Журнал «Социум» №4. 1991 год

«Архитектура» Европы: что есть и что будет?

Этнографу и политологу Галине СТАРОВОЙТОВОЙ сравнительно недавно довелось участвовать в работе Евросовета – межгосударственного института, теснейшим образом связанного с Европарламентом. Всё увиденное и услышанное ею преобразовалось в примечательные мысли и прогнозы, которыми учёный делится с читателями.

Европарламент и Евросовет

Европейский парламент и Европейский совет располагаются в центре Западной Европы, в очень уютном городе Страсбурге – столице Эльзаса. Он поочередно принадлежал то Франции, то Германии, и это отразилось на судьбах и культуре его жителей. Например, председатель страсбургского отделения общества дружбы Франция – СССР г-н Жан-Марк Розенстиль поведал мне, что его дед родился французом, однако затем служил в немецкой армии и умер уже немцем. Отец родился немцем, служил, напротив, офицером во французской армии, но сам считает себя эльзасцем.

И вот этот очень смешанный этнический тип, вбирающий в себя черты культуры двух самых крупных западноевропейских держав, создаёт исключительно благоприятную обстановку для деятельности Европарламента, который, как известно, избирается прямыми всеобщими выборами стран-участников сроком на 5 лет, и Евросовета, где представлены как депутаты, так и министры 23 европейских стран.

С 1992 года в объединённой Европе Европарламент будет играть гораздо большую, чем до сих пор, роль. Сегодня же это скорее консультативный совещательный политический орган ЕЭС. Хотя в последние годы Европарламент предпринимал и некоторые общегуманитарные, гуманистические акции. Например, признал факт геноцида армян в 1915 году.

Интересно, что и председатель Европарламента, и Генеральный секретарь Европейского совета – женщины. У меня состоялась беседа с лидером Евросовета Катрин Лалюмьер о возможности представительства России или о включении представителя России в число тех наблюдателей, которые присутствуют в Европейском совете.

Мадам Лалюмьер очаровательно улыбнулась и сказала, что она и её коллеги будут счастливы видеть любого российского парламентария. Они всегда готовы принять его на личном уровне, но в традициях Европейского совета давать официальный статус только представителям высшей государственной власти, каковым на сегодня они могут считать только исполнительные и законодательные органы Союза ССР.

Таким образом, Запад пока не готов ещё воспринимать Советский Союз в виде совокупности государств, то есть тем, что он есть уже на самом деле. Западное сознание сильно отстаёт от наших процессов, да и удобнее ему иметь одного партнёра, а не 15 или 53, если считать не только по союзным республикам, но и по автономным образованиям.

Европа до Владивостока и Камчатки?

Я участвовала в одном из заседаний Евросовета, посвящённом, образно говоря, архитектуре будущей демократической объединённой Европы. Заседание проходило в прекрасном зале с изумительной акустикой. Скамьи для парламентариев расположены в нём возвышающимся полукругом, как в амфитеатре, что предполагает демократический способ размещения представителей разных стран. Снизу, из центра зала, как бы растёт большой ветвистый деревянный стебель. Такие нервюры свода красиво выглядят и очень символичны.

В своём выступлении я подчеркнула необходимость чёткого определения понятия Европы. Что мы имеем в виду, когда говорим о Европе, об объединённой Европе? Чему отдавать приоритет: географии, типу культуры или уровню развития? Я знаю, как ревниво в парламенте многих стран обсуждается проблема вступления в общий европейский дом.

С одной стороны, ведётся уже детальное обсуждение способов унификации разных сфер жизни, приведения их к единым европейским нормам. Многих волнует проблема сохранения этнической идентичности народов, их самобытности. Кто-то испытывает боязнь стать членами европейского сообщества второго сорта. Нередко возникают вопросы и о том, кто же имеет право принимать решение о включении или невключении в европейское сообщество? И вообще, можно ли принять или не принять в Европу?

Я считаю, что вряд ли правомерно избирательно причислять те или иные регионы, те или иные страны к европейскому континенту. Европа раскинулась от Северного моря и до Средиземного, и, как полагали до последнего времени, от Бреста атлантического до Брест-Литовска. Позднее границу Европы отодвинули до Урала и Закавказья, но на самом деле она уходит сегодня гораздо дальше на Восток и, возможно, тянется до Владивостока и Камчатки. Ведь плоть и дух России, её менталитет не может быть разделён Уральским хребтом.

Известно, что Россия – одна из двух стран в мире (наряду с Турцией), которая одновременно расположена в двух частях света: в Европе и в Азии. В менталитете народов и правителей этих стран последовательно боролись восточная и западная ориентации. Сегодня Россия обратилась к западным традициям и встала на тот путь, за который ратовал ещё Петр I. Эту тенденцию отстаивали Пётр Чаадаев и Александр Герцен.

В наше же время западную ориентацию уместнее всего, пожалуй, отождествлять с деятельностью Андрея Сахарова. Конечно, у нас всегда была и другая традиция – почвенническая (олицетворяемая сегодня А. И. Солженицыным), которая акцентировала внимание на самобытном, особом пути России. У Европы есть выбор: обратиться ли лицом на юг или на восток. Сейчас она с надеждой смотрит на восток, полагая, что идеалы демократии будут продвигаться именно туда.

Насколько едина Европа?

Известно, что история Европы несёт в себе не только великие завоевания демократии, но и ответственность за возникновение двух социализмов: национал-социализма и социализма большевистского толка. Это наше общее наследие – тут уж ничего не поделаешь. Сегодня расстановка сил в Европе, как и вообще в мире, быстро меняется, смещаются акценты. Традиционное противостояние восток – запад, социализм – капитализм.

Варшавский договор и НАТО уже в ближайшем будущем, вероятно, окончательно канет в Лету. Практически во всей Европе, а также в Северной Америке доминирует идея конвергенции на базе общечеловеческих ценностей, которые, в сущности, основаны на христианских традициях.

Я не хочу сказать, что христианские традиции лучше буддистских, или исламских, или иудаистских. Они просто другие, и мы не всегда можем это ощутить, находясь внутри одного духовного пространства. Но хотелось бы обратить внимание, что принципы культурного релятивизма распространяются и на идею общечеловеческих ценностей.

Иными словами, я допускаю, что общечеловеческие ценности – это миф; на самом деле их не существует. В Европе сегодня этнокультурная и этноконфессиональная граница между христианскими ценностями и ценностями других конфессиональных культур проходит по Средиземному морю.

Поэтому я не исключаю возникновения оппозиции северо-христианскому миру со стороны, условно говоря, мира юго-восточного. И первая весточка, первый сигнал такого противостояния – события в Персидском заливе. Это только начальный вызов будущему мира. Данное противостояние связано не только с другой религиозной и культурной традицией, но также с демографическими, социально-экономическими, политическими проблемами и, возможно, станет основным содержанием XXI века.

В настоящее время Европа подвергает ревизии итоги второй мировой войны. Это проявляется в изменении структуры государств, прежде всего объединении двух Германий и провозглашении независимости тремя Прибалтийскими республиками.

В этой связи необходимо пересмотреть наше отношение к Хельсинкскому процессу. Безусловно, он сыграл очень благотворную и благородную роль в последние 15 лет, потому что положил конец «холодной войне». Но заключительный акт Хельсинкского совещания сегодня уже не отражает объективных реалий, сложившихся в Европе, потому что апеллирует к незыблемости послевоенных границ, сохранению статуса-кво.

Национальное возрождение в странах Восточной Европы непременно ведёт к выдвижению требований о создании новых государственных образований. И хотя это нас пугает нарушением стабильности на Европейском континенте, мы не можем, не имеем права силой остановить этот процесс. Это противоречит не только канонам справедливости, но и принципу коллективной безопасности. Такие старые и сильные государства, как, скажем, Россия, Великобритания, Франция, Украина, должны «благословить» новую государственность народов, выходящих на историческую арену.

Мы нередко упрекаем государство – этого Левиафана – за его склонность узурпировать права личности, однако только национальное государство может эффективно защищать этническую культуру и, в конечном счёте, обеспечивать продолжительное историческое существование нации.

Разумеется, этот процесс самоопределения не может идти хаотически. Он должен протекать в конституционных, легитимных рамках. В противном случае усиливается угроза новым демократиям со стороны национализма. Реализация права на самоопределение должна базироваться на трёх основах. Первое – историческая принадлежность территории тому или иному народу. Второе – наличие этнического большинства, проживающего на этой территории. Третье – волеизъявление населения, выраженное посредством референдума или решением органа представительной демократии.

Возможно, при Европейском совете и Европейском парламенте имело бы смысл создать специальный международный комитет, который бы регулировал решение возникающих в сфере национального самоопределения вопросов и не позволял бы национальной стихии нарушать конституционные процессы в Восточной Европе. Вместе с тем следует иметь в виду, что национальное возрождение в странах Восточной Европы есть одна из форм борьбы с наследием тоталитаризма. Через национальные движения возрождаются или создаются гражданские общества.

Поэтому сегодня в этих странах особенно остро воспринимаются проблемы прав народов, прав национальных меньшинств и прав личности. При этом возможна такая ситуация, когда мы, жители стран Восточной Европы, будем тревожить цивилизованный покой Запада. Ведь для нас сегодня актуальна задача возвращения морали в политику, в частности, в политику национальную. Не исключено, что правозащитные процессы, как и процессы становления и защиты демократии, переместятся с Запада на Восток нашего континента. Хотя мы, жители Восточной Европы, помним и всегда будем помнить, что ориентирами в этой борьбе, в этом движении для нас служат те идеалы, которые были выработаны в демократиях Западной Европы.

И последнее... Порой кажется, что всё происходящее в разных частях Старого Света окрашено в парадоксальные противоречивые тона. На Западе усиливаются интеграционные тенденции, а на Востоке продолжается фрагментация, демонстрируется парад суверенитетов. На самом деле идёт движение с разных полюсов, но в рамках одной и той же шкалы. В Западной Европе – это движение от стадии суверенных государств, которые добровольно делегируют часть своего суверенитета общеевропейским структурам, к более цельной интегрированной общности. В Восточной Европе – в ЧСФР, Югославии, СССР – мы имеем дело с отказом от унитарных государств, которые превращаются в федерации или конфедерации с меньшей степенью интегрированности. И в итоге мы, наверное, сойдёмся на середине этой шкалы.

Процесс по результатам своим будет примерно одинаков, хотя сейчас и кажется, что векторы эти, направленные навстречу друг другу, противоположны. Хотелось бы надеяться, что в XXI веке границы между суверенными государствами в пределах СССР и в остальной Европе станут вполне условными и не будут препятствовать экономическим, культурным, человеческим связям, пронизывающим объединенную Европу.

Из журнала «Европа – Америка»

Журнал «Социум» 1991 год №4

Ещё в главе «Гражданин - государство - мир»:

Анатомия власти
Жалобы обывателя
«Архитектура» Европы: что есть и что будет?