Вход / Регистрация
Жизненное кредо:
Человечность и компетентность

Журнал «Социум» №10-11. 1991 год

Будет ли существовать Россия?

Взбунтовался «дух» в нашем национальном «теле». Не укротить его ни словесными ухищрениями о «союзе нерушимом», ни силовыми приёмами без ухищрений. Переосмысление национального вопроса (якобы раз и навсегда решённого) сегодня происходит с той же неизбежностью, что и в иные преобразовательные периоды истории страны, в том числе и во второй половине XIX века.

Правда, реформаторский «крой» выглядит иначе. Этот самый национальный вопрос стоит так: не расширять Империю (названную впоследствии СССР) за счёт земель Востока, Азии, Кавказа и других территорий, а – «отрезать» от неё эти территории. «Разбежаться», чтобы затем объединиться, но на новой основе.

Во что выльется современное национальное переустройство, какой станет обновлённая страна? Или, говоря словами русского философа и публициста Георгия Федотова (1886–1951), уже появлявшегося на страницах «Социума», «Что умерло без остатка? Что замерло в анабиозе? Что относится к исторически изношенным одеждам России (расширительное наименование страны – прим. ред.) и что к самой её душе и телу, без которых Россия не Россия?..»

Стоит обратить внимание на то, что многие суждения и прогнозы из воспроизводимой здесь статьи философа с удивительной точностью реализовались или реализуются, хотя они и сформулированы им во втором десятилетии нашего столетия.

– Вопрос этот, несомненно, покажется нелепым для большинства русских людей... Многие не видят опасности, не верят в неё. Я могу указать симптомы. Самый тревожный – мистически значительный – забвение имени России. Все знают, что прикрывающие её четыре буквы СССР не содержат и намёка на её имя, что эта государственная формация мыслима в любой части света: в Восточной Азии, в Южной Америке. В зарубежье... стирают её имя: не Россия, а «Союз народов Восточной Европы», не Россия, а «Евразия».

О чём говорят эти факты? О том, что Россия становится географическим и этнографическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено любой государственной формой... Россия мыслится национальной пустыней, многообещающей областью для основания государственных утопий (выделено ред.)

...Революция укрепила национальное самосознание всех народов, объявила контрреволюционными лишь национальные чувства господствующей вчера народности. Многие с удивлением узнают сейчас, что великороссов в СССР числится всего 54 процента. И это слабое большинство сейчас же становится меньшинством, когда мы мысленно прилагаем к России оторвавшиеся от неё западные области.

Мы как-то проморгали тот факт, что величайшая империя Европы и Азии строилась национальным меньшинством, которое свою культуру и свою государственную волю налагало на целый этнографический материк.

Мы говорим со справедливой гордостью, что эта гегемония России почти для всех (только не западных её народов) была счастливой судьбой, что она дала им возможность приобщиться к всечеловеческой культуре, какой была культура русская. Но подрастающие дети, усыновлённые нами, не хотят знать вскормившей их школы и тянутся кто куда – к западу и к востоку, к Польше, Турции или к интернациональному геометрическому месту – то есть к духовному небытию.

...Если нужно назвать один факт, один, но основной из многих слагаемых русской революции, то вот он: русский народ... потерял сознание нужности России. Ему уже ничего не жаль: ни Белоруссии, ни Украины, ни Кавказа. Пусть берут, делят, кто хочет... Таков итог векового выветривания национального сознания. Несомненно, что в Московской Руси народ национальным сознанием обладал...

Он ясно ощущал и тело русской земли и её врагов. Её исторические судьбы, слившиеся для него с религиозным призванием, были ясны и понятны. В Петровской империи народ уже не понимает ничего. Самые географические пределы её стали недоступны его воображению.

Эта картина вызывает из памяти слова о том, что история — тяжелая, недобровольная работа, совершаемая против совести

Эта картина вызывает из памяти слова о том, что история – тяжёлая, недобровольная работа, совершаемая против совести

...Крепостное рабство, воздвигшее стену между народом и государством, заменившее для народа национальный долг частным хозяйственным игом, завершило разложение политического сознания. Уже крестьянские бунты в Отечественную войну 1812 г. были грозным предвестником.

Религиозная идея православного царя могла подвигнуть народ на величайшие жертвы, на чудеса пассивного героизма. Но государственный смысл этих жертв был ему недоступен. Падение царской идеи повлекло за собой падение идеи русской. Русский народ распался, распылился на зёрнышки деревенских мирков, из которых чуждая сила, властная и жёсткая, могла строить любое государство, в своём стиле и вкусе.

...К разлагающим силам присоединилось медленное действие одного исторического явления, протекавшего помимо сознания и воли людей... Я имею в виду отлив сил, материальных и духовных, от великорусского центра на окраины Империи. За XIX в. росли и богатели, наполнялись пришлым населением Новороссия, Кавказ, Сибирь... Великороссия хирела, отдавая свою кровь окраинам, которые воображают теперь, что их эксплуатировали.

...Россия не Австрия и не старая Турция, где малая численно народность командовала над чужеродным большинством. И если Россия, с культурным ростом малых народностей, не может быть национальным монолитом, подобным Франции или Германии, то у великорусской народности есть гораздо более мощный этнический базис, чем у австрийских немцев. Это во-первых.

Во-вторых, эта народность не только не уступает культурно другим, подвластным (случай Турции), но представляет собой носительницу великой культуры... В-третьих, национальная политика старой России, тяжкая для западных, культурных (ныне оторвавшихся) её окраин (для Польши, для Финляндии), была, в общем, справедлива, благодетельна на Востоке. Восток легко примирился с властью Белого царя, который не ломал насильственно его старины, не оскорблял его веры и давал ему место в просторном русском доме (выделено ред.).

Из оставшихся в России народов прямая ненависть к великороссам встречается только у наших кровных братьев – малороссов, или украинцев. (И это самый болезненный вопрос новой России.) В-четвёртых, большинство народов, населяющих Россию, как островки в русском море, не могут существовать отдельно от неё; другие, отделившись, неминуемо гибнут, поглощённые соседями. Там, где, как на Кавказе, живут десятки племён, раздираемых взаимной враждой, только справедливая рука суперарбитра может предотвратить кровавый взрыв, в котором неминуемо погибнут все ростки новой национальной жизни (выделено ред.).

Что касается Украины, то для неё роковым представляется соседство Польши, с которой её связывают вековые исторические цепи. Украине объективно придётся выбрать между Польшей и Россией, и отчасти от нас зависит, чтобы выбор был сделан не против старой общей родины. И, наконец, в-пятых, за нас действуют ещё и старые экономические связи, создающие из бывшей Империи, из нынешней СССР, единый хозяйственный механизм. Разрыв его, конечно, возможен, но мучителен для всех участников хозяйственного общения. Силы экономической инерции действуют в пользу России (выделено ред.).

...Я не буду останавливаться здесь на политических условиях, совершенно бесспорных, русского возрождения. Такое непременное условие – создание национальной власти в России. Замечу лишь в скобках, что момент падения коммунистической диктатуры, освобождая национальные силы России, в то же время станет и моментом величайшей опасности, поскольку, несомненно, развяжет подавленные ныне сепаратистские тенденции некоторых народов России... Благополучный исход кризиса зависит от силы новой власти, её политической зрелости... (выделено ред.)

Наше национальное сознание должно быть сложным, в соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российским.

...От русского – к российскому. Россия не Русь, но союз народов, объединившихся вокруг Руси. И народы эти уже не безгласны, но стремятся заглушить друг друга гулом нестройных голосов. Для многих из нас это всё ещё непривычно, мы с этим не можем примириться. Если не примиримся – с многоголосностью, а не с нестройностью, – то и останемся в одной Великороссии, то есть Россия существовать не будет.

Мы должны показать миру (после крушения стольких империй), что задача империи, то есть сверхнационального государства, разрешима. Более того, когда мир, устав от кровавого хаоса мелкоплеменной чересполосицы, встоскует об единстве как предпосылке великой культуры, Россия должна дать образец, форму мирового сотрудничества народов, не под гнетом, а под водительством великой нации (выделено ред.). Задача политиков – найти гибкие, но твёрдые формы этой связи, обеспечивающей каждой народности свободу развития в меру сил и зрелости... Россия – не нация, но целый мир. Не разрешив своего призвания, сверхнационального, материкового, она погибнет – как Россия...

...На вопрос, поставленный в заглавии настоящей статьи: «Будет ли существовать Россия», я не могу ответить простым успокоительным «будет»! Я отвечаю: «Это зависит от нас»...

Г. П. Федотов, Лицо России. Сборник статей (1918—1931), Paris, 1967 г.

Ещё в главе «Семья - нация - страна»:

Если бы преемником Александра II стал его первенец... (или нечто об августейшем воспитании и образовании)
Переоценка ценностей
Будет ли существовать Россия?
Музей творчества крепостных в Останкино
Талант как некая окликнутость Богом
ЦИТАТЫ