимательской деятельности. Ничто не закреплено за мной навечно, навсегда. Я – это даже не то, что я «имею», но то, что я «предпринимаю».

Рисунок: С. Мосиенко

Меловой круг

Как ни странно, всё сказанное имеет всё же прямое отношение к нашему обществу и нашему времени. По сути, я говорю не только о прошлом или о том, что «за бугром», я говорю о наших родных внутренних делах. Официально в нашем сознании все эти особенности цивилизации собственников давно истреблены или вообще не возникали. Но всё же это нарастает изнутри.

Хотя бы в формах тех скрытых «теневых» экономических структур, от которых мы упорно открещиваемся, и которые лишь приобретают в силу этого уголовный дикий характер. «О тебе сказывается эта история». Но есть одна роковая разница. Тень без того, кто её отбрасывает, – это действительно страшно. И дело вот в чём: в нормальной, разрешённой «цивилизации собственников» частная собственность очерчивает как бы «меловой круг» в окрестностях индивида.

В этой ограждённости индивид может состояться (может – стать ничем)... «Мой дом – моя крепость», а квартира, земля, деньги, юридические права и, главное, свободное время – это некая «скорлупа», в которой может созреть (может – не созреть) человеческая личность. Если этот меловой круг стёрт, тогда индивид напрямую вбрасывается в современные жизненные передряги, собственник становится перекати-полем, люмпеном, поступающий становится преступающим, тогда... впрочем, все перипетии этого «тогда» нам прекрасно известны.

В нашем обществе почти единственный путь к индивидуальности (извращённой и безличной) – путь люмпена; выпадение из круга жизненных и договорных обязанностей, снятие всякой ответственности, разрыв всех связей. Но это приводит в конечном счёте к убиению того «я», того «себя», которым я тоже не владею, которого уже нет. Конечно, поступок всегда рискован. Это – конфликт, трещина, головная боль, трудности. Но в наших условиях поступок большей частью (исключения, конечно, существенны) повисает в пустоте, ибо нет того, кто поступает.

Чуть в сторону от Ленинграда-Петербурга. Начало 90-х годов н. в. «Продмаг». Чего только нет: «Санитарный день», «Ушла на базу», «Отключили свет», «Требуется уборщица», «Тары нет» ...

Для развития моего «я» необходим кристалл собственнических отношений. Своя комната, стол, лампа, окно, тишина, возможность уединения, возможность свободных поездок. Необходима, настаиваю на этом, игра свободного и необходимого времени. То есть свободного, никем не ограниченного «самостоянья» и того времени, когда я несвободен, когда я включён в труд с его твёрдой, неукоснительной дисциплиной.

Теперь, если продумать, что несёт в себе трудная и рискованная (вспомним соблазны денежных обращений) реальность частной собственности вне непосредственного процесса производства, в «режиме» свободного времени, то в нашем сознании возникает одно, казалось бы, побочное, мало интересное явление – загнанный в угол психологический тип: «частная жизнь», «частное лицо», скажу резче – обыватель.

Рисунок: Н. Калачёв

Ценность такого частного человека, «бюргера», очень высока в развитом мире частной собственности. Это уже вне экономики, вне политики. Это и есть та скорлупа (вне которой не созреет цыплёнок), о которой я говорил выше. Это частная собственность в её особом преломлении, это цивилизация на грани культуры. Вне ипостаси «частного лица» нет ипостаси гражданина.

Но в нашей российской традиции всегда было крайне небрежное, с долей определённого презрения отношение к «частному лицу», к «частной жизни». Ради великих целей, великих жертв и вечной борьбы во имя будущего стремились разбить, причём как можно раньше и быстрее, скорлупу, в которой мог бы созреть нормальный человек – гражданин и собственник.

Ужаснейшее преступление

Феномен частного человека связан с некоторыми, правда облагороженными, молчалинскими добродетелями – умеренностью и аккуратностью. Но у нас умеренность и аккуратность всегда обрастали только отрицательными эпитетами. «Мещанин», например. Между тем без идеи (именно идеи) мещанина, бюргера, буржуа или обобщённо социологически-среднего класса нормальная гражданская жизнь невозможна...

Нам нужно создать такое гражданское общество, где человеческий поступок одновременно сохраняет отпечаток индивидуальности, неповторимости, уникальности человека и вместе с тем строго и свободно вмещается в матрицы права. Но пафос права для нас неприятен, так как право уравнивает (причём формально, сие очень важно) различных людей, устанавливая для них общие границы, правовые лузы, в рамках которых каждый абсолютно свободен. Но если только переступить эти грани, то начнут рушиться все гражданские связи, рушиться жизнь.

Но куда уж там – право. Даже ориентация на индивидуальность воспринимается нередко как нечто порочное, от чего мы быстро устаём. Идея личности невероятно ответственна. Я должен взять на себя решение, ответить, сделать, состояться... Это очень трудно, рискованно.

Да к тому же мы ещё не хотим и не умеем брать на себя ответственность выбора – нам надо прислониться к стене. Вот только начали, слава Богу, избавляться от веры в коммунистическое светлое будущее, как тут же стали прислоняться, не подумав хорошенько, к религиозной вере, причём плоскостной, усохшей, загнанной в официозные формы, поощряемые аппаратом.

Горе в том, что наша духовность не прошла серьёзной школы фундаментального картезианского сомнения – этой изначальной, в сфере культуры укоренённой клеточки буржуазной цивилизации...

Есть в нашей истории и другая предвзятость, мешающая принять всерьёз и органично ценности «цивилизации собственников». Это – вековечное отвращение от настоящего времени. Настоящее – обуза, настоящим над, быстрее и подчистую, жертвовать ради будущего или, чтобы звучало соблазнительнее, Грядущего.

Сегодняшняя жизнь упорно мыслится лишь ступенькой Великого Восхождения к «настоящим людям», тем, которые придут после меня. Это пренебрежение настоящим – преступление по отношению к нашему народу, ко многим его поколениям, прожившим свою жизнь только «ради...» и «во имя...». Между тем, если бы люди не жили сегодня, но лишь жертвовали своей жизнью (своей и чужой кровью...) ради будущего, тогда не было бы ни Античности, ни Кёльнского собора, ни Возрождения, ни Шекспира, ни Толстого, ни культуры, ни жизни вообще.

На мой взгляд, одно из ужаснейших преступлений, начавшихся в 1917 году, заключается в том, что людей лишили всего этого, лишили «индивидуального стона».

Всё это было так легко уничтожено лишь потому, что эти глубоко укоренённые в культуре XIX века индивидуальные ценности не были укоренены экономически, не были подкреплены скучной и прозаической экономической свободой, не вросли в «цивилизацию собственников». Ведь основное, что таит в себе трудная и неудобная частная собственность, это возможность сохранить, очертить «меловым кругом» собственную индивидуальность, независимость, ответственность.

Но сегодня, в современных условиях, в зачатках постиндустриального производства вновь, и по-иному, возрастает роль индивидуальности, исходной, суверенной, самостоятельно заключающей договоры в производстве, в обществе, в национальной жизни. В этом просматривается пусть слабая, но надежда...

Управление из Ничто

В общем, положение крайне сложное и трагичное. У нас в России сегодня существуют как бы два типа общества. Одно целиком создавалось «сверху вниз», «по плану», в нём, по сути, вообще различие между обществом и государством исчезло, и оно стало ничем иным, как разветвлённой, дошедшей до самого низа государственной структурой, где каждый человек есть лишь исполнитель и передатчик воли вышестоящего начальника. Ещё более странный характер приобрела система управления этим монстром. Общество управляется не только из какого-нибудь безответственного Политбюро, но – напрямик из Будущего, из кого-то несуществующего, эфемерного, утопически предполагаемого, идеального состояния. Из Ничто.

Рисунок: А. Пшеняников

Но всё же с трудом и скрипом мучительно возникает у нас и иное общество. Оно нарастает снизу, в слабом взаимодействии вновь разрушаемых и вновь зарождающихся своевольных договорённостей «малых» частных собственников – владельцев своей рабочей и предпринимательской силы, образующих независимые профсоюзы, стачечные комитеты, малые предприятия, свободные журналы и газеты.

Это две различные цивилизации. И если так, то ясно, что противостояние демократов и реакционеров, «западников» и изоляционистов не носит у нас случайного или личного характера. Между двумя формами общественного бытия, идущего «снизу вверх» (общественный договор) и «сверху вниз», принципиального компромисса быть не может.

Может и должен быть режим постепенных уступок партократического строя, устранение этого строя мирным, политическим путём. Такой политический выход (а иного не дано) очень затруднён ещё одним обстоятельством. Наш «социализм» есть политэкономически красивый синоним, псевдоним всеобъемлющего, всеохватывающего военно-промышленного комплекса. В нашей стране ВПК это не часть обычного общества (как, к примеру, в Америке), это – цельный социум (государство) со своей небывалой политэкономией.

Выход один – мощная, стихийная и одновременно целенаправленная приватизация, демонополизация государственной собственности, устранение конспиративных (партийных) органов управления нашей общественной жизнью.

В ином смысле это и есть возрождение суверенной личности, то есть собственника своих сил и способностей. Реализация (в самых социализированных формах собственности – кооперативных, акционерных, синдикатных) суверенных прав индивида как собственника – вот единственное, что может изменить исторический вектор нашего общественного движения.

Время – деньги. Артём Тарасов, один из первых цивилизованных бизнесменов страны, как никто иной знает цену и тому и другому. Может быть, именно поэтому, проявляя нелояльность к высоким властям, он «уклонился» от их настойчивых предложений сесть в кутузку. И дело не в искусственности обвинений в закононарушениях. «Там» у него отняли бы его время

А иначе – хаос и гибель

Сегодня мы стоим перед реальным историческим выбором. И этот выбор зависит от нас самих. То, что мы выбираем или не выбираем, возможно разглядеть рядом с нами, на Западе, но возможно ощутить и в нашем собственном сознании, мыслях, стремлениях.

Это современная «цивилизация собственников». Далеко не идиллия, вещь жёсткая, трудная, рискованная, для многих трагическая. Кроме того, сложна и неоднозначна связь между такой цивилизацией и современной культурой, вырастающей из этой цивилизации, на её почве, но во многом отрицающей самые свои цивилизационные основы.

Сложны и трудны также отношения между работником и хозяином, изобретателем и приобретателем, созерцателем и тружеником, складывающиеся в этой цивилизации. Надо обойтись без сахарина, определяя смысл выбора. Но только... Выбора между чем и чем? С одной стороны «цивилизация собственников»... А с другой? Боюсь, что выбор всё же прост. В антитезе этой странной и неуютной цивилизации – ничто, хаос, гибель.

Совброкер. Скажите, ну кто ему, с такой-то вот улыбкой, откажет в безделице – слегка надуть себя?

Из газеты «Мегаполис – экспресс»

Журнал «Социум» 1991 год №8(8)

Ещё в главе «Семья - нация - страна»:

«В семье быт, в любви... бытие»
Мне милее Дмитрий Донской
Цивилизация собственников